С конца восьмидесятых годов прошлого века Богданов писать перестал, вероятно, спрос на жизнеописания резко упал. И вновь Глеб Борисович возник только в 1999 году уже в качестве «человеко-части» проекта «Василий Богуславский».
Богданов был дважды женат и столько же раз разведен, обе его супруги живы и здоровы, от двух браков он имеет двоих детей – сына Илью и дочь Ладу.
В биографии Богданова все было понятным и логичным, кроме одного: почему он в течение десяти лет не написал ни одной книги. Устал? Надоело? Решил больше не браться за перо? Возможно. Тогда как объяснить его участие в проекте? Да, идеологически выверенные биографии стали не нужны, Богданову больше не заказывали жизнеописания, но ведь он мог творить без заказа, по собственному усмотрению, писать романы, повести. Почему же он, обладая уникальным даром рассказчика, этого не сделал? Или все-таки сделал, но рукописи по каким-то причинам не увидели свет? Если так, то каковы эти причины?
Екатерина Славчикова показалась супругам Боровенко фигурой типичной для современности. Экономист по образованию, она работала бухгалтером сначала на госпредприятии, потом в различных мелких фирмах, а потом в один прекрасный день начала писать детективы. Публиковалась под собственным именем, никакими псевдонимами не пользовалась и никаких секретов вокруг себя не разводила. В 1997 – 1998 годах вышли четыре ее повести, после чего, с 1999 года, она перестала творить самостоятельно и включилась в проект «Василий Богуславский». Состоит во втором браке, от первого брака имеет дочь, от второго – двух сыновей. О своей семейной жизни Екатерина Славчикова рассказывала журналистам много и охотно, так что информации было достаточно, но она не казалась супругам Боровенко интересной.
Василий же Славчиков, третий соавтор проекта, оказался сыном второго мужа Екатерины. Никакого литературного прошлого у него не было, он ничего не писал и не издавался, и зачем его взяли третьим автором в проект, было непонятно.
– Да ясно же, семейственность разводят, – пожала плечами Елизавета. – Всегда стараются своих поближе к кормушке пропихнуть.
– Нет, Лиза, не все так просто, – возразил Вячеслав. – Гонорар за рукопись не зависит от числа соавторов, деньги платят за рукопись, а не за работу каждого. А соавторы делят этот гонорар между собой в определенной пропорции. Какой смысл Екатерине брать в проект парня? Если она хочет дать ему денег, она может сделать это из собственного кармана. Что-то тут не так.
– А что не так-то? Вот смотри, гонорар за книгу составляет, допустим, сто единиц, и если соавторов двое, они делят его пополам, по пятьдесят единиц на каждого. А если их трое, то по тридцать три единицы. Таким образом, у семьи Славчиковых оказывается не пятьдесят единиц, а шестьдесят шесть. Вот тебе и весь расклад.
– И ты полагаешь, что Богданов легко согласился на то, чтобы его доля уменьшилась с пятидесяти единиц до тридцати трех? Вот так просто взял и отдал свои кровные совершенно чужому молодому парню, который не умеет писать книги и от которого толку как от козла молока? Не поверю!
– Вообще-то верно, – согласилась Елизавета. – Надо почитать их интервью повнимательнее.
У них оставалось еще двое суток из отведенных трех, и супруги решили разделиться. Вячеслав оккупировал компьютер, выискивая все новые и новые материалы о Василии Богуславском, а Лиза отправилась в библиотеку и в книжный магазин. Вернулась она с шестью книгами: двумя жизнеописаниями, принадлежащими перу Глеба Богданова, двумя детективами Екатерины Славчиковой и двумя произведениями, подписанными «Василий Богуславский». Читала она быстро, так что для самого поверхностного анализа времени вполне хватило.
