– Ну да, – начальник лагеря жестом пригласил к столу. – А чего? Прогуляемся, порыбачим. После родительского дня, естественно. Вы ведь к нам худруком на все лето, так?

Иван подавился сметаной, которую уже начал черпать чайной ложечкой из граненого, с морозною жилкой стакана:

– Ну, вообще-то…

– Знаю, знаю, – товарищ Артемьев замахал руками. – Хотите сказать, что договаривались только до конца второй смены. Ну, товарищ дорогой, ну войдите в положение, у нас ведь столько праздников задумано, игр… Я понимаю, что вам обещал лично товарищ Рябчиков, но поймите и меня… А у нас тут воздух такой замечательный, не то что в городе. Опять же питание, природа, речка. Ну что вам стоит до конца августа, а? Всего-то полтора месяца.

– Гм…

– Скажете – отпуск? Ну и что? Чем здесь, у нас, не отпуск? А потом мы вас отвезем, вы не переживайте. Да вы только в окно гляньте! – начальник лагеря вздохнул и безнадежно махнул рукою.

– Да, природа тут замечательная, – осторожно кивнул Иван.

– Вот и я говорю! – оживился товарищ Артемьев. – Ну как, согласитесь, а? Вы не думайте, все в стаж пойдет… Студенты студентами, а с детьми тоже нужно кому-то заниматься.

– Так вон у вас, Вилен Александрович на то есть и вожатые.

– Вожатые у меня в основном девчонки с педтехникума, – смешно дуя на ложку с супом, посетовал Геннадий Викторович. – Энтузиазма много, опыта нет. Про Вилена и говорить нечего – не на те руки мастер, – начальник неожиданно скривился, так что непонятно было, то ли это ему Вилен не нравился, то ли суп оказался уж слишком горячим. – В прошлом месяце родительский день… а, не стоит и вспоминать. Что тут скажешь? Худрука не дали, зато меня потом так на партактиве склоняли, уши в трубку сворачивались. Договаривайтесь, говорят, с райкомом комсомола. Вот и звоню уже вторую неделю. Вас вот наконец-то вызвонил… так и тут только на одну смену. А в августе я что заведу? Может, все-таки согласитесь, а? Ну, что вам стоит? Вы вот как думаете, Евдокия?

– Не знаю, – Евдокся смутилась, бросив быстрый взгляд на Ивана.

– Эх, Иван Петрович, – начальник лагеря перехватил взгляд. – Жена у вас какая красавица, а держите вы ее… прямо скажем, патриархат! Не по-нашему это, не по-советски.

Раничев улыбнулся, уже что-то прокручивая в уме и лихорадочно соображая:

– Для нас, для мужчин, лучше уж патриархат, чем матриархат.

– Ну, вы скажете, – товарищ Артемьев шутливо погрозил пальцем. – А вообще, конечно, что-то в этом есть, да простит меня любезнейшая Евдокия… Ничего, что без отчества?

– Ничего, – кивнул Иван, ему уже стал чем-то нравиться этот простоватый парень – начальник. Больно уж улыбка у того была замечательная – искренняя такая, открытая. В конце концов – сорок девятый год, это вам не хухры-мухры: доносы, репрессии, госбезопасность и прочие прелести в одном флаконе. Без документов долго не протянешь, а заклинание – Раничев уже пробовал по пути – пока не действовало. Ладно, с этим после… Главное сейчас – закрепиться, и есть шанс, и не шуточный. Упускать такой не стоило.

– Вас послушать – так тут просто рай земной, – улыбнулся Иван. – Вообще-то, мы с Евдокией в Гагры собирались.

– Да какие Гагры? – положив ложку, Артемьев всплеснул руками. – Чем вам тут не курорт? Судите сами – питание бесплатное, воздух чистый, рыбалка, да и весело, что говорить. К тому же – и деньги сэкономите, если уж на то пошло.

Раничев наконец решился.

– Все бы хорошо, Геннадий Викторович, – осторожно произнес он. – Да ведь, вы, наверное, уже знаете, неприятность с нами произошла… документы украли… теперь пока восстановим…

– Ну вот, – лицо начальника лагеря озарилось вдруг лукавой улыбкой. – А вы говорите – Гагры… Куда ж вам без документов?

– Да будем, как и раньше, в деревне…

– Зачем – в деревне? Я ж вам говорю – давайте ко мне.

– Без документов?

Начальник махнул рукой:

– Вы только согласитесь, а уж я придумаю что-нибудь. Тем более – вас сам товарищ Рябчиков знает. В конце концов, оформлю вас на документы тестя, а жену вашу – как тещу.

– Смелый вы человек, Геннадий Викторович!

– А, пустое… Я ж на Четвертом Украинском, командиром саперного батальона… Чего мне теперь-то бояться? Вы сами-то воевали?

Раничев хмуро кивнул – еще бы. Только этим, можно сказать, и занимался в последнее время.

– Вот! Я почему-то так и подумал, что вы тоже фронтовик, глаз наметан. Где служили?

– Полковая разведка… Больше ничего не скажу.

– А, понятно, понятно, не маленький, – товарищ Артемьев потер руки и поставил вопрос ребром: – Ну, соглашаетесь?

– А куда от вас денешься?

– Ну, вот и славно! – от избытка чувств начальник лагеря едва не поперхнулся компотом. – Жить будете недалеко, во флигеле, мы его меж собой называем по-английски – «коттэдж». Там все наши, кроме вожатых, естественно, – те в бараках, вместе с отрядами. Вечером у нас машина в город пойдет, съездите, переоденетесь да личные вещи захватите. Ну, идемте, покажу ваши владения.

Громко поблагодарив поваров, товарищ Артемьев галантно пропустил в двери Евдоксю, обернулся:

– Красивая у вас жена, Иван Петрович! Кстати, у нас через три дня аванс… Как раз и получите.

Лагерь назывался «Юный химик» и принадлежал Угрюмовскому лесхимзаводу, называемому его работниками просто – «хим-дым». Небольшой – пять пионерских отрядов, десять вожатых, обслуга – медсестра Глафира, сестра-хозяйка, повара, сторож, бухгалтер – и начальник с замом, старшим воспитателем Виленом Александровичем Ипполитовым. Теперь вот к ним прибавились еще двое «худруков», призванных поднять на невиданную высоту лагерную самодеятельность.

Флигель – или «коттэдж» – располагался сразу за территорией лагеря, у забора, невдалеке от главных ворот с пионерским постом в беседке. Второй этаж – мезонин – занимали две комнаты – в одной жил Вилен, в другой теперь – Иван с Евдокией. Внизу проживали все остальные, кроме начальника – тот и ночевал в кабинете. Комната «худруков» – два метра на три, из мебели две койки и тумбочка – прямо скажем, не радовала. Впрочем, не до жиру.

– Ну вот, – Раничев опустился на застеленную серо-голубым казенным одеялом койку. – Пока поживем здесь.

– Здесь? – похоже, боярышня была шокирована непритязательностью уюта. Впрочем, она тут же улыбнулась, – Думаю, ты вскоре наймешься к какому-нибудь местному князю, и он подарит тебе несколько деревень. Да, так и будет, всенепременно. А пока, что ж, поживем и тут. Какая странная у вас одежда… Рубаха почти что прозрачная, сарафан короткий – как будто и нет его.

– Это не сарафан – юбка, – Иван притянул к себе девушку и поцеловал, быстро расстегивая блузку. Обнажив грудь, погладил рукою.

– Какой яркий светильник, – прикрыв глаза, прошептала Евдокся. – Лучше б его совсем притушить…

Иван быстро выключил свет. Скрипнула койка…

Начальник не обманул и в самом деле оформил все, как надо, и выплатил аванс через три дня. Раничев съездил в город, купив на толкучке вполне приличный костюм – только прожженный на локте и лацканах, в лавке кооперации же приобрел черные полуботинки ленинградской фабрики «Скороход», на Евдоксю же подходящей обуви не было, да Иван и не стал показываться на центральных улицах – вдруг милиция? А документов-то – нет! К музею подошел – тот, к сожалению, был закрыт. Решив побаловать боярышню после получки, вернулся в лагерь той же машиной, вбежал по крутой лестнице в комнату… Евдокси не было. А ведь договаривались, что она никуда не пойдет одна. Однако, нет девушки… И где ж она может быть? Пошла на реку искупаться?

Выбежав из флигеля, Иван бросился было к реке… И встретил по пути начальника в окружении смеющихся ребят.

– А вот и Иван Петрович вернулся, – улыбнулся тот. – А я супружницу вашу приспособил с девчонками песни учить. Ух, как она поет, – прямо сокровище! А вы даже и словом про то не обмолвились. Как в городе? Цела ваша квартира?