Эд ещё раз окинул взглядом участок, на котором стоял. Ага, вон там виднеется северная башня, значит, этот проулок выведет к рыночной площади, а там…
Ты стал рабом своей мечты, святой поправ обет.
И перед кланом должен ты теперь держать ответ.
Эд обернулся.
Одна из женщин роолло пела. Она пела и в тот миг, когда он мельком посмотрел на них и тут же забыл; в руках у неё была лютня, и она играла, кажется, сама для себя и для двух женщин, которые сидели рядом с ней. Людей возле их палатки не было, разве что случайные зеваки проходили мимо, не останавливаясь возле бродяжек, которых продолжали чураться даже в те дни, когда сам бог солнца спускался к людям и пил и веселился со всеми и с каждым их них, как с равным. Но людям и без того сегодня хватало развлечений, а может, песни роолло им уже успели надоесть. И теперь она пела просто для себя.
Эд подошёл к навесу. Его тень упала на поющую женщину.
– Спой сначала, – сказал Эд.
Женщина смолкла и подняла голову. Две другие роолло тоже смотрели на Эда, но он не повернул к ним головы. Та, что пела, была моложе остальных, у неё были продолговатые глаза, приподнятые к вискам, странно большие на сухоньком треугольном личике с серовато-коричневой кожей. Туго заплетённые волосы блестели в закатных лучах, и блестели глаза, и губы блестели, и неожиданно тусклыми на их фоне казались медные браслеты на её узких кослявых запястьях.
– Сначала? – переспросила женщина; у неё был низкий бархатистый голос с едва заметным акцентом, куда менее сильным, чем у большинства людей её племени. – Эту песню?
– Да, эту.
– Хочешь услышать песню – плати, – сварливо сказала её товарка. Другая, помоложе, улыбалась Эду, искоса глядя на него из-под загнутых ресниц. Эд посмотрел на неё, и она призывно качнула полной грудью. Все эти женщины были бедно одеты, и от них несло застарелым потом.
Эд оторвал взгляд от глубокого круглого выреза в рубашке женщины и снова посмотрел на певицу.
– Мне нечем заплатить, – сказал он. – Только что в толпе срезали кошелёк. А иначе бы всё выгреб до последнего гроша, слово чести.
– Нечем платить – так поди прочь, – махнула на него пожилая роолло, явно недовольная взглядами, которыми он обменялся со второй женщиной.
– Нет, тётя Лоло, я ему спою, – отозвалась певица. И улыбнулась, без призыва, без гордыни, без вызова. Так, как будто они знали друг друга давно, и у них была общая тайна.
Эд сел на землю, прямо на мостовую. Женщина пробежала пальцами по струнам и запела снова, негромко, очень чисто и очень спокойно.
«Мой сын, из дальних сизых гор к тебе взывает мать.
Мольбу, объятья и укор стремлюсь тебе послать.
В родимом доме на холме ты не был много лет,
И перед матерью своей тебе держать ответ».
«В глухих горах мой старый дом, и ты уже стара.
На что теперь твоё нытьё? Скорей бы померла!»
«К тебе взываю я, мой сын, сквозь мглу прожитых лет.
Молю: гордыню усмирив, послушай мой совет.
В разврате, сын беспутный мой, великой славы нет.
И перед любящей женой тебе держать ответ».
«Что знаешь ты? В постелях дам, моя старуха-мать,
Я славу, равную богам, могу себе снискать!»
«Ты стал рабом своей мечты, святой поправ обет.
И перед кланом должен ты теперь держать ответ».
«Мой клан – собранье слабаков, где каждый
трус и лжец.
И мне отныне всё равно, что с ними быть, что без».
«Твой друг, поверженный тобой, лежит в сухой траве.
Перед богами, бедный мой, тебе держать ответ».
«А что мне боги? За глаза накажут и простят.
Не бойся, мать: мне Молог сам – и лучший друг,
и брат».
