Арбен стоял у садовой скамьи и наблюдал за шахматной партией, но мысли его витали далеко.

Из головы не выходил последний разговор с Ньюмором. Тот рассказывал, что в основу его изобретения, а оно может исцелить Арбена, положены элементарные частицы и античастицы, мельчайшие кирпичики, из которых построена наша Вселенная. Впоследствии изобретение Ньюмора должно спасти многих от всех недугов…

Сами по себе эти мельчайшие частички материи, как понял Арбен, величайший феномен природы. Ведь каждая такая частица, по словам Ньюмора, может обладать в принципе колоссальной энергией. С другой же стороны, энергия весома согласно известному уравнению Альберта Эйнштейна. И массу эту нетрудно вычислить, она равна энергии, делённой на квадрат скорости света. Больше энергия частицы – следовательно, больше её масса, это понятно каждому.

«Ну а если энергия частицы достаточно велика? – рассуждал взволнованный Арбен. – Такая частица может быть „заряжена“ огромной массой, равной массе земного шара, а то и десяти, сотни, тысячи планет!»

Когда такая, летящая с бешеной скоростью частица по какой-то причине прекратит свой бег, энергия её перейдёт в массу – родится новый мир. Может быть, планета, или целая планетная система, или звезда, или даже галактика. И родоначальницей галактики, можно сказать, её праматерью будет мельчайшая частичка, которую не увидишь даже в электронный микроскоп!

Быть может, Ньюмор высмеял бы эти рассуждения и выводы. Арбен был не в ладах с физикой, но грандиозные картины рождения новых миров из микрочастиц поразили и пленили его легко воспламеняющееся воображение. Выходит, думал Арбен, исчезнув в результате космической катастрофы, наш мир может возродиться в другом уголке Вселенной? Выходит, смерти нет?!

Арбен почувствовал привычное волнение, предшествующее импровизации. Он смотрел на шахматную доску, на захватанные пластмассовые фигурки, ведущие между собой, как и люди, извечную борьбу, и в голове рождались строки, навеянные разговором с Ньюмором:

Закончив мысленно последнюю строчку, Арбен глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна, пригладил ладонью растрёпанные волосы.

А вот и Линда!

Девушка ещё издали помахала ему рукой, и Арбен, выбравшись из толпы болельщиков, пошёл ей навстречу.

– Что у тебя с рукой? Почему повязка? – спросила Линда, когда они двинулись в боковую аллею, где находилась «их беседка», раз и навсегда облюбованная молодыми людьми.

– Поранился, – нехотя ответил Арбен и отвёл взгляд в сторону.

– Сильно? – встревожилась Линда.

– Пустяки.

– В Уэстерне?

– Да.

Ажурная беседка оказалась свободной, и они выбрали солнечную сторону, ловя последние лучи уходящего лета.

Линда с тревогой посмотрела на его осунувшееся, скорбное лицо.

– У тебя неприятности?

– Неприятности – моё обычное состояние, – ответил Арбен со слабой улыбкой.

Линда поправила на коленях сумочку.

– Ты не потеряла записную книжку?

– С чего ты взял?

– Просто так, пришло в голову… Не хотелось бы, чтобы её читали чужие.

Они помолчали, глядя на ребятишек, которые водили хороводы вокруг одиноко стоящего клёна.

– Послушай, Линда, что бы ты сказала, если я… исчез? проговорил Арбен.

– Исчез? – не поняла Линда.

– Да.

– Ты уезжаешь?

Арбен покачал головой.

– Не то, цыганочка. Вообще-то я и рад бы, но от себя ведь не уедешь. Нет, я о другом. Что, если бы я совсем исчез? Ну, как говорится, растворился в небытии?

– Брось говорить загадками, Арби, – попросила не на шутку встревоженная Линда.

– Я говорю по существу.

– Как ты смеешь! – выпалила Линда и схватила Арбена за руку. – Я понимаю, тебе сейчас плохо. Но все равно это великий грех…

– Я не собираюсь впадать в грех.

– Я тебя поняла, Арби. Ты решил покончить с собой. Разве ты не знаешь, что жизнь дарована нам…

– Успокойся, – перебил Арбен. – Я вовсе не помышляю о самоубийстве.

– Ну, тогда выкладывай, что ты задумал, – приказала Линда.

Арбен замялся.

– Ну?

– Видишь ли, ансамбль микрочастиц, которые расположены в определённом порядке…

Линду осенило:

– Тебе предлагают опасную работу?

– Вроде того.

– И нельзя отказаться?

– Можно.

– Тогда откажись, Арби. – Линда пристально глядела на него:

Мимо беседки проехал на автокаре мороженщик. Арбен проводил машину взглядом.

– То, о чём идёт речь, очень важно для меня, – произнёс он, когда пёстрый, сплошь оклеенный рекламными листами автокар скрылся за поворотом. – Жажда познания превыше всего!

– Говори яснее, Арби.

– Поверь, цыганочка, я не могу все сейчас сказать тебе, но если дело выгорит, будет отлично.

– В твоём нынешнем состоянии ты не можешь браться за опасное дело.

– Именно в моём состоянии это необходимо.

– И ты можешь в результате, как это ты говоришь… исчезнуть?

– Это в худшем случае.

– А в лучшем?

– В лучшем – я открою новый мир… Я хочу подготовить себя к героическому полёту…

– Так и говори! Ох, и путаник же ты, Арби! Исчезну, исчезну!.. Ты задумал сделать себе пластическую операцию? Угадала? Признавайся!

– Пластическая операция, – медленно повторил Арбен, отвечая каким-то своим мыслям. – Пожалуй, верно. Только не лица, а души.

– Ты говоришь загадками, как Ньюмор.

– При чём здесь Ньюмор? – вдруг закричал Арбен, да так, что девушка вздрогнула.

– Тихо, Арби, милый, – испуганно произнесла Линда. – Я не думала тебя обидеть.

Он успокоился так же неожиданно, как вспылил. Он сидел вялый, поникший, безвольный. «Словно обречённый», – подумала Линда.

– Сыграем? – предложила она, чтобы отвлечь Арбена от неприятных мыслей.

– Давай, цыганочка, – оживился Арбен. – Я сегодня в форме. Придумывай тему.

Игра состояла в том, что Линда задавала тему, а Арбен тут же импровизировал.

Девушка задумалась.

– Осень, – сказала она. – Мне сейчас привиделось: осень это я. Бреду по дорогам, из рощи в рощу, из города в город, смотрю в небо, затянутое тучами, осыпаю с деревьев пожелтевшие листья, стучусь в дома и говорю: люди, готовьтесь к зиме, холоду, снегу. Зима будет суровой… Не все переживут её. Я бреду босая, ноги мои изранены, и мне зябко… – повела Линда плечами. – Бреду – и нет конца моему пути…

– Хорошо! – жестом остановил её Арбен и потёр лоб, сосредоточиваясь.

Знакомое сладкое и тревожное чувство, испытанное полчаса назад, снова охватило его, и он медленно начал: