– Разведке задача ясна?

– Все в порядке, – сказал разведчик с той мерой вольности, которая присуща всем полевым разведчикам вообще. – Это мы сделаем.

– Линейный, вам все ясно?

– Так точно. Особенного ничего.

– Только смотрите, чтобы никто не увлекся сверх меры. Не то еще, чего доброго, начнете лупить по своим…

– Ну, мы уж не вовсе дураки.

– На это и надеюсь.

– Когда начало? Онго ответил:

– Это узнаем через… минуты через две. Но старший флаг Зено вышел на связь уже через минуту. Видно, там, наверху, тоже понимали, что можно выиграть, если операция удастся. Зено спросил:

– У вас?

– Все готово. Ждем команды.

– Сравним часы. На ваших? На моих – три-четырнадцать.

– Три-тринадцать.

– Переведите. И начинайте ровно в три-тридцать. Дополнительных команд не ждите. Три-тридцать. Поняли?

– Так точно, все ясно.

– У меня все.

Онго повернулся к своим:

– Начинайте выдвигаться. Через пятнадцать минут дам команду.

– Командир, – сказал разведчик. – Лучше мы отойдем подальше и начнем пораньше – для правдоподобности.

Онго подумал секунду.

– Да, отойдите на выстрел подальше. Но начинайте точно, как сказано. И возьмите патронов побольше – чтобы шум был.

– Есть – начинать-точно, как сказано!….И точно через пятнадцать минут в некотором отдалении от каменной стены возникла перестрелка.

Сначала она была еле слышна, но становилась все громче и громче; видимо, противоборствующие понемногу приближались. Судя по силе огня, бой шел между двумя небольшими группами, одна из которых отходила все ближе к скалам, вторая же теснила ее все сильнее. Отходивших оставалось совсем мало; так можно было заключить, когда стали слышны не только звуки выстрелов, но в густой темноте оказались заметными яркие линии трассеров. А когда подошли еще ближе, можно было отчетливо расслышать и выкрики, звучавшие с обеих сторон. Со стороны отступающих кричали преимущественно на улкасе, реже – на очень ломаном свирском, преследовавшие же использовали исключительно свирский:

– Сдавайтесь, дикари, или перебьем вас всех во имя прогресса! Вы, бесхвостые горные вуцаны, мы вам навсегда рога обломаем!.. На что в ответ следовало:

– Смерть вам, нарушители творения, сейчас вам придет конец, Создатель за нас! Смерть исказителям истины!..

Этот шум, смесь автоматных очередей и яростных возгласов, все приближался к скалам. Камни, однако оставались равнодушными к людским страстям, сохраняя свою исконную неподвижность.

Затаившийся вместе со своими людьми, прижавшимися к горам, Онго все с большей тревогой поглядывал на часы. Сколько еще может продолжиться это представление? Что же они так быстро отступают, надо было бы помедленнее, еще потянуть время, потянуть, пока не подойдет подкрепление, обещанное флаг-воином Зено… Пошла уже шестнадцатая минута назначенного срока, а ни противник никак не отозвался, ни подкрепления не слышно… Что, замысел не оправдался?

Не утерпев, он попытался вызвать на связь квадрат; но ничего из этой попытки не получилось: питание окончательно село.

Однако уже на семнадцатой минуте возникли изменения – неожиданные, не те, которых с таким нетерпением ждал Онго.

