Я только кивнул, памятуя, что молчание – ограда мудрости.

Хозяйка чуть улыбнулась:

– Здесь надежно.

Я снова кивнул, понимая, что она имела в виду.

– Садись. – Она указала на стул. Я не заставил ее повторять. И решил наконец нарушить молчание.

– У меня – острая ситуация…

Жестом она остановила меня:

– Не надо. Разберусь сама.

Слева от нее, на маленьком круглом столике, лежало несколько кожаных футляров, содержавших, как я помнил, колоды карт Таро разного формата и облика, хотя рисунок на большинстве их принадлежал одной и той же системе. Повернувшись к столику, хозяйка с минуту медлила, выбирая, видимо, наиболее подходящий гарнитур. Взяла, наконец. Карты были завернуты еще и в красный шелковый платок. Развернула. Разделила на две равные стопки и неуловимо-ловкими движениями пальцев перетасовала их.

– Да мне, собственно, не это… – попробовал возразить я.

Она покачала головой и погрозила мне пальцем. Сказала:

– Возьми кристалл. Сосредоточься на нем. Чтобы он тебя почувствовал как следует…

Чуть заметным пожатием плеч я выразил свое отношение к этому делу, но сопротивляться не стал: тут ее монастырь – значит, и устав ее. А поговорить можно будет и в процессе. Пожалуй, так даже лучше: если кто-то заглянет – увидит лишь нормальный сеанс и ничего больше.

Я взял кристалл и обхватил его ладонями. Возникло странное ощущение: как будто я держал в руках живое существо. Хозяйка тем временем зажгла свечи и ароматическую палочку. Еще через минуту проговорила:

– Хорошо.

И принялась неторопливо раскладывать карты на красной скатерти. Одно кольцо из двенадцати карт. Вокруг него – второе. Третье. Мелькнула шкодливая мысль: сейчас последует традиционное «Позолоти ручку». Нет, ничего подобного я не услышал. Закончив расклад, хозяйка некоторое время рассматривала его, переводя взгляд от карты к карте – слишком, как мне показалось, долго. Потом поджала губы:

– Да, завидовать тебе я не стану.

– Знаю сам. Мне нужно…

И снова она остановила меня:

– Потерпи немного. Значит, так… Недавнее прошлое: очень большая неприятность. Угроза жизни, но исход благоприятный. Большой обман. Растерянность. – Она подняла глаза. – Соответствует?

– Пожалуй… – пришлось признать мне.

– Настоящее. (Пауза.) Пожалуй, не лучше. Десятка мечей в восьмом доме: вот она, видишь?

– И что же это?

– Убийца. И еще – перевернутая Башня. Смерть. Весьма вероятная в ближайшее время. – Она еще помедлила. – И не из одного источника. Из трех. – Она немного помолчала. – С деньгами у тебя сейчас благополучно. Но очень, очень ненадолго.

– Плохи мои дела, – сказал я почти весело. Пифия же не обратила на мой тон никакого внимания. Она продолжила:

– Но есть шансы. В седьмом доме король пентаклей – сиречь человек, который может помочь. И дальше – смотри, как удачно: восьмерка пентаклей, тройка жезлов в одиннадцатом доме, и к тому же еще Колесничий.

– А в переводе на рабоче-крестьянский?

– Бежать. Быстро. И далеко. Бежать с планеты: здесь тебе сейчас не уцелеть, видишь сам.

– М-да, – проговорил я на сей раз без восторга. – Сейчас, да еще мне – очень не просто. Дело в том…

Она выставила ладонь, как бы защищаясь:

– Не нужно. Свое я узнаю через карты – это до сих пор не признается судебным доказательством. Не имеет юридической силы. Иначе мне не хватило бы времени таскаться по судам свидетелем. Твои обстоятельства ты знаешь – и знай на здоровье. Мне они ни к чему.

Я понял ее и согласно кивнул:

– Я и не собирался исповедоваться. Просто подумал вслух: будет трудно.

– Легко только ушедшим. Да и то – как кому. Касательно же твоих проблем – я ведь сказала: король пентаклей поможет.

– Ну да. Который в седьмом доме. Может, дашь адресок?

Хозяйка усмехнулась чуть иронически:

– Другому бы не дала. Но тут, – она округло повела рукой над картами, – в твоем будущем есть неплохие перспективы. Очень неплохие. Правда, до них еще пахать тебе и пахать, так что я сейчас их раскрывать не стану: расслабишься – и испортишь картину самому себе. Адрес же твоего короля – запомни…

Она продиктовала мне адрес – вполголоса, вопреки своим же заверениям. Впрочем, лишняя предосторожность никогда не мешает, такое поведение я одобряю. Я выслушал и запомнил, и уже начал прикидывать, как мне добраться туда с наименьшим риском.

– Спасибо на добром слове. – Я отодвинул стул, встал. – Сколько я тебе должен?

Названная сумма едва не заставила меня поморщиться: я рассчитывал отделаться меньшим. Но спорить не приходилось. Я вынул карточку. При виде ее она покачала головой:

– Нет. Понадобится – проследят, с какого счета перевели. А я этого не хочу. Только наличными.

– Боюсь, что не хватит.

Она усмехнулась:

– Остальное отдашь потом. Видишь, как я верю в твою судьбу.

– Отдам, – согласился я, опустошая карманы. – Выйти черным ходом?

– Ни-ни. Все открыто, все легально. Ничего: они еще не близко.

Моя интуиция подсказывала то же самое.

– А кто такие «они» – карты не показывают? – спросил я со слабой надеждой.

Она ответила чуть ли не с обидой:

– Знаешь, тут не сыскное бюро все-таки… Хотя насчет одного могу немного прояснить. Официальная Служба.

Так-так. Интересно. Хотя я и сам ведь предполагал…

– И на том спасибо. Ладно. Да, кстати…

Это «кстати» было, по сути дела, главной причиной, по которой я здесь оказался, куда более важной, чем выяснение моих далеких перспектив. Но заводить этот разговор казалось мне уместным лишь после того, как деньги будут уплачены. Сейчас это условие было выполнено, и стало можно спросить:

– Кстати: помнится, у тебя в задней комнате стояла кое-какая аппаратура. Она еще сохранилась?

Пифия, похоже, не удивилась вопросу. Подняла на меня спокойный взгляд:

– Стоит на месте. Но в каком состоянии – не знаю: я ведь ею не пользуюсь.

Я кивнул. Аппаратура осталась от ее старого друга, в свое время принадлежавшего к достаточно узкому кругу компкорсаров; он был одним из первых, если только не самым первым человеком, сумевшим разработать методику беспрепятственного вхождения в любой мик; а ведь каждый микробиокомпьютер – это, по сути дела, единственная и неповторимая схема, точно так же, как носитель его – единственная и невоспроизводимая личность, так что взлом любого мика – задача в высшей степени творческая. Будь он жив, у меня бы вообще не возникло проблем с сохранением зашифрованного текста – да и с поисками ключа к нему. Увы, все мы в этом мире лишь временно. Так что придется потеть самому.

– Ты позволишь ненадолго воспользоваться этой техникой?

Она самую малость поколебалась: для нее все это железо было как бы памятником ушедшему. Но все же решилась:

– Давид всегда хорошо к тебе относился…

– Спасибо.

– Но, надеюсь, ты там ничего не испортишь? – поспешно прибавила она.

– Вандализм – не в моих правилах.

Кажется, это ее успокоило.

– Проводить тебя?

– Не надо. Я помню.

– Постой. Возьми ключ. Ты надолго там засядешь? Я собираюсь выпить чаю – присоединишься?

– С удовольствием – в другой раз. Ты ведь знаешь: дело прежде всего.

– Ну, иди.

Она как раз успела выпить свой чай, когда я сделал то, что было нужно. К моему удовольствию, в дальней комнатке сохранилась не только аппаратура; там нашлись даже чистые кристеллы, четырьмя из которых я воспользовался. Ей об этом заимствовании я решил не говорить: как знать, может быть, они тоже входили в категорию охраняемых памятников?

Разобравшись с кристеллами, я решил, что успею сделать привычную медитацию. Так и поступил. Но без какого бы то ни было результата. Я никого не увидел и не услышал. Сейчас я уже не был достоин такого общения. Мой новый (то есть не очень хорошо забытый старый) образ жизни намного понизил мой статус – там, наверху, среди Посвященных. Я заранее знал, что так будет; но иного пути у меня не было. И они это тоже знали. Просто какое-то время – до конца операции – мне предстояло сражаться в одиночку.