— А ты скоро закончишь кормить?

Она покраснела и ничего не ответила.

— Я пойду и успокою его. Мы поднимемся немного позже.

Когда дверь захлопнулась за ним, малышка забеспокоилась, озираясь по сторонам.

— Ты уже успела привязаться к нему, маленькая моя? — Элинор ласково переложила ребенка к другой груди. Девочка так крепко ухватила сосок, что она поморщилась. — Поласковее со мной. Для меня это тоже впервые. Лучше скажи, что же мне делать? Я не хочу прогонять его — это было бы несправедливо по отношению к нему и во вред нам с тобой.

Элинор подняла дочь повыше, прислонив к своему плечу, как показывала ей акушерка, и погладила по спинке.

— Ты права, — вздохнула она. — Это решенный вопрос. Но я не собираюсь облегчать ему задачу и не сдамся так легко. Неужели я не заслуживаю, чтобы он хоть немножко поборолся за меня?

Арабел ответила коротким гульканьем.

— Я знаю, что ты согласна. Мы, женщины, должна быть заодно.

Уложив девочку спать, Элинор потянулась к колокольчику и приказала явившейся на зов Дженни привести ее в приличный вид, так как она собиралась принять гостей. Поверх ночной рубашки Элинор накинула красивый жакет. Дочка спала у нее на руках.

Явились первые посетители, и Элинор была удивлена, услышав, как мисс Херстмен удерживает ее мужа.

— …никаких манер или понимания. Вы понятия не имеете о деликатном положении леди после родов:

— Напротив, я полон уважения. Так же как и вы, мисс Херстмен.

Николас вошел в комнату.

— Лучше зовите меня Арабелла. — Пожилая леди, казалось, тут же забыла все обида. — Я теперь тоже член семьи. Я должна сказать вам, что вы нахальный негодник. Надеюсь, ваша жена поставила вас в известность, что я собираюсь быть крестной девочки? — спросила она с вызовом.

— Да. Я думаю, это прекрасная идея.

— Вы думаете? — удивленно повторила мисс Херстмен. — Что ж, только не рассчитывайте, что я оставлю ей мои деньги — они все пойдут на общество борьбы за эмансипацию женщин.

— Как мудро, — сказала Элинор. — В результате они принесут гораздо больше пользы.

— Вот это разумная женщина, — заключила пожилая леди. — Когда подойдет срок, пошлите вашу дочь ко мне, и я уверена, что она не превратится в «кисейную барышню».

Судя по всему, лорд Мидлторп тоже был под соответствующим впечатлением от новорожденной, но, очевидно, далеко не таким сильным, как Николас. Элинор подумала про себя, что если она предложит ему подержать ребенка, он придет в ужас.

В этот момент на зов колокольчика пришла няня, которая взяла девочку, чтобы поменять пеленки, и это послужило сигналом для гостей покинуть комнату, но Элинор вовремя перехватила взгляд Николаса. Он понял и остался.

— Я, наверное, выгляжу глупо? — спросила она. — Все это словно во сне. Если я усну, ты не исчезнешь?

— Нет. — Он задернул шторы, пошевелил угли в камине и присел на край постели. — Я не уйду, пока ты не прогонишь меня. Даю слово. Я ведь никогда не нарушал данного тебе слова?

Элинор подумала: он всегда был осторожен и не обещал много.

— Нет, — сказала она, — ты никогда не нарушал своего слова.

— Тогда спи. Мы поговорим после.

Николас оставался с женой, пока она не задремала. Прежде чем уйти, он наклонился и коснулся ее лба легким поцелуем.

Френсиса он нашел в столовой — тот с аппетитом уписывал ленч.

— Я голоден как волк и ужасно сердит. Четырнадцать часов в седле почти без перерыва, да к тому же посреди зимы! Клянусь небом, я больше никому не позволю подбить меня на такую безумную авантюру. Надеюсь, все прошло успешно?

— Насколько возможно, — уклончиво ответил Николас, положив еду себе на тарелку. — Элинор растеряна, но я надеюсь, что все образуется.

Френсис неожиданно улыбнулся.

— У тебя чудесный ребенок, — сказал он, подхватывая кусок ветчины. — Я тоже подумываю о супружестве. Представляешь, родители Люка начали атаку на него. Чистое наказание быть единственным сыном!

