– Не знаю. Скоро, наверное. А вы торопитесь?

– Нет. Я никуда не тороплюсь, я сделал все свои дела и приехал к вам, чтобы проводить вас после работы, куда вы скажете. Надеюсь, вы живете не в соседнем доме?

– В Орехове-Борисове. Это далеко. От метро двадцать минут пешком.

– Это не далеко, Анечка, это прекрасно. Вас дома ждут?

– Только родители.

– Тогда я приглашаю вас поужинать. В тепле разговаривать приятнее. Вы согласны?

– Я не одета для ужина.

– А я приглашаю вас к себе домой. Так что форма одежды значения не имеет.

– Я не знаю… Это так неожиданно.

За спиной у Анны остановился пикапчик, из него вышли два дюжих парня.

– Анютка-незабудка, складывайся! – закричал один из них.

Доценко отошел в сторонку, чтобы не мешаться под ногами. Он наблюдал за Анной Лазаревой, пытаясь увидеть признаки психической неуравновешенности. Излишняя резкость или, напротив, непонятная заторможенность движений, неадекватная реакция на реплики окружающих, внезапная злость, немотивированный истерический хохот и многое другое могли бы послужить Михаилу сигналом: с этой девушкой не все в порядке. Пока ничего такого ему в глаза не бросилось. Но ведь был приступ внезапной злобности во время их первого разговора. И были трясущиеся руки и безуспешные попытки справиться с нервозностью и волнением. Все это было. И отрицать этого нельзя.

До дома, где жил Михаил, добираться с «Профсоюзной» было неудобно, пришлось делать две пересадки в метро. Анна всю дорогу была молчаливой, при любой возможности старалась сесть, вероятно, чтобы не бросаться в глаза своим ростом, шла ссутулившись и не вынимая рук из карманов. И только переступив порог квартиры своего нового знакомого, расслабилась и расправила плечи.

– Я так намерзлась за целый день, что даже раздеваться боюсь, – призналась она. – Мне каждый вечер кажется, что я уже никогда не согреюсь.

– У меня тепло, – заметил Доценко, мысленно похвалив себя за то, что утром, уходя из дому, не открыл форточку для проветривания. Теперь в квартире было не просто тепло – душно, он этого не переносил, но зато для Ани, наверное, будет в самый раз.

– Вы совсем один живете? – спросила она.

– Я живу с мамой, но сейчас она в больнице.

– Что-то серьезное? – в голосе Ани прозвучало искреннее сочувствие.

– Нет, просто появилась возможность положить ее в хорошую клинику и провести общеукрепляющий курс, витаминчики поколоть, процедуры поделать. Раздевайтесь, Анечка, и пойдемте на кухню. Кулинар из меня никакой, так что готовить ужин будем вместе, а если он получится невкусным, то будем вместе мужественно его есть.

Анна медленно, будто нехотя, расстегнула длинную, почти до колен, куртку-пуховик, сняла вязаную шапочку и сапоги на танкетке. Теперь она выглядела совсем не так, как еще час назад, когда сидела, несчастная и замерзшая, с красным носом, над своими газетами и журналами. Под курткой на ней был надет красивый бирюзовый свитер, а джинсы, обтягивающие невероятной длины мускулистые ноги, были модными и явно новыми. Более того, когда исчезла вязаная шапочка, закрывавшая голову и уши, оказалось, что у Анны Лазаревой густые блестящие темно-русые волосы, а на работу, даже такую неинтересную, она ходит в серьгах. Не бриллианты, конечно, но все равно красивые длинные серебряные подвески с вставками из бирюзы, под цвет свитера. Да, красавицей бывшая баскетболистка, безусловно, не была, но то, что она очень за собой следила, сомнению не подлежало. Интересно бы рассмотреть ее руки, прикидывал Доценко, провожая гостью в кухню и вытаскивая из холодильника продукты, из которых предполагалось приготовление ужина.

– Даже и не знаю, как бы нам с вами, Анечка, распределить обязанности, – сказал он, с сомнением оглядывая расставленные на столе тарелки и пакеты. – У вас маникюр? Покажите-ка руки.

Аня послушно протянула руки. Доценко осторожно взял ее пальцы и стал внимательно рассматривать. Каменская говорила, что у первой жертвы душителя на шее были следы ногтей, а у остальных таких следов уже не было, то есть после первого убийства маньяк остригал ногти. Что-то не получалось… Ногти у Лазаревой были длинными и ухоженными. Хотя это, конечно, еще ни о чем не говорит. Накладные ногти продаются во всех магазинах. Так что надо перво-наперво выяснить, свои у нее ноготки или искусственные. А если свои, то быстро ли отрастают.

– Красивые у вас руки, – восхищенно произнес он. – Трудно, наверное, с такими ногтями домашней работой заниматься, да?

– Совсем нетрудно, – улыбнулась Аня. – Я дома все делаю, кроме готовки. Готовить не умею. А так и стираю, и мою.

– И сколько же времени нужно такие коготки отращивать? – невинно поинтересовался Миша.

– Месяца три примерно. Миша, вы ужин обещали, а сами моими руками занимаетесь.

– Ох, простите! – Михаил сделал вид, что спохватился. – Когда вижу что-то необычное, про все забываю. Так, Анечка, вам на выбор предлагаются следующие виды работ: чистить картошку, отбивать мясо, резать овощи для салата. Что вы предпочитаете?

– Да мне что-нибудь попроще. – Она виновато улыбнулась. – Я же честно призналась, что готовить почти совсем не умею. Давайте я буду картошку чистить, здесь хоть испортить ничего нельзя.

– Годится. Вот вам фартук, вот нож, вот кастрюля, а картошка в этой сумке.

Анна встала возле раковины и принялась за дело, а Миша тем временем занимался мясом, пытаясь вспомнить, что и в какой последовательности в таких случаях делала мама.

– Аня, а как же так получилось, что вы готовить не умеете? – спросил он, нарезая мясо толстыми ломтями для отбивных. – Вас мама от всей домашней работы освободила?

– Нет, что вы, я же сказала, что дома все делаю. Просто у меня от природы нет к этому способностей. Я стараюсь, а все равно ничего не получается. То недосолю, то переперчу, то недожарю. Должно быть какое-то чутье, а у меня его нет. Так мама говорит.

– Нет, Аня, дело не в отсутствии природного чутья, а в любви. Это я вам точно говорю. Пока вы живете с мамой, ваше чутье дремлет, потому что мама все равно приготовит поесть. А когда вы будете стоять перед необходимостью накормить любимого мужчину, и накормить вкусно, чтобы он в вас не разочаровался, а, кроме вас самой, приготовить еду будет некому, вот тогда все у вас получится. Внутренние ресурсы сразу мобилизуются, и все, что до той поры в вас дремало, проснется и активизируется.

– Вы думаете?

Она оставила в покое картошку и повернулась к Мише.

– Уверен.

– И мужчина обязательно должен быть любимым, иначе ничего не получится?

– Достаточно, если он будет вам нравиться. Важно, чтобы вы не захотели его разочаровать.

– Значит, если я попробую приготовить ужин для вас, у меня обязательно получится?

Да, дама из федерации нисколько не передергивала, рассказывая об Анне Лазаревой. Девушка уже готова приступить к выяснению отношений и к раздаче авансов на будущее. Сейчас она вцепится Мише в горло и начнет добиваться каких-то намеков на душевное расположение и готовность развивать отношения. Ладно, ничего не поделаешь, придется поддерживать игру, сам же первый начал.

– А что, я вам нравлюсь? – спросил он.

– Нравитесь. Иначе я не пошла бы к вам в гости.

– Тогда вперед, Анечка. Я самоустраняюсь от кулинарного процесса, чтобы не нарушать чистоту эксперимента. Попробуем?

– Неужели рискнете? – лукаво улыбнулась Аня. – А вдруг я вас обманула и вы мне совсем не нравитесь? Тогда ваши продукты будут переведены напрасно, есть то, что я приготовлю, вы все равно не сможете.

– Рискну, пожалуй. Поскольку я сам готовить тоже не умею, то хуже не будет. А вдруг моя теория верна? Тогда у меня есть шанс устроить пир посреди рабочей недели.

– Ну что ж… Люблю отчаянных мужчин.

Она снова занялась картошкой. Миша уселся за кухонный стол и стал внимательно наблюдать за ней, попутно выдавая какой-то отработанный до автоматизма треп про любовные романы. Мужчина, хорошо знающий и с удовольствием читающий такого рода литературу, – огромная редкость, и Доценко после длительных размышлений выбрал себе именно такое хобби, хотя от любовных романов его тошнило. Но женщины ловились, что называется, влет. Причем ловились даже те, которые сами этих романов не любили и не читали. Ловились просто в силу необычности ситуации. Можно в принципе не любить собак, но не обратить внимания на собаку с двумя головами невозможно. Вот уже два года Миша Доценко покупал и тщательно, с карандашом в руках, изучал любовные истории, написанные зарубежными писательницами, искал и отмечал сходства и различия, старался запомнить названия и имена персонажей. «Хобби» оказалось очень полезным, и чем больше становилось число женщин, которых ему удалось расположить к себе и выяснить с их помощью ценную для раскрытия преступлений информацию, тем менее острым делалось отвращение к этим книжкам. Это было почти так же, как когда-то в детстве с творогом. Маленький Миша, занимаясь в спортивной секции, несколько раз ломал то руку, то ногу, причем в ситуациях, в которых его друзья отделывались обыкновенными ушибами. Врач тогда сказал Мишиной маме, что у мальчика наблюдается недостаток кальция, и это ведет к повышенной хрупкости костей. Надо пить специальные препараты и есть побольше продуктов, содержащих кальций, главным образом – сыр и творог. Творог Миша терпеть не мог, давился, но мама заставляла… Через год оказалось, что кости стали прочнее и уже не ломаются при каждом падении. Через два года Миша смог возобновить занятия спортом, а ненавистный творог продолжал есть и по сей день. В конце концов, не такой уж он противный, если приносит очевидную и ощутимую пользу.