Она остановилась и подняла глаза на огромный дом, который угрожающе возвышался над ними.

— Лорд Генри может запретить мне войти? — спросила она с предательской дрожью в голосе.

Такую вероятность он даже не рассматривал, поэтому мягко подтолкнул ее к двери.

— Нет. Только лорд Родгар вправе поступить так, но я не верю, что он будет таким несправедливым. — Но его называют Черным Маркизом.

— Это из-за того положения, которое он занимает у трона как тайный советник его величества, а не из-за характера.

Она снова остановилась.

— Недавно он убил человека на дуэли.

— С его стороны вам ничто не угрожает. И кроме того, я же ваш Галахад, помните? Защита от всех сил тьмы?

Она посмотрела на него, оценивая искренность его слов. Затем вздохнула, повернулась и решительно зашагала к двери. Он сказал эти слова не всерьез, но она восприняла их как клятву. Фитц подошел вместе с ней к двери и констатировал очевидное:

— Самый легкий способ отделаться от лорда Генри — это выбрать подходящего мужчину и быстро выйти замуж. — Когда она метнула на него подозрительный взгляд, он вскинул руку и добавил: — Не меня. Я самый неподходящий.

Это вызвало у нее слабую улыбку.

— Верно. Но я не стану спешить, особенно после этого злоключения. — Она положила руку на щеколду, но снова помедлила. — Я не знаю, увлекаете ли вы меня в ад или в рай, мистер Фитцроджер, но я благодарю вас за благие намерения.

— Дорога в ад, говорят, выстлана благими намерениями. Но давайте же приблизимся к раю, коим в данный момент является тепло кухни.

Фитц положил ладонь поверх ее руки и открыл дверь, затем слегка подтолкнул ее через порог.

Они находились в простом коридоре, вдоль стен которого выстроились шкафы с продуктами и кухонной утварью, а воздух наполнял острый аромат чеснока и трав, свисающих с потолка. Звуки и запахи говорили о том, что идет приготовление к завтраку.

Плачущая Мейзи прислонилась, съежившись, к стене, а какая-то служанка успокаивала ее. Она подняла глаза, вытирая слезы:

— Ой, мисс Дамарис! Он зол как черт. Он влепил мне затрещину и выгнал без единого пенни!

Дамарис подбежала к ней и обняла:

— Мейзи, он не может уволить тебя. Ты моя служанка. Другая горничная потихоньку вернулась к своим обязанностям, а Дамарис бросила гневный взгляд на Фитца:

— Если бы вы не отослали ее из кареты, она бы не попалась лорду Генри под горячую руку.

— Вы правы. Он бьет вас?

— Нет.

— Но... — подала голос горничная.

— Только один раз. И я сама была виновата.

— В тот раз он ударил вас по лицу, мисс.

Ей явно было неловко, что это открылось, а он ужасно разозлился.

— Тише, Мейзи, — сказала она. — Нам нужно вернуться в мою комнату.

— Значит, мы не уезжаем, мисс? Но теперь лорд Генри знает, что вы пытались убежать, и вам не поздоровится.

— Нет. Он сказал, что снимает с себя ответственность. Дамарис повернулась к Фитцу, и он увидел, что ей пришлось перебороть себя, прежде чем попросить о помощи.

— Что я должна делать?

— Есть у меня одно решение, но нам нужно это обговорить. Я пойду с вами в вашу комнату. В присутствии горничной это не нанесет вреда вашей репутации. — Когда она заколебалась, он добавил: — Я не пытаюсь скомпрометировать вас, но здесь не место для обсуждения щекотливой темы.

Словно в подтверждение его слов, слуга поспешил из кухни по коридору, неся большое, накрытое крышкой блюдо. Она проследила за ним растерянным взглядом, затем вновь обратила его на Фитца.

— Что ж, хорошо.

Горничная хотела было возразить, но, шмыгнув носом, повела их к лестнице черного хода. Дамарис двинулась следом. Они поднялись по незатейливой лестнице и прошли в дверь, которая была обита зеленым сукном с одной стороны и полированным дубом с другой, оказавшись на господской половине. По роскошному коридору с множеством дверей Фитц проследовал за Дамарис и ее горничной в спальню.

