Уже никуда не торопясь, Лили-Йо вернулась по ветвям к зеленому свету. Неподалеку от нее летел к месту своего всегдашнего обитания глупыш, прислушиваясь к говору леса, дожидаясь от него указаний, где находится место для наилучшего высева семян. Никогда доселе в этом мире не было такого столпотворения жизни. Вокруг не оставалось ни одного пустого пространства, где бы не гнездилась жизнь. Иной раз глупышам приходилось странствовать меж ветвями по много столетий, дожидаясь сигнала, тоскуя от едва ли понятного растениям одиночества.

Поднявшись к одному из орехов, Лили-Йо спустилась внутрь его по специально повешенной лиане. В этом орехе еще недавно обитала Клат. Вождь едва смогла пролезть внутрь, таким узким был лаз в жилище девочки. Люди старались, чтобы вход в их жилища оставался как можно более узким, расширяя его только по мере своего роста. Это был один из способов удерживать в стороне непрошеных гостей.

Внутри ореха Клат все было аккуратно прибрано. Из мягкой пробки была вырезана циновка, служившая пятилетней крохе постелью, на которой та спала, когда желание спать застигало ее посреди неизменного зеленого света лесного дня. В головах постели лежала душа Клат. Взяв душу Клат, Лили-Йо засунула ее себе за пояс.

Выбравшись по лиане наружу из обитаемого ореха, Лили-Йо, вытащив нож, принялась рубить то место, где кора дерева была срезана и орех крепился к живой древесине. После нескольких ударов ножом цемент подался и ослаб и бывшая хижина Клат, повиснув на мгновение на одной стороне, накренилась и полетела вниз в листву.

Как только обитаемый орех исчез из виду, на месте его падения среди огромных листьев что-то быстро зашуршало, кто-то с кем-то принялся драться или что-то делить. Невидимые существа сражались за право первым отведать огромного ореха.

Лили-Йо взобралась обратно на ветвь. На несколько мгновений она там задержалась, чтобы отдышаться. С некоторых пор она стала замечать, что для того, чтобы восстановить дыхание и силы, ей требуется больше времени, чем когда-то. Слишком много охот осталось у нее за плечами, слишком много детей она произвела на свет, в слишком многих боях приняла участие. Ощутив столь редкое для себя быстротечное чувство отчужденности и отстраненности, она опустила взгляд на свои обнаженные зеленые груди. Сегодня ее груди выглядели гораздо менее налитыми, чем бывало в те времена, когда она впервые взглянула на мужчину, Харриса. Форма грудей стала не такой красивой и висели они ниже.

Инстинктивно она понимала, что ее юность прошла. Инстинктивно она понимала, что настало время, когда ей пора самой подниматься к Вершинам на Небеса.

Племя собралось возле Ямы и явно дожидалось ее. Она бодро подбежала к ним, внешне такая же живая и энергичная, как и всегда, внутренне мертвая и пустая. Яма была подобна перевернутой локтевой впадине, образовавшейся там, где ветвь соединялась со стволом. В Яме собирался запас воды, которой жило племя.

Стоя возле Ямы, племя следило за тем, как вверх по стволу поднимается вереница термитов. То один, то другой термит, поворачиваясь к людям, приветствовал их взмахом конечности. Люди махали насекомым в ответ. Настолько, насколько было вообще применимо к термитам понятие «союзники», эти насекомые были союзниками людей. В этом вечнозеленом круговороте жизни из животных выжило только пять семейств: тигромухи, древесные пчелы, плантаторщики и термиты – все они были общественные насекомые, представляющие собой мощную силу и неуязвимые для врагов. Пятым семейством были люди, низкорослые и легкоуязвимые, не настолько организованные, как насекомые, но до сих пор не истребленные окончательно, последняя разновидность высших животных, еще влачащая свое существование в этом почти целиком растительном мире.

Добравшись до людей своего племени, Лили-Йо поднялась на возвышенность. Она тоже, как и остальные люди, подняла глаза, чтобы взглянуть на цепочку термитов, один за другим исчезающих среди переплетений зелени и листьев. Термиты способны были жить на любом уровне леса, от Почвы до самых Вершин; они были первыми и последними среди насекомого мира; пока вокруг теплилась хоть какая-то жизнь, термиты и тигромухи тоже существовали.

