Дальше все было более или менее уяснимо. Все психологические проблемы, которые сидят в людях и мешают им нормально жить, были классифицированы специалистами психологами и психоаналитиками и сведены к определенным формулировкам. Например, «Меня не любят» или «Я загнан в угол». Для каждой такой формулировки разработана формула-антагонист, которая противостоит запрятанной вглубь проблеме. До этого места Настя еще понимала, но дальше…

А дальше кинезиолог, продолжая поддерживать физический контакт с пациентом, начинает мысленно переводить негатив в позитив, то есть убирает негативно окрашенную проблему и замещает ее позитивно окрашенным отношением. Да, конечно, Настя неоднократно слышала о том, что мысль материальна. Но не до такой же степени! Мысленно задать вопрос, получить сигнал-ответ, потом переводить негатив в позитив – нет, это решительно не укладывалось в ее голове. Так не бывает.

– Паш, а ты сам-то в это веришь? – ей трудно было скрыть сомнения.

– Я, Настюха, не верю, я знаю. Точно знаю.

– Откуда? – продолжала допытываться Настя.

– Из собственного опыта. Я обучался кинезиологии.

– Ты?! И что… ты вот… все это умеешь?

– Умею. Я бы не стал тебе рассказывать, если бы не знал точно.

– Покажи! – потребовала она.

– Что тебе показать?

– Ну… это вот… про что ты мне рассказывал. Возьми меня за руку, задай вопрос, получи ответ, переведи негатив в позитив. Давай прямо сейчас. Можешь?

– Могу. А что, у тебя есть проблемы, с которыми ты не можешь справиться?

– У меня? – растерялась Настя. – Да нет, у меня все в порядке. Денег, правда, мало зарабатываю, но это из другой оперы.

– То есть, другими словами, тебе помощь психолога не нужна? – уточнил Павел.

– Да нет же, не нужна, у меня все в полном порядке. Ну давай, показывай, – нетерпеливо произнесла она.

– Не буду, – улыбнулся Дюжин.

– Почему? Слабо?

– Настя, ты не понимаешь… Кинезиология – это не цирковые фокусы, которые можно показывать с целью развлечь зрителя. И не химические опыты, которые можно делать демонстративно, чтобы человек понял, как вещества реагируют друг на друга. Кинезиолог работает только тогда, когда человек чувствует, что нуждается в помощи, и обращается за этой помощью. Если человек о помощи не просит, с ним работать нельзя.

– Но почему?

– Потому что есть закон.

– Какой? У кинезиологов есть кодекс этики?

– Можно и так назвать. Но вообще-то это называется космическим законом.

– Каким?! – Настя решила, что ослышалась. Космический закон! Ну надо же… Впрочем, она забыла, что имеет дело с Дюжиным. От него еще и не такое можно услышать.

– Космический закон. Никогда не слыхала про такие?

– Нет, – призналась она. – И как он звучит?

– «Никогда ничего не делай, не говори и не думай, если тебя об этом не просят». Это закон на все случаи жизни, он существует не только для кинезиологов. В нашей с тобой ситуации его надо понимать так, что я не должен с тобой работать, если ты не ощущаешь потребности в моей помощи и не просишь о ней.

– А если я попрошу?

– Тогда другое дело.

– Ну, считай, что я попросила.

– Настя, Настя, – Дюжин рассмеялся и потрепал ее по плечу, – не лукавь. Я не буду показывать тебе фокусы. Если ты искренне считаешь, что у тебя нет внутренних психологических проблем, которые мешают тебе жить, то не надо меня обманывать.

– Но, может быть, они есть, а я про них не знаю. Ты можешь их обнаружить при помощи кинезиологии?

– Могу, – кивнул Павел. – Но не стану. Ты не нуждаешься в помощи, ты просто пытаешься меня заставить достать кролика из шляпы. А кстати, проблема у тебя есть, и, может быть, даже не одна.

– Да? – удивилась Настя. – Откуда ты взял?

– Оттуда, что у тебя нога не перестает болеть, хотя по всем медицинским критериям она должна уже быть в гораздо лучшем состоянии.

– А нога-то тут при чем?

– Если болит левая нога, это может означать, что ты идешь не по тому пути в своих отношениях с каким-то мужчиной. Или ты умом понимаешь, по какому пути нужно идти, но отчего-то не делаешь этого. В любом случае проблемы с ногами – это проблемы выбора пути, а левая сторона – отражение проблем с мужчинами. Вот и думай.

– Это что, тоже кинезиология?

– Нет, это другая практика. – Дюжин посмотрел на часы. – Извини, Настюха, мне пора. Я ответил на твои вопросы?

– Ну так… – промямлила она, – отчасти. Я почти все поняла, но почти ничему не поверила.

– Так тебе для раскрытия преступления верить и не нужно, тебе нужно понимать, чем занималась твоя потерпевшая. Значит, в пятницу в десять утра я сюда приеду и отвезу тебя на дачу. Договорились?

– Спасибо, Паша, – уныло ответила Настя, изо всех сил выдавливая из себя благодарную улыбку.

– Николай Александрович, можно? – В приоткрытую дверь осторожно просунулась голова одного из оперативников, работавших по убийству Галины Васильевны Аничковой.

Селуянов оторвался от бумаг, которые нужно было составлять ежемесячно и почему-то с каждым месяцем во все возрастающем количестве.

– Заходи. Что у тебя?

– Мы тут смотрели эти… ну, бумаги…

– Какие конкретно?

– Ну эти… которые у Аничковой из квартиры изъяли…

Пауза. Селуянов терпеливо ждал. Парнишка был в общем-то толковый, но вот с речью прямо беда. Выдавливает слова в час по чайной ложке, да и те не всегда внятные. Поначалу Коля злился, поторапливал молодого опера, прикрикивал, критиковал, потом смирился и научился терпеть. Став руководителем, он начал несколько иначе смотреть на жизнь. Если не сработаешься с подчиненным, он уйдет, а кто работать будет? За раскрытие преступлений-то с него спрашивают, с зама по оперработе, а он с кого станет спрашивать, если все разбегутся?

– Так. И что в бумагах? Что-то не так?

– Там… это… листка не хватает… вырван…

– Откуда вырван? Из ежедневника? – Селуянов изо всех сил помогал косноязычному парню.

– Ну да, я и говорю.

Вообще-то, ничего подобного про ежедневник он пока не сказал, но зато сумел произнести связную фразу, уже хорошо.

– За какое число листка не хватает?

– Вот… я, это… принес показать.

С этими словами оперативник вытащил откуда-то из-за пазухи ежедневник и протянул начальнику.

– А следователю ты звонил? Доложил?

– Так он, это… Неохота ему… сказал, чтоб сами…

– Что – сами? Витя, что сказал следователь? Чтобы мы сами назначили экспертизу? Чтобы сами ее провели? Или что сами-то?

– Я, это… не знаю…

Витя, похоже, испугался всерьез, хотя Селуянов откровенно шутил, потому что даже юристу-первокурснику известно, что выносят постановление о производстве экспертизы именно следователи, и только они, а никак не оперативники, и проводят эту экспертизу эксперты, а опять же не оперативники. Но следователь, который вел дело об убийстве кинезиолога Аничковой, был откровенно ленив и плохо подготовлен в профессиональном плане, лишней работы себе не искал, все бумаги, изъятые на квартире убитой женщины, тут же отдал оперативникам, дескать, пусть копаются, и Коля подозревал, что в данном случае он посоветовал розыскникам самим попробовать посмотреть в косопадающем свете, нельзя ли восстановить записи на вырванном листке по следам, оставленным на соседних страницах. А уж если нельзя, тогда он, так и быть, назначит экспертизу. Отсутствие служебного рвения со стороны следователя объяснялось тем, что убийство Аничковой было рядовым и особого внимания начальства не привлекало. Во всяком случае, по этому преступлению его не будут дергать каждый день с отчетом о ходе следствия, так что можно особо не надрываться.

– Ну, давай поглядим, что там у нас, – миролюбиво произнес Селуянов, протягивая руку за ежедневником.

Вырванным оказался листок за 5 и 6 сентября, соответственно, четверг и пятницу. Если бы покойная Галина Васильевна вела образ жизни домохозяйки, то шансы на успех можно было бы считать весьма высокими, ведь на следующей странице оказались суббота и воскресенье (по полстранички на день), и, весьма вероятно, они были бы пусты, так что следы от записей за 5 сентября почти наверняка можно было бы увидеть даже без экспертизы. Но увы, Аничкова планировала дела и на выходные, и на праздничные дни, так что без специальных приборов недостающие записи никак не восстановить.