Дамарис повернулась к нему, стягивая перчатки:— Ваше решение, сэр? — Она тщетно пыталась скрыть отчаяние.

Фитц прошел к огню, чтобы погреть руки.

— Что, если вы попросите лорда Родгара заменить лорда Генри в качестве вашего опекуна?

Она изумленно посмотрела на него:

— А разве это возможно? Я для него ничего не значу. Ненужное бремя. — Она прихлопнула ладонью рот. — Я трещу как сорока.

Он не смог сдержать улыбки.

— Подозреваю, что стать вашим опекуном будет для Родгара не большим бременем, чем лишняя пуговица на его сюртуке. Однако вполне логично, что он, как глава семейства Маллоренов, должен принять на себя обязанности своего дяди.

— Но не будет ли это выглядеть как оскорбление лорда Генри? Да он уже и сам отказался от этих обязанностей.

— Нет, не отказался. Отступившись, он не имел бы власти держать вас в бедности. Он получает изрядную сумму за работу?

Она тут же уловила, к чему он клонит.

— Которую не захочет потерять? Пять тысяч гиней в год сверх любых наличных расходов, таких как домашние учителя, одежда и путешествия. Довольно солидная сумма, но не для него. — Она остановилась. — Почему вы так улыбаетесь?

— Многие женщины сочли бы денежные вопросы — даже если это их деньги — либо выше своего понимания, либо ниже собственного достоинства.

— Лорд Генри считал мой интерес неестественным.

— Забудьте про лорда Генри.

— Я бы с радостью, но он мой опекун.

— Пока вы сами не измените это. — Он подошел к ее переносному секретеру и открыл крышку. — Попросите о встрече с Родгаром и изложите свою просьбу.

Она взглянула на тикающие часы на каминной полке:

— Еще нет девяти.

— Говорят, что Черный Маркиз никогда не спит. — Он намеренно добавил командных ноток в свой голос. — Пошлите записку. Она села и взяла лист бумаги. Он снял крышку с ее чернильницы и заточил перо. Когда Фитц подавал ей его, девушка все еще колебалась, но потом взяла себя в руки, окунула перо в чернила и написала короткую записку беглым, но очень твердым почерком.

Еще неделю, назад Дамарис Миддлтон была для Фитца не более чем именем — богатая наследница, на которой Эш собирался жениться. По приезде в Родгар-Эбби он обнаружил, что у его друга большая проблема — его сердце уже отдано другой. Хотя лично он придерживался мнения, что Эшу следует жениться на деньгах мисс Миддлтон, он сделал все возможное, чтобы отвлечь Дамарис от ее охоты. И очень скоро стал делать это не только ради Эша, но и ради нее самой. Она заслуживала лучшего, чем брак с мужчиной, который любит другую.

Она посыпала песком чернила, затем сложила бумагу, идеально выровняв края. Аккуратная и расторопная, но сумасбродная и своевольная. Очаровательная девушка.

Он обуздал опасные мысли и дернул за шнурок колокольчика. Дамарис Миддлтон не для него. Он десять лет служил в армии, достигнув звания майора. Но Дамарис Миддлтон не заинтересовалась бы простым майором, даже если бы его имя было покрыто славой, а репутация не запятнана.

Четыре года назад он совершил ошибку, спасши жизнь дяде короля, герцогу Камберлендскому. В качестве вознаграждения его освободили от полковых обязанностей и сделали тайным телохранителем. Он должен был появляться как праздный придворный при различных дворах и посольствах. В результате многие решили, что он уклоняется от службы на фронте.

Это никак не способствовало восстановлению его репутации, которой был нанесен непоправимый ущерб из-за его связи с Ориндой. Когда четыре месяца назад он продал свой патент и вернулся в Англию впервые за много лет, то надеялся, что старый скандал канул в Лету. Однако никто не забыл ту историю. Ничего удивительного, если его брат Хью возмущался этим во всеуслышание всякий раз, когда был пьян, а навеселе он был почти всегда.

Он понаблюдал, как Дамарис накапала на сложенную бумагу сургуча и прижала к нему свою печатку. Даже если она проявит к нему интерес, он никогда не позволит ему во что-то вылиться. В высшем свете его терпят только ради Эша.