— Двое в один сезон? — недоверчиво усмехнулся Николас. — Это вызовет необыкновенное оживление среди мамаш, имеющих дочек на выданье. — Затем он серьезно взглянул на своего друга:

— Позволь мне один вопрос, Френсис. Ты любишь Элинор?

Лицо лорда Мидлторпа стало багровым.

— Нет, к сожалению, но думаю, мог бы влюбиться в нее, если бы имел на это право. Она особенная женщина.

— Разве любовь подчиняется логике? — В голосе Николаса зазвучало сомнение.

— Верю, что так. Я познакомился с Элинор, когда она уже была твоей женой. После твоего исчезновения и даже тогда, когда мы опасались, что ты погиб, она носила твое дитя, и я никогда не смотрел на нее как на возможный вариант для себя. Правда, если бы она оказалась вдовой, то через какое-то время события могли бы принять иной ход.

— Слава Богу, что ты не страдаешь и твое сердце не разбито. Одно время я начал было думать, что, попросив тебя присмотреть за Элинор, взвалил непосильную ношу на твои плечи. Теперь-то мне ясно, что только исполнять свой долг недостаточно. Посмотри, сколько огорчений это принесло всем.

Николас не стал продолжать, и его собеседник не возражал, а после еды оба решили немножко вздремнуть.

Когда Элинор пробудилась от короткого ста, на губах ее блуждала улыбка. Какое-то время она вспоминала, в чем причина ее радужного настроения. Ну да, конечно, Николас… Но это вовсе не были только розы, были и шипы. Он так ничего и не сказал ей о своих чувствах. Был ли он свободен от своих обязанностей? Любил ли он? Хотел ли ответной любви? Он ничего не требовал от нее, но и не давал никаких обещаний.

Элинор поделилась своими сомнениями с мисс Херстмен, когда та пришла выпить с ней чаю.

— Вы правы, — согласилась пожилая леди, — хотя я сомневаюсь, что вы придавали бы всему этому такое значение, как сейчас, если бы ваш муж вернулся и немедленно поклялся в своих чувствах.

— Он едва ли ожидает, что я брошусь к его ногам, — заметила Элинор.

— Я тоже так думаю.

— Но если ни один из нас не сделает движения навстречу другому, мы окажемся в тупике.

— Глупости. Время все расставит по местам, так что не стоит пороть горячку.

— Но мне так неловко, — пожаловалась Элинор. — Разумеется, ему удобнее взвалить решение на меня, но я не уверена, что хочу этой ответственности. Все было бы проще, если бы он, появившись, сразу лишил меня всех надежд.

— Вот те на! — возмутилась мисс Херстмен. — Как говорится, лежачего не бьют, не то я бы вам показала, милая! Выдумать такое! Вы забыли, что закон на стороне мужа, и если он вздумает воспользоваться им, то вы практически беззащитны. Ни об отце, ни о брате нечего говорить. Единственное, что у вас есть, — это друзья, но это первым делом его друзья!

— Но я не собираюсь бороться с ним, — растерялась Элинор.

— Нет, — улыбнулась мисс Херстмен. — Я понимаю, чего вы хотите и что делает он. Как говорится, он дал вам кнут, то есть право решать. С вами обоими все будет хорошо; если вы воспользуетесь этим, но осторожно, помучайте его немножко. Позвольте ему поухаживать за вами. Между прочим, до сих пор ему не приходилось этого делать.

Пока Элинор пыталась осмыслить сказанное, мисс Херстмен добавила:

— В свое время я способствовала разрушению многих ухаживаний и браков. Стоит уступить слишком быстро, и мужчины все воспринимают как само собой разумеющееся. А за вами так и вовсе не ухаживали, обошлось без этого.

Элинор думала о ночи в маленькой гостинице в Ньюхейвене. Она полагала, что ухаживание имело место. Надо сказать, в этом не было ничего оскорбительного, хотя стоило бы добавить немного романтики.

— Вы говорите так, словно мне следует ждать, когда он превратится в забавную обезьянку, дабы развлекать меня, или как дурак станет плясать под мою дудку.

Мисс Херстмен хмыкнула:

— Не обольщайтесь, моя милая. Это возможно будет единственный раз в вашей жизни, когда вы скажете: прыгни, и он прыгнет. Что ж, поступайте как знаете.