– Этого обрубка? – Коротков в изумлении вскинул брови. – Он же ей до пупка не достает.

– Кому это – ей?

– Да Савенич. Она здоровенная, как я не знаю кто, выше меня даже.

– Удивил, – усмехнулась Настя, – я тоже выше тебя. А откуда, кстати, тебе это известно? Ее же не было в Сокольниках, когда ты туда с группой выезжал, она в тот день не снималась.

– Все-то ты знаешь, умная больно, – обиделся Юра. – Тебе разве не сказали, что через час после приезда опергруппы Савенич примчалась в Сокольники? Ей Воронова позвонила, и она тут же прилетела.

– Зачем?

– Моральную поддержку оказывать. Воронова с Савенич – не разлей вода, подружки, едрёна матрёна. Одной тридцать, другой полтинник, двадцать лет разницы, вот ты мне объясни, что между ними может быть общего?

– Не преувеличивай, Вороновой всего сорок шесть, а Савенич – тридцать один. Там длинная история, они в одной коммуналке много лет жили, у Савенич родители были проблемные, отца посадили, мать спилась, Воронова ее фактически с самого рождения пестовала. Ничего удивительного, что в стрессовой ситуации Воронова первым делом Ирине позвонила. И точно так же ничего удивительного, что Савенич тут же приехала. Они всю жизнь так прожили. А отсюда знаешь какой вывод?

– Знаю, – буркнул Коротков, наливая себе еще сока из литрового пакета. – Что бы ни случилось, Воронова будет ее покрывать. Или Савенич Воронову, что сути дела не меняет.

– Злой ты, Юрик, – вздохнула Настя. – И недоброжелательный.

– Ага, зато ты у нас образец доброты и мягкосердечия. Ты вообще к чему ведешь-то? К тому, что Яна Нильская могла убить соперницу?

– Элементарно. Мне Воронова знаешь что сказала? Что Яна закрутила с водителем Тимуром исключительно из ревности, потому что дошла до ручки. А когда женщины доходят до ручки, знаешь, что бывает?

– Представляю, – хмыкнул Коротков. – То есть если бы ситуация продолжала развиваться, она бы рано или поздно укокошила либо соперницу, либо неверного мужа. А мне говорили, что она маленькая такая, хрупкая…

– Солнце мое, для того, чтобы взвести курок и нажать на спусковой крючок, не обязательно быть Шварценеггером. Вполне достаточно иметь одну руку и на ней пять пальцев. А для того, чтобы нанять исполнителя, даже рук можно не иметь. Яна Нильская, по отзывам очевидцев, девушка очень темпераментная, даже излишне. И очень энергичная. И очень эмоциональная. И способная на необдуманные и неожиданные поступки.

– Красиво…

Юра задумчиво поковырял чайной ложечкой в розетке с вишневым вареньем, выбирая ягоды.

– А почему ты сказала, что могли убить и Воронову тоже? За что Яне Нильской убивать режиссера?

– Потому что Яна Нильская была убеждена, что, во-первых, у ее мужа роман с Ириной Савенич, а во-вторых, что Воронова их покрывает и создает им условия для интимных встреч.

– Это кто ж тебе такое сказал? – изумился он.

– Да сама Воронова и сказала.

– А ты и поверила, да?

– Юра, Воронова показалась мне нормальной теткой, умной, порядочной и разбирающейся в людях. И муж у нее, кстати, тоже очень приятный. Мне Гмыря велел понюхать, как относится муж Вороновой к съемкам и не пытается ли он заставить ее отказаться от проекта из-за этого убийства. Иными словами, не хочет ли он воспользоваться трагедией, чтобы сэкономить денежки, которые он так щедро пообещал своей жене на сериал. Так вот, этим там и не пахнет. Пока, во всяком случае.

– Это Гмыря такую бредятину придумал? – Юра скептически приподнял брови.

– Ну не я же. Боря вообще считает, что муж Вороновой мог сам организовать убийство, чтобы сорвать съемки, потому что ему денег жалко, а отказать жене в финансировании он по каким-то причинам не смог. Юр, это не такая уж и бредятина, это нормальное логическое построение, проработка всех возможных версий. Просто когда видишь людей живьем, в их доме, видишь и слышишь, как они между собой общаются, как ведут себя, то понимаешь, что может быть, а чего быть не может. А когда людей не видишь и не знаешь, то любая версия кажется правдоподобной. Вот ты, например, веришь в то, что Анатолий Андреевич Аксючиц может быть убийцей?

– Аксючиц? Это еще кто такой?

– Нет, ты ответь, может или нет он человека убить?

– Ну, может. А почему бы и нет? Раз он человек, и к тому же живой, значит, он может все, в том числе и убить. Не вижу в этом ничего невероятного. Не, Настюха, серьезно, кто он такой?

– Это Лешкин аспирант, ты его видел у нас месяца два назад.

Коротков от души расхохотался.

– Это такой толстенький, добродушный? Который так смешно испугался, что мы с тобой вот-вот поссоримся?

– Именно.

– Не, этот не убьет. Никогда, – твердо заявил Юра. – Милейший человек, абсолютно бесконфликтный. По-моему, он даже рассердиться толком не может. Короче, я понял, что ты хотела сказать. А другие версии у Гмыри есть?

– Навалом. Например, что водителя убили, потому что он мешал похищению Яны. А саму Яну похитили с целью вымогательства денег у мужа Вороновой, который, как тебе известно, человек далеко не бедный. То есть Боря считает, что у Яны Нильской и Андрея Константиновича Ганелина мог случиться страстный роман.

– Еще красивше… Муж, значит, глядит в сторону красотки-актрисы, а я ему назло буду спать с богатым мужем режиссера. Чего ты не смеешься-то?

– А что тут смешного? – не поняла Настя.

– Что смешного? Да все! – Коротков стукнул кулаком по столу. – Все смешно, что Гмыря придумал, а ты повторяешь. Когда Яна Нильская приехала в Москву?

– Накануне начала съемок, двадцатого мая.

– А исчезла она девятого июня. Три недели всего она здесь, и ты считаешь, что за эти три недели сначала завязался роман ее мужа с Ириной Савенич, потом Яна долго и упорно ревновала, потом решила обаять Ганелина, потом какое-то время складывались их романтические отношения, потом наконец сложились, потом о них узнали преступники, потом разрабатывали план, как выманить у бизнесмена денежки, потом его осуществляли. И все за двадцать один день! Да на такую историю год нужен, если не больше. Это все равно что «Сагу о Форсайтах» изложить на трех страницах.

– Юрочка, Нильский знаком с Ириной Савенич ровно десять лет, – заметила Настя, – так что уйми свой пыл.

– Ну хорошо, пусть так. Но Яна-то Нильская впервые в Москву приехала только сейчас, – не сдавался Коротков. – Не может за три недели ситуация развиться до такой степени, чтобы привести к похищению и вымогательству. Не могла она за три недели так окрутить мужа Вороновой, чтобы преступникам, наблюдающим со стороны, стало ясно: здесь можно поживиться денежками.

– А кто тебе сказал, что все это развилось всего за три недели? – невинно осведомилась она.

– Потому что Яна впервые в Москве. Ты что, не слышишь, что я тебе говорю?

– Слышу. А ты уверен, что муж Вороновой никогда не бывал в Кемерове? Уверен, что он не мог познакомиться с Яной в любом другом городе, кроме Москвы? На каком-нибудь курорте, например.

– Удавила, – сердито произнес Юра.

– Кто кого? – не поняла Настя.

– Ты – меня. Тебя послушать, так Яна вообще могла всю эту петрушку сама придумать и организовать, чтобы вытянуть деньги у богатого любовника. Скажешь, нет?

– Скажу – да. Могла. И это тоже надо проверять. Пока что мы с тобой варим кашу на воздухе, а не на молоке и даже не на воде. Потому что Яна так и не объявилась. И совершенно непонятно, похитили ее или она сама по себе куда-то делась. И если похитили, то с какой целью. Ни Вороновой, ни Савенич, ни кому бы то ни было еще пока никто не звонил и ничего не требовал. Пошли укладываться, – Настя со вздохом поднялась со стула. – Так уж и быть, выдам тебе чистое постельное белье.

Пока Коротков плескался в душе, она раздвинула «гостевой» диван, застелила его свежим бельем, поставила мобильный телефон на подзарядку, постелила постель себе. Юра вышел из ванной, закутанный в махровый халат Чистякова, посвежевший и довольный.

– Вот где счастье-то! – констатировал он, падая на диван и вытягивая ноги. – Только и начинаешь ценить, когда две ночи подряд в кабинете поспишь. Когда завтра подъем?