Припарковался он отвратительно. Когда они выбрались из машины, Майо остановился и стал потешно принюхиваться.
— Чувствуешь, пахнет? — спросил он.
— Чем?
— Такой сладкий запах.
— Это мои духи.
— Нет, что-то в воздухе, вроде карамели или шоколада. Знакомый запах, но никак не могу вспомнить, где я его…
— Ладно тебе. Входи, — она ввела его в ресторан.
— Надо было тебе надеть галстук, — прошептала она, — но, может быть, сойдет и так.
Ресторанные интерьеры не произвели на Майо ни малейшего впечатления, но висящими в баре портретами знаменитостей он был очарован. Обжигая пальцы спичками, он восхищенно глядел на портреты: здесь бывали Мэл Аллен, Кази Штейнгель, Френк Гиффорд, Ред Барбер и Рокки Марчиано. Когда Линда вышла из кухни со свечой, он в нетерпении обернулся.
— Ты видела здесь этих, телезвезд? — спросил он.
— Да вроде видела. Как насчет выпивки?
— Конечно, конечно. Но я хочу поговорить про них. Про телезвезд.
Он подвел ее к стойке бара, смахнул пыль с сидения и усадил с наивозможнейшей галантностью. Затем перемахнул через стойку, выхватил носовой платок и профессиональным жестом протер красное дерево бара.
— Моя специальность, — ухмыльнулся он. Изобразил безадресно-дружелюбную повадку бармена.
— Добр' день, мэ-эм! Чудесный вечер! Что желаете?
— Боже, сегодня в магазине я просто сбилась с ног! Взбейте сухой мартини. Лучше сразу двойной.
— Разумеется, мэм! Маслинку?
— Луковку.
— Двойной мартини с луковкой, взбитый. Принято, — Майо поискал в глубине бара и наконец выставил виски, джин, несколько бутылок содовой, которая лишь чуть-чуть выдохлась сквозь пробки.
— Боюсь, что мартини мы уже приняли, мэм. Что еще желаете?
— О, мне вот этого. Шотландского, пожалуйста.
— Содовая выдохлась, — предупредил он. — И льда нет.
— Неважно.
Он прополоскал стакан содовой водой и налил ей виски.
— Спасибо. Выпейте, бармен, я угощаю. Как вас зовут?
— Джим, мэм. Не стоит благодарности. На работе я не пью.
— Кончайте работу и присоединяйтесь.
— И после работы не пью.
— Можете звать меня Линдой.
— Благодарю, мисс Линда.
— Ты серьезно не пьешь, Джим?
— Ну.
— Ну, за счастливые дни!
— И длинные ночи.
— Неплохо. Сам придумал?
— Ха! Не знаю. Обычный барменский треп, специально для парней. Понимаешь? Намеки там… Не обижайся.
— Проехали.
— Пчелы! — выпалил Майо.
Линда испуганно вздрогнула.
— Что пчелы?
— Тот запах! Как внутри улья.
— Да? Не знаю, — сказала она безразлично. — Еще один, пожалуйста.
— Сию секунду! Слушай, про этих телезнаменитостей, ты вправду их тут видела? Живьем?
— Почему бы и нет? Счастливых дней, Джим.
— Пусть все будут субботами.
Линда задумалась.
— Почему субботами?
— Выходной.
— А-а!
— Кого из телезвезд ты видела?
— Ты же знал их по именам, а я — только в лицо, — рассмеялась она. — Ты как соседский пацан. Мне всегда приходилось рассказывать, кого из знаменитостей я сегодня встречала. Раз я сказала ему, что видела Джина Артура, а он уточнил: «И лошадь тоже?»
Соли Майо не уловил, но тем не менее был уязвлен. Только Линда собралась утешить его, оскорбленного в лучших чувствах, как бар стал тихонько подрагивать, и раздался слабый подземный гул. Он пришел издалека, казалось, медленно приблизился, и снова затих вдали. Вибрация прекратилась. Майо уставился на Линду.
— Бож-же! Как по-твоему, дом не рухнет?
Она покачала головой.
— Нет, когда они рушатся, всегда идет та звуковая волна, помнишь? А этот гул знаешь, на что похож? На подземку.
— Подземку?
— Ну. На пригородный поезд.
— Рехнуться. Как может работать подземка?
— Я не сказала: «это подземка», я сказала — звук похож. Еще один, пожалуйста.
— Надо сходить за содовой, — Майо отправился на поиски и вернулся с бутылками и обширнейшим меню. Он был бледен.
— Ты, Линда, конечно, не волнуйся, — сказал он, — но знаешь, сколько здесь дерут за выпивку? Доллар семьдесят пять. Гляди.
— Черт с ними, с ценами. Живем один раз! Бармен, сделайте двойной. Знаешь что, Джим? Если останешься в городе, я покажу тебе, где жили все твои герои. Благодарю. Счастливых дней. Возьму тебя в ББДО и покажу все их записи и фильмы. Как тебе, а? Звезды, как этот… Рэд… Как его?
— Барбер.
— Рэд Барбер, и Рокки Гиффорд, и Рокки Кази, и Рокки Белка-В-Полете!
— Ты меня просто дразнишь, — сказал вновь обиженный Майо.
— Я, сэр? Дразню? Зачем бы это? Просто хотелось быть любезной. Хотела тебя развлечь. Мать говорила мне, Линда, говорила она, помни о мужчинах вот что, носи, что он хочет и говори, что ему нравится, говорила мне она. Ты хочешь это платье? — потребовала она ответ.
— Оно мне нравится, если ты это имела в виду.
— Знаешь, сколько заплатила? Девяносто девять пятьдесят.
— Что?! Сотню долларов за такую черную тряпку, как эта?
— Это не «такая черная тряпка как эта». Это классическое черное платье для коктейля. А двенадцать долларов заплатила за жемчуг. Искусственный, — добавила она. — И шестьдесят за вечерние туфли. Сорок за косметику. Двести двадцать долларов, чтоб тебе было хорошо. Тебе хорошо?
— Факт.
— Хочешь меня понюхать?
— Я уже.
— Бармен! Мне еще один.
— Боюсь, не смогу обслужить вас, мэм.
— Почему?
— Вам уже хватит.
— Мне еще не «вам уже хватит», — оскорбленно заявила Линда. — Что за манеры? — она заграбастала бутылку вина. — Давай пропустим еще парочку глотков и обговорим, как нам разделаться с этими телезвездами. Счастливых дней. Могу взять тебя в ББДО и показать их записи и фильмы. Ну как?
— Ты уже спрашивала.
— А ты еще не ответил. Еще могу показать фильмы. Любишь фильмы? Я их не-на-ви-жу. Но не могу их теперь… пинать. Когда был Большой Бэмс, фильмы спасли мне жизнь.
— Как это?
— Секрет, понял? Между нами. Если пронюхает другое агентство… — Линда оглянулась и понизила голос. — ББДО устроило секретный склад немых фильмов. Забытые фильмы, чувствуешь? Никто не знал, что там этих копий до потолка. Делать из них длинные сериалы. Меня и послали в ту старую шахту, в Джерси. Разобрать их все.
— В шахту?
— Ну! Счастливых дней.
— Почему в шахту?
— Старые копии. Еще нитратные. Обгорелые. Порванные, а как же. Выдерживали их, как вино. Вот почему. Так я взяла двух помощниц на выходные туда, вниз. Проверить их все.
— И вы сидели оба дня в шахте?
— Ну! Сидели. Три девки. Пятница-понедельник. Такой был план. Думали, повесимся. Счастливых дней. Вот. О чем я? Да. Взяли одеяла, белье, фонари, кучу еды, полный порядок, и за работу. Точно помню момент взрыва. Искала третью катушку американского фильма «Gerconter Blumenorden an der Pegnitz». Часть первая была, вторая была, четвертая была, пятая была, шестая была. Третьей не было. Тррах-тарарах! Счастливых дней.
— Боже! И что?
— Девки запаниковали. Не смогла их удержать внизу. Больше их не видела. Но я знала. Зна-ала! Растянула тот пикник, как смогла. И потом еще сидела, умирала с голода. Потом выбралась, а чего ради? Кого ради? — Она заплакала. — Ни для кого. Никого нет. И ничего. — Она взяла Майо за руку.
— Почему ты не хочешь остаться?
— Остаться? Где?
— Здесь.
— Я же остался.
— Нет, надолго. Почему ты не хочешь? Разве у меня плохой дом? Снабжение — весь Нью-Йорк. Огород для цветов и овощей. Мы можем держать коров и кур. Рыбачить. Водить машины. Ходить в музеи. Галереи. Разве…
— Ты и так все это делаешь. Я тебе не нужен.
— Нет, нужен! Нужен!
— Для чего?
— Брать уроки музыки.
После длительного молчания он сказал:
— Ты пьяна.
— В стельку, сэр.
Она положила голову на стойку, кокетливо сверкнула глазами и закрыла их. Через некоторое время Майо понял, что она отключилась. Он поджал губы. Выбрался из бара, подсчитал расходы и оставил пятнадцать долларов под бутылкой виски.
