Я задумался и хотел было написать ответ, но глаза слипались – сказывалась вчерашняя бессонная ночь в милицейском обезьяннике. Снилось мне, что я иду по лесу в сапогах и держу в руках лукошко с апельсинами. Пел я при этом какую-то, как мне казалось, дико смешную песенку с припевом «чоза грибы?». Проснулся я от собственного хохота, но ни песенки, ни мотива вспомнить не смог. Я перевернулся на другой бок, но тут раздался стук в дверь. Я глянул на часы – было восемь утра. На ходу натягивая штаны, я поскакал к двери. За дверью стояла Тамара все в том же прохладном белом халате.

– Роман, ситуация изменилась, – сказала она. – Я прошу вас собрать все вещи, вертолет ждет.

– Вертолет? Опять? Что случилось? – насторожился я. – Пришелец начал действовать?

– С пришельцем ничего нового. А вот лично с вами, Роман, хотят поговорить в управлении.

– Ого, – только и сказал я.

– С вещами, – напомнила Тамара.

Летел я на вертолете с какими-то высокими чинами. Юрия, Пашки и Лидки не было – то ли они летели в другом вертолете, то ли в загадочное управление вызвали меня одного. В дороге, несмотря на грохот, я понял из разговоров, что пришелец все-таки начал действовать. «Попросил у Штатов политического убежища, эмигрирует в Неваду», – пошутил один из них. Похоже, информация эта была объявлена американцами, потому что наша партия оппозиции уже призвала все население приехать на Медведицу и выйти на митинг. Еще мои спутники говорили про эвакуацию района и какой-то цистамин. Один все сокрушался, что из-за какого-то – тут он выматерился – цистамин подвезли в область в недостаточном количестве, и если народ схватит дозу, то президент отымеет по полной.

Вертолет встретила почти что группа захвата – такие суровые у них были лица. Меня сразу отделили от остальных, посадили в машину с черными стеклами, и мы понеслись с сиреной и мигалками. И уже через полчаса я оказался за полированным столом в большом кожаном кресле. Напротив сидели трое. Их я никогда не видел по телевизору, хотя наверняка они были важными политическими чинами.

Представился только один из них – немолодой человек с цепкими глазами.

– Иван Петрович, – произнес он, протягивая руку.

– Роман, – ответил я и зачем-то добавил: – Тоже Петрович. Роман Петрович.

– Так вот, Роман Петрович, – начал он. – Во-первых, от имени правительства выражаем благодарность за неоценимую помощь и сотрудничество. А сейчас, пожалуйста, ваш карманный компьютер…

Я покраснел.

– Роман Петрович, – внушительно повторил он, – пожалуйста, не делая резких движений, достаньте свой карманный компьютер и положите на стол… Нет, не мне – перед собой на стол. Да, вот так. Спасибо.

– Извините, – пробормотал я, – не подумайте, что я…

– Не надо оправдываться. – Он поднял руку. – Вас, Роман Петрович, никто ни в чем не обвиняет. Если у вас не забрали компьютер, значит, именно так было надо. Еще раз повторяю: мы вам благодарны за сотрудничество и надеемся, что вы и дальше будете выполнять наши просьбы.

Я успокоился и кивнул. Уж очень давила на нервы и эта ситуация, и этот кабинет, и эти окаменевшие лица.

– Теперь откройте письмо от доктора Пиколя, – продолжил Иван Петрович.

– Что? – встрепенулся я.

– Я повторяю: откройте письмо от доктора Пиколя. Делайте то, что я вам говорю, не нервничайте и не переспрашивайте.

– Делайте, Роман Петрович, это важно, – неожиданно подал голос один из сидящих в отдалении.

Я нашел письмо и открыл его в гробовой тишине.

– Теперь пишите ответ, – произнес Иван Петрович, в его руках вдруг появился блокнотик.

– Кому? Доктору Пиколю? – удивился я.

– Да, именно ему, доктору Пиколю. Пишите, я диктую. Доброе утро, доктор Эрнест, восклицательный знак.

Я поморщился.

– Может, просто доктор Пиколь?

Он кивнул:

– Да, напишите так, Роман Петрович, как написали бы лично вы.

– Написал, что дальше?

Он заглянул в мой наладонник, проверяя, и продолжил:

– Спасибо вам за быстрый ответ. У меня есть несколько серьезных возражений и пара мыслей, которые я хотел с вами обсудить. Об этом я напишу подробно чуть позже. Сейчас мы с группой ученых…

– Помедленней, пожалуйста, – взмолился я, не успевая. – …с группой ученых, так.

– С группой ученых отправляемся к кораблю. Чтобы принести пришельцам к подножию корабля тщательно отобранные…

– …тщательно отобранные…

– Тщательно отобранные образцы нашей культуры и искусства…

– …и искусства…

– Все. Отправляйте.

Я поднял на него удивленный взгляд.

– Отправляйте, Роман Петрович, – настойчиво повторил он.

Я пожал плечами и нажал «отправить».

– Что дальше? – спросил я.

– Теперь подождем.

– А чего, собственно…

Закончить мне не дали – распахнулась дверь, и возник молоденький лейтенант.

– Отправилось! – выпалил он с порога.

Политические чины поднялись и вышли вместе с лейтенантом. В кабинете со мной остался только Иван Петрович. Он обошел стол, сел в кресло напротив, сцепил перