– Не хватает, – отрезала Женька. – Жить надо так… – В этом месте она споткнулась и выругалась: – Черт… – А я хихикнула. – Ладно, поехали пельмени есть, – вздохнула подружка.
С пельменями было покончено быстро. Женька вспомнила про письма и пошла за своей сумкой, а я стала мыть посуду.
– Ну что, почитаем, что люди пишут, – сказала она, вернувшись и устраиваясь за столом. Женька надорвала первый конверт и начала читать: – Уважаемая Анна…
Я писала романы под псевдонимом Анна Асадова, псевдоним мне придумала Женька, она же намеревалась написать историю моей жизни, присовокупив к ней свои воспоминания. Надеюсь, это случится после моей кончины, когда мне, по большому счету, будет все равно, что обо мне граждане думают. При Женькиной фантазии сделать из моей жизни романтический триллер с элементами порнографии – раз плюнуть.
– Когда я впервые увидел вас… так… – Женька взяла в руки конверт и удовлетворенно кивнула. – Ясно. Из мест лишения свободы беспокоят. Где это он тебя видел? Слушай, а у них там телики есть?
– Откуда мне знать?
– Может, и правда видел. Тебя на той неделе опять по телику показывали.
– Читай дальше.
Женька продолжила чтение, давясь от смеха, вскоре мы уже хохотали в голос.
– Да… талант у парня.
– Уверена, это коллективный труд, – усмехнулась я.
– Ага. Небось всем бараком писали. Ох уж эти мужики… Так, меняем тему. Вот, пенсионерка пишет, приятно глазу: коротко и не по делу. Книги ей твои нравятся, а вот ремонт в подъезде так и не сделали, хотя третий год обещают. Школьницы пишут, ну, эти молодцы, если не считать грамматических ошибок… Приглашение на встречу ветеранов… Еще приглашение, какой-то Липатов зовет тебя на презентацию своей книги. Знаешь Липатова?
– Нет.
– Значит, не пойдем.
Я домыла посуду, поставила на плиту чайник, и тут Женька сказала:
– Анфиса, посмотри-ка… – и протянула мне письмо.
Небрежно вырванный из тетрадки листок в клеточку, на нем крупным почерком было написано: «Уважаемая Анна. Вы пишете детективы, а моя жизнь в последнее время превратилась в детектив. Меня преследуют. Я боюсь… нет, я уверена, что меня хотят убить. Это все из-за родового проклятья, из-за страшной тайны, в которую я невольно посвящена. Я не могу никому доверять, близкие люди стали врагами, я одна и совсем беспомощна. С уважением, ваша давняя читательница и почитательница Кошкина Мария Степановна».
Вот тогда я и заявила, что это полный бред, а Женька по обыкновению начала спорить:
– А если тетка не чокнутая, и в самом деле…
– Что в самом деле? – передразнила я. – Ее жизнь превратилась в детектив? Близкие люди стали врагами? Еще страшная тайна и родовое проклятье. Можно смело ставить диагноз.
– И фамилия какая-то дурацкая, – кивнула Женька. – Кошкина…
– Фамилия обыкновенная, а вот письмо… Ладно, бог с ней, с Кошкиной, и ее фантазиями. Читаем дальше.
Женька надорвала следующий конверт, но читала уже без задора. Чувствовалось, что неведомая Кошкина не шла у нее из головы.
– Все, – вздохнула она, откладывая последнее письмо. – Больше ничего интересного.
– Пойду Ромке позвоню, – сказала я и отправилась в прихожую, где у нас стоит телефон. Поболтав с мужем, я вернулась в кухню и застала Женьку с конвертом в руке.
– Анфиса, а Кошкина эта из нашего города. Вот здесь и адрес есть. Холмогорская, пять, квартира тринадцать.
– И что? – нахмурилась я.
– Холмогорская – это где-то в Западном районе?
– Возможно.
– На машине полчаса, – не унималась подруга.
– Не болтай ерунды, – разозлилась я. – Приедем мы к этой Кошкиной, и что? Она нам расскажет идиотскую историю, которую, кстати, придется выслушать до конца, неудобно убегать, раз сами приперлись.
– А вдруг она вовсе не чокнутая? – нахмурилась Женька.