Опустив глаза, Лили-Йо воззвала к своему племени.

Как только взгляды всех оказались устремленными на нее, Лили-Йо, достав из-за пояса душу Клат, подняла ее высоко над головой, так, чтобы всем было видно.

– Клат пала в зелень, – объявила она. – Ее душа должна подняться к Вершинам, так велит обычай. Фло и я отнесем к Вершинам душу Клат и отправимся туда прямо сейчас, покуда мы еще можем идти вместе с термитами. Дафи, Хай, Ивин и Джури, вы останетесь и будете охранять Харриса и детей пока мы не вернемся.

Названные женщины мрачно кивнули. Затем, одна за другой, подошли, чтобы прикоснуться к душе Клат.

Душа была грубо вырезана из дерева и формой напоминала тело женщины. Как только ребенок появлялся на свет, его родители по обычаю вырезали из дерева его душу, куклу, тотемный знак – ибо в лесу, после того как волею судьбы кому-то суждено было пасть в зелень, от него не оставалось практически ничего, даже костей, с тем чтобы похоронить или оплакать. От человека оставалась душа, которую поднимали к Вершинам, чтобы там отпустить ее к небесам. После того как все племя попрощалось с душой Клат, Грин незаметно отделился от стоящих возле Ямы. Почти такой же взрослый как Той, он не уступал девочке-вожаку детей в ловкости и силе. Он был быстр в беге, что не так давно сумел доказать. Кроме того, он обладал искусством плавания. Более того, всегда и во всем он испытывал неугасимое желание жить по своей воле. Не обращая внимания на предостерегающий крик своего приятеля Вэгги, Грин взобрался на край Ямы и нырнул в воду.

Очутившись под водой, он открыл глаза и обнаружил вокруг себя новый поразительный мир изумительной чистоты. Несколько зеленых существ, похожих на листья кувшинок, выглянули при его приближении из складок древесного ствола, норовя схватить пловца за руки и ноги. Взмахнув руками и толкнувшись ногами, Грин легко избежал встречи с лиственными хищниками и опустился глубже. Сразу же вслед за этим он увидел перед собой кувшинку-пиявку – раньше, чем та заметила его.

Подводный обитатель, кувшинка-пиявка была растением, ведущим полупаразитический образ жизни. Обитая в выемках дерева, напоминающая по форме носок кувшинка запустила в древесину свои длинные зубчатые корни, с тем чтобы питаться его живыми соками. При этом верхняя часть растения, огрубевшая и вытянутая в форме языка, тоже, в свою очередь, обладала способностью добывать и усваивать пищу. Мгновенно развернувшись, «язык» кувшинки обернулся вокруг запястья ныряльщика, при этом волокна «языка» отвердели и намертво схватили свою жертву.

Грин был готов к подобной атаке. Одним точным ударом ножа, он рассек «язык» кувшинки надвое, оставив нижнюю часть бессильно извиваться в попытках дотянуться до ускользающей жертвы, торопливо поднимающейся к свету.

Прежде, чем он достиг поверхности, рядом с ним появилась опытная охотница Дафи, обратив к нему разгневанное лицо, выпуская меж зубов в воду серебристые пузыри ругани. В руке она сжимала нож, готовая броситься на защиту Грина.

Широко улыбнувшись женщине, мальчик выскочил на поверхность и ловко выбрался на сухой берег. Сразу вслед за ним из воды появилось Дафи и резво, по-звериному, отряхнулась.

– Никто не должен лазить по ветвям или плавать в одиночку, – бросила ему в спину Дафи, повторяя один из известных законов. – Разве у тебя, Грин, нет страха? Или в голове у тебя одна труха?

Остальные женщины тоже были рассержены. Но ни одна из них не позволила себе прикоснуться к Грину. Он, ребенок мужского пола, был табу. В его руках имелась волшебная сила вырезать из дерева души и делать женщинам детей – по крайней мере подобная способность должна была у него появиться, как только он окончательно повзрослеет, ждать чего осталось уже недолго.