«Отвергнув бога и людей, презрев жену и мать,
Перед самим собой тебе теперь ответ держать».
И тут умолк беспутный сын, потупив дерзкий взор,
И для ответа слов найти не может до сих пор.
– Это не ваша песня, – сказал Эд, когда она смолкла.
– Не наша, – согласилась женщина. – Я услышала её далеко отсюда, в северных землях…
– Где именно?
– Не помню. Кажется, в Эвентри.
– Кто тебя ей научил?
Она негромко засмеялась.
– Ты совсем не знаешь нашего племени, сиятельный лорд. Никто не может научить роолло песне. Роолло слышит песню и забирает её себе. Мы всегда воруем то, что хотим получить, другого пути для нас нет. – Улыбка внезапно сошла с её лица. Она протянула руку и положила прохладную сухую ладонь Эду на запястье. – Но эту песню я не крала. Мне подарили её, и это не тот подарок, от которого можно отказаться.
– Оставь его, Сигита, – отчего-то заволновалась старшая женщина.
– Нет, тётя Лоло, не оставлю.
Эд посмотрел на неё с лёгкой улыбкой. Любопытно, который раз за день они разыгрывают этот спектакль? Тёмная рука Сигиты сжалась на его запястье.
– Идём со мной. Я должна тебе кое-что сказать, но не здесь.
– Я не верю в предсказания судьбы, – предупредил Эд. – И у меня правда нет денег.
Роолло встала, потянув его за собой. Под ворчанье старшей женщины и жаркий взгляд той, что помоложе, Эд поднялся и покорно последовал за Сигитой. Они обошли навес и остановились с обратной его стороны, оставаясь среди людской толпы, но скрытые от взгляда двух других женщин.
– Спроси, что хочешь спросить, – сказала Сигита.
– Ничего не хочу, – покачал головой Эд. – Просто я удивился, услышав эту песню… от тебя.
– Спроси, – настойчиво повторила она. Её взгляд был странно напряжённым, не таинственным и не масленым, она глядела не как воровка и не как соблазнительница, и Эд на мгновение утратил уверенность. Он неожиданно понял, что действительно хочет кое-что у неё спросить.
– Когда ты слышала эту песню, – помедлив, наконец сказал он, – кто её пел?
Роолло вздохнула, и прозвучало это так, будто вздох у неё вырвался против воли, но в нём явственно слышалось облегчение.
– Да. Именно так, – сказала она и, кивнув, добавила: – Женщина. Это была женщина. И волосы у неё были как день и ночь.
Она не могла не заметить потрясения, которое отразилось на его лице. И смотрела жадно, как будто для неё было жизненно важно понять, что он почувствовал, услышав ответ.
– Женщина? – переспросил Эд, будто не веря.
– Да. Она сказала, что ты удивишься. Ах, как хорошо, что ты наконец пришел. Теперь мы можем уезжать. Лионе и Лоло нравится этот город, а мне нет, я не могу здесь, мне душно, тут что-то… – она наконец отпустила запястье Эда и, подняв руку, слабо пошевелила пальцами в воздухе. – Что-то странное, тёмное, чувствуешь? Здесь зреет что-то, о чём мне не хочется даже знать.
– Погоди, – Эд схватил роолло за плечи, и её рука безвольно упала. – Что это была за женщина? Что она тебе сказала? Как… какая она?
Сигита слабо качнула головой, глядя на него с лёгкой виноватой улыбкой, будто заранее прося прощения за что-то, чего пока не успела сделать.
– Волосы как день и ночь – вот и всё, что я могу тебе сказать о ней. Она дала мне эту песню и сказала, что, когда я буду петь её в Сотелсхейме, ко мне подойдёт человек и попросит, чтобы я спела сначала. И что он спросит меня, кто научил меня этой песне, и что я должна ответить правду. За это она дала мне столько денег, что мы трое смогли доехать до Сотелсхейма и осталось ещё много больше.