Признаться, ее упрямство меня удивило. Не первый год работая журналисткой, она постоянно получала письма и с ходу бралась определить, псих их писал или «так себе». И вдруг… Это меня насторожило. Я устроилась напротив нее, помолчала и спросила:
– Номера телефона Кошкиной там случайно нет?
– Нет.
– Жаль. Могли бы позвонить, чтобы убедиться, что эта Кошкина… Неужто ты в самом деле думаешь… Я уверена, это глупый розыгрыш, – тряхнув головой, решительно заявила я. – И никакой Кошкиной в помине нет.
– Так давай проверим, чего проще? – подняла на меня взгляд Женька.
– Хорошо, проверим, – не стала я спорить. – И если окажется, что я права, будем выглядеть распоследними дурами.
– Всегда можно сказать, что ошиблись адресом.
Через двадцать минут мы спустились к моей машине, которая стояла под окнами, а еще через полчаса кружили по Западному району в поисках улицы Холмогорской. Никто из прохожих, к которым мы обращались за помощью, о ней толком ничего не знал, вроде бы улица где-то рядом, но вот где? Это еще больше убедило меня в том, что нас разыгрывают, нет никакой Кошкиной, да и улицы Холмогорской тоже нет. Только я собралась заявить об этом Женьке, как она, ткнув пальцем куда-то влево, завопила:
– Вот она!
И в самом деле, слева начиналась улица, на ближайшем доме была табличка «Холмогорская, 1».
– Третий по счету дом должен быть наш, – удовлетворенно кивнула Женька.
Я торопливо свернула. Третий по счету дом был под номером 5а, в глубине двора высилась сталинка с внушительного вида аркой.
– Это там, – заволновалась Женька. Ее волнение внезапно передалось мне.
Мы въехали в чистенький дворик с детской площадкой, скамейками и котами, которые с важным видом наблюдали за нашим приближением.
– Тринадцатая квартира в первом подъезде, – кашлянув, заметила Женька. Я согласно кивнула. Приткнув машину возле палисадника с цветущей космеей, мы вошли в подъезд.
Несмотря на отсутствие кодовых замков и домофона, в подъезде было чисто, на окне стояли цветы, у каждой квартиры лежал половичок. Лифта не было. Мы поднялись на четвертый этаж и замерли перед тринадцатой квартирой. Дверь была выкрашена коричневой краской, рядом на стене три звонка, снабженные табличками с фамилиями.
– Коммуналка, – прокомментировала Женька и нажала кнопку напротив фамилии Кошкина.
Пару минут мы выжидали, потом Женька надавила на кнопку еще раз – с тем же успехом.
– Ее нет дома, – пожала я плечами, почувствовав облегчение. Несмотря на слова подружки, наш визит сюда представлялся мне довольно глупым и уж точно бесполезным. Сердито взглянув на меня, Женька позвонила еще раз, теперь уже соседям. Я отвернулась, не желая сие комментировать.
Наконец дверь открылась, и я увидела тетку неопределенного возраста, с синеватым лицом, выдающимся носом и глазами навыкате; она удрученно взглянула на нас, и стало ясно: мы оторвали ее от важного дела, о чем сейчас лично я горько сожалела.
– Здравствуйте, – кивнула Женька, и я тоже, успев сообразить, что проку от разговора с теткой не будет.
Тетка попыталась произнести нечто членораздельное, поняла, что ничего из этого не выйдет, и с грустью вздохнула, уставившись себе под ноги.
– Соседка ваша дома? – упрямо напирала Женька. Тетка вновь взглянула на нас и покачала головой. – А где она?
Тетка махнула рукой – это могло означать что угодно, от «не знаю» до «катитесь отсюда», – и пошла прочь, забыв закрыть дверь. Женька заглянула в прихожую, намереваясь последовать за ней, и тут в поле нашего зрения возникла девица лет семнадцати, прошипела «зараза» и отвесила тетке пинок, на который та никак не отреагировала, после чего девушка хмуро покосилась в нашу сторону.
– Вам кого?
– Кошкину, – хором ответили мы.
– Нет ее, – сообщила девица, намереваясь закрыть дверь.
– А где она?
– Откуда мне знать?
– Она работает? – не унималась Женька.
– Не-а, она на инвалидности.
– Значит, ушла куда-то?
– Наверное.
Девица томилась, я ожидала, что она, не выдержав, захлопнет дверь перед моим носом, но Женька шагнула вперед, оказалась в прихожей, и девица поняла, что безнадежно опоздала.