В той же стороне, откуда пришел триг, а сейчас все ближе подходила перестрелка, – в той же самой стороне, хотя и значительно дальше, возникло новое движение, и тоже в сопровождении выстрелов. Похоже, повторялось то, что уже было только что разыграно: кто-то отходил, огрызаясь огнем, другой кто-то преследовал отступающих. Пьеса та же, действие второе. Только теперь, судя по плотности огня, и тех и других было больше. Секунды потребовались Онго, чтобы понять суть происходящего. Произойти могло лишь одно: командир первого трига, сменившего Онго на позициях по приказу Зено, да еще усиленного той группой, что оставалась там под командованием подофицера, не стал вести длительной позиционной перестрелки с группой улкасов, а решил либо уничтожить их в лесу прямой атакой, либо же на худой конец заставить выйти из чащобы на открытое место, где уничтожение их становилось вопросом времени. Похоже, первому тригу удалось то, чего не сделал – не успел сделать – второй, и Онго сейчас подумал об этом с некоторой досадой и завистью. Но тут же сообразил и другое: улкасов невозможно было бы вытеснить из леса, если бы они своим острым слухом не уловили звуков той перестрелки, что была затеяна здесь по замыслу Онго. Только услышав стрельбу именно в этом направлении и предположив, наверное, что какое-то дело заваривается рядом с местом схода с гор, – лесная группа решилась покинуть лес и отходить на соединение со своими. Первый триг стал преследовать отходящих, и получилась занятная картина: слоеный пирог, где группа ул-касов оказалась между молотом и наковальней, а триг Онго – зажатым между отходящими и скалой. Но если так, то затаившиеся позади скальной гряды войска улкасов не могут не слышать, а возможно, и видеть сверху всего, что происходило на неширокой полосе предгорья, и не могут не откликнуться на это! Они всегда стремились выручать своих, об этом все знали так же хорошо, как и об их жестокости и исступленной вере в совершенство творения. Так что же они медлят, убей их Арук?!

Онго не успел еще мысленно высказать проклятие до конца, как ситуация переменилась, и произошло это вовсе не так, как представлялось Онго.

Никто не посыпался со скал; сами утесы тоже сохраняли полную неподвижность – не опускались, не поднимались и не расступались в стороны, открывая проход. Но где-то примерно в тридцати двойных шагах от того места, где сейчас находился Онго, немалый прямоугольник грунта, примерно четыре двойных на два, вместе с покрывавшим твердую землю щебнем вдруг опустился, нет, даже не опустился, но мгновенно провалился вниз. Онго увидел это ясно, да и все остальные тоже: уже брезжила заря, вершины гор светились, и какая-то часть их отраженного света падала вниз, сюда. Из открывшегося провала, в создании кoторого вряд ли была повинна природа, стали выскакивать люди с оружием.

Улкасские воины. Помногу сразу. Именно для быстрого, массового выхода на предгорье и был, видимо, заблаговременно пробит и, надо полагать, хорошо оборудован туннель или что это там было.

К счастью для солдат Онго, улкасы их в первые мгновения не заметили: внимание тех, кто появлялся на поверхности, было целиком обращено туда, где, все приближаясь, шел бой. Выбегавшие сразу же устремлялись в ту сторону, привычно выстраиваясь для атаки. Их было немало: не менее квадрата, да еще, пожалуй, усиленного: Онго разглядел два тяжелых пулемета. Странно, до сих пор улкасы вроде бы их на вооружении не имели…

А первый триг, сейчас атаковавший, еще ничего не знал, не видел, не слышал, потому что улкасы все свои действия выполняли в полном безмолвии, все, видимо, было отработано заранее. И триг продолжал преследовать отходящую группу. Надо было хоть как-то предупредить своих. И Онго скомандовал, отлично понимая, что подписывает смертный приговор, самому себе и всем, кого он сейчас возглавлял. Но он уже мыслил, как солдат, и чувствовал: сметя или хотя бы рассеяв первый триг, противник обеспечит себе тот самый прорыв, которого все время пытался добиться. И скорее всего, промелькнуло в голове, так и было задумано улкасами: затяжная перестрелка, потом отход – когда станет ясно, что противник готов преследовать, а затем – вступление в бой решающей силы улкасов – и прорыв. Так вот почему Меро не предпринимал ничего подобного: скорее всего, заранее просчитал улкасский замысел и прежде; чем атаковать самому, хотел как следует продумать возможные противодействия, наверняка – согласовать с начальством. Он не поддался на провокацию. А у командира первого трига хватило лихости, но недостало терпения как следует просчитать все последствия. Однако сейчас не время было искать виноватых. Сейчас…

– Триг, – это было сказано вполголоса, но настолько его командника еще хватало, и услышал каждый, – изготовиться к преследованию уходящего противника.