О Богданове она ничего нового не узнала, книги действительно были увлекательными и читались на одном дыхании, но это было известно и раньше. Детективы бывшего бухгалтера отличались затейливостью истории, но при этом, как ни странно, читались с огромным трудом. Язык был серым, лишенным какой бы то ни было образности и живости, фабула казалась несбалансированной, и происходящие в романе события то неслись галопом, как взбесившийся конь, то провисали и надолго застывали на одном месте, вызывая ассоциации с задумавшейся черепахой. Лиза то и дело ловила себя на желании бросить книгу недочитанной, но вспоминала, что читает не ради удовольствия, а исключительно ради дела, и снова бралась за работу. Самым интересным для нее было описание быта и нравов женских колоний, а также женских камер в следственных изоляторах. Эти описания присутствовали в обеих прочитанных книгах Славчиковой, а конфликты, возникшие в местах лишения свободы, или сложившиеся там отношения лежали в основе самих детективных сюжетов.
Романы же Василия Богуславского были хороши во всех отношениях: и история интересная, и концовка неожиданная, и стиль замечательный, и действие нигде не провисает, двигается по нарастающей, не давая оторваться от книги.
– Все ясно, – сделала вывод Елизавета, закрывая последнюю из шести книг. – Она сидела.
– Кто? – не понял Вячеслав.
– Да Славчикова эта. Она отсидела какой-то срок, по всей вероятности, небольшой, отсюда и интерес к описанию зоны. Конечно, может оказаться, что она все это выдумала или знает из чьих-то рассказов, но мне кажется, она сама через все это прошла. Теперь дальше. Богданов за всю жизнь не написал ничего такого, что он сам бы придумал, понимаешь? Он только описывал чужие жизни, чужие истории. У него потрясающее чувство текста, он о самых скучных вещах умеет рассказывать интересно и увлекательно, но он не умеет придумывать. А у Славчиковой все наоборот: она великолепная выдумщица, но совершенно не умеет свои истории интересно рассказывать. Вместе с Богдановым у них все получается классно: она придумывает историю, а он ее структурирует, излагает и записывает.
– А третий? Он что делает?
– Понятия не имею, – вздохнула Елизавета. – Его присутствие в книгах Богуславского никак не просматривается. Не понимаю, зачем он им нужен?
Когда миновал трехдневный срок, Вячеслав долго разговаривал по телефону с человеком, обратившимся к ним со столь странной просьбой, а когда повесил трубку, в полном недоумении обернулся к жене:
– Он хочет, чтобы мы приехали к нему. Всего на один день. Но как можно быстрее.
– Зачем?
– Не знаю. Он сказал, что это важно, и в первую очередь для нас самих. Он сказал, чтобы мы приехали вдвоем. – Господи, – заволновалась Лиза, – что там могло случиться? И какое отношение к этому имеет мифический Богуславский?
– Не знаю, – угрюмо повторил Вячеслав. – Но он просил таким тоном, что это больше похоже на приказание. Придется ехать. Ты сможешь отпроситься на работе?
– Я и так брала три дня, чтобы читать эту муть… Но я что-нибудь придумаю, Славик. Неужели Юрка опять что-то натворил?
На следующий день они уехали в город, где на четвертом курсе автодорожного института учился их сын Юрий. А еще через день вернулись в Москву, получив вполне конкретное, но очень странное задание: установить наблюдение за всеми соавторами, издающимися под псевдонимом «Василий Богуславский». Все дальнейшие инструкции получать от находящегося в Москве человека, который с ними свяжется, вот его имя, он им позвонит. Они должны понимать, что все это, во-первых, очень важно и, во-вторых, в их же собственных интересах, поскольку если выплывет наружу, каким образом их родной сынок избежал уголовной ответственности, то пострадает и мальчик, и они сами.
– Мне ничего не будет, я уже год как на пенсии, – небрежно гудел хорошо поставленным голосом Андрей Степанович, – а в отношении вашего Юры уголовное преследование будет возобновлено, если материалы, которые собрал журналист, попадут не в те руки.
– Но как же нам их искать? – растерянно спросила Лиза Боровенко, у которой при одной только мысли о том, что сын окажется за решеткой, холодело сердце и темнело в глазах. – Мы же не умеем, мы со Славой технари, а не сыщики…
– Сыщиков сюда впутывать нельзя, – строго оборвал ее Андрей Степанович. – Слишком узкий круг профессионалов, понимаете?