Да, подумал я с растущим чувством безнадежности, это как в покои Людовика Третьего с компом. Или Четырнадцатого, один хрен. Тут звон бокалов и шпаги звон, бриллиантовые подвески, кто с кем спит, начинать ли войну за испанское наследство, а я с таким непонятным чудовищем… Даже любимый нами д’Артаньян не одобрил бы это в спальне королевы или своей любимой мадам Бонасье… Еще и шпагой бы лихо засадил в экран по самые… по самый эфес. Или привел бы коня, чтобы тот подкованным копытом.

Я невольно прикрыл экран ладонью. Лучше уж по пальцам, чем по такому сокровищу.

– Это самый лучший в мире дизайн, – сказал я. – Сам великий Гавгамел разрабатывал!

Она спросила озадаченно:

– Сам Гавгамел? А кто это?

Черт, подумал я расстроенно. Нормальная женщина постеснялась бы признаться, что чего-то не знает, кивнула бы просто с понимающим видом, а эта как из деревни.

– Он конструировал мебель для Мадонны, – нашелся я. – Или не для Мадонны, а для Томми Круза?.. Словом, великий дизайнер.

– Ну… тогда ладно.

Последний раз я был в таком помещении, когда со школьной экскурсией бродил по музею. Даже не помню, какому, но там эта вычурная мебель, над которой художники по дереву трудились веками, эти столы, на которые страшно поставить горячий чайник, эти картины, похожие на иконы, и иконы, похожие на картины, там эта же торжественно-похоронная тишина.

Я торопливо распаковывал сам комп, подключил. Оперативку ребята закачали сразу, даже сами выставили все основные параметры. Проблем нет, кроме того пустячка, что комп выглядит, как современный автомобиль среди королевских карет: украшенных золотом, с резными ручками на дверцах, ажурными ступеньками, богатыми и роскошными. В таких каретах нет ни дюйма гладкого пространства, все покрыто узорами, украшено серебром и золотом, самый современный автомобиль рядом выглядел бы непристойно голым. И нищим, что еще хуже.

Включенный комп с огромной скоростью проверился и доложил, что готов к работе. Я пустил его по тестам, а пока он тестировал себя и докладывал, какие платы в нем и хвастался расширенной до упора памятью, я говорил как можно ровнее и будничнее:

– Светлана Васильевна… вы в своих романах часто остаетесь недовольны, что героиню обижают, что она не за того выходит замуж?.. Так вот написан такой роман… где вы сами будете подсказывать бедной красивой девушке… Кстати, вы сами выберете ей лицо, фигуру, одежду, сами обустроите ей домик… Правда, денег хватит только на однокомнатную с самой простенькой обстановкой, надо сразу же устраиваться на работу, чтобы платить квартплату, но вы в тот же день познакомитесь с разными людьми, соседями, среди них будут красивые значительные мужчины…

Она слушала с брезгливым вниманием. Конон просил ее послушать, вот она и слушала. Я вставил диск, пошел автозапуск, стал прокручиваться ролик, пошли милые картинки домика, целующихся парочек, объятия, купание в бассейне…

Она смотрела без интереса, сказала нехотя:

– Меня компьютеры не интересуют. Это все что-то бездушное.

– Как? – изумился я. – Да это… это… Смотрите!

Я вошел в «Купить участок», нажал. В животе у меня напряглось, а ощущение поражения уже поднялось по горлу, свело челюсти так, что заныли зубы. В лобных пазухах стало тяжело, как при затяжном гайморите, а в мозгу повисла черная пелена. Мои пальцы двигались все медленнее.

Светлана Васильевна смотрела рыбьими глазами. Так смотрят на экран кошки, собаки и люди двадцатого века, замечая лишь перемещение световых пятен.

– Вот тут надо нажать, – объяснял я жалким заискивающим голосом. – Берете в ладонь вот это милое устройство… Здесь три кнопочки… Указательным пальцем зависаете над крайней слева… Даже опускаете пальчик… какой у вас великолепный маникюр!.. но не жмите, не жмите…

На дисплее высветился зеленый участок с редкими деревцами, одной лужицей и безобразным голым пригорком. Справа дорога – шоссе, автобус отошел, фыркнул черным дымом. На краю дороги сиротливо стояла молодая женщина с маленьким саквояжиком в руках и растерянно смотрела на пустой участок.

Я жадно всматривался в лицо хозяйки могущественного босса. В ее глазах большой породистой рыбы появился некий интерес. На экране в позе сиротки стоит она сама. В ее нынешнем платье. Дело в том, что я вчера получил от Конона ее фото, выбрал подходящие, натянул skin, это все умеют, поставил ее лицо, а затем, когда покупал комп, прямо там, в фирме, инсталлировал уже подготовленную игру. И вот теперь она на краю тротуара, только что высаженная из автобуса, отрешенно смотрит на зеленый газон, участок земли, который она купила. У нее осталось всего семь тысяч долларов на мебель, кухню, холодильник, спальню…

– Обустраивайтесь, – сказал я заботливо. – Сейчас вы в порядке, но скоро захотите кушать, устанете. Вам понадобится холодильник, кресло или кушетка для отдыха…

Она тупо смотрела в экран. Иногда мне казалось, что изображение для нее исчезает, она видит только цветовые пятна, но глазные яблоки в орбитах все же двигаются, зрачки за чем-то следят…

Ее умело накрашенный рот изогнулся в брезгливой гримасе.

– Но это же компьютер! – произнесла она протяжно. – А я не знаю, как он работает.

– А как работает телевизор? – спросил я торопливо. – Даже я не знаю! А я ремонтировал все марки. Это тот же телевизор, только управляете собой сами. Берите мышку в правую руку… вот это устройство и есть мышка…

Она сказала с недовольной гримаской:

– Ну, знаете ли… Илья Юрьевич что только не придумает!

Я сказал уважительно:

– Илья Юрьевич очень хотел, чтобы вы попробовали…

Это было рискованно, Конон такого не говорил, но мне надо спасать шкуру, сейчас моя карьера не просто зашаталась, а затряслась, как при землетрясении.

– Ну, знаете ли, – повторила она еще недовольнее, – Илья вечно что-то придумает. То самолетики в дом таскал, то модели двигателей… Он вынужден был возиться с техникой, работа такая, а я… я человек искусства, для меня Пикассо – бог…

Однако если Пикассо бог, то Конон – полбога, и она не осмелилась встать и уйти, смотрела, как я вожу мышкой, потом взяла ее в ладошку сама. Держала мышь брезгливо и очень цепко, будто это и в самом деле живой грызун, вот-вот извернется и вцепится в палец длинными отравленными зубами, на которых микробы, потому надо держать крепко, даже душить, чтобы не вырвалась. Курсор ползал по экрану везде, но только не там, где надо, а так как я настроил все три кнопки и даже колесико, то по пути ставились на газон холодильники, кусты, даже стены…

На экране цифра, означающая сумму в долларах, обнулилась. Светлана Васильевна сказала с досадой:

– Вот видите! Ничего не получается.

– У вас получается намного лучше, чем у большинства, – похвалил я, это надо делать обязательно, иначе начинающие совсем падают духом и бросают это дело, «чтобы не позориться», – другие вовсе не попадают курсором в экран! Теперь делаем так… Выходим без сохранения… вот снова вы у обочины, смотрите на свой участок, у вас прежние семь тысяч.

Она сказала с сомнением:

– Тогда лучше сперва поставить стены?

– Мудрое решение, – похвалил я. – У вас, в самом деле, получается хорошо.

Мне показалось, что кончики ее ушей порозовели от удовольствия. Конон заботится о ней, это ясно, но явно лишь как о боевом товарище, который с ним шел плечо в плечо по тайге, жил в бараке, коммуналке, который с ним безропотно переносил голод и холод, растил детей, а теперь заслужил покой и отдых. А он, Конон, счастлив, что может дать ей покой и отдых… но в нем самом еще столько звериной силы, что какой там отдых, с шашкой наголо несется на боевом коне, что-то там создавая, захватывая, расширяя, это на нем еще пахать и пахать, взрыхлять Змеевы Валы…

– Хорошо-хорошо, – сказал я. – Не дергайте ее, она посуду сама уберет…

– Но там мухи! – сказала Светлана Васильевна с тихим ужасом. – Мухи над тарелками!

– Она там… – сказал я и поправился: – вы там сами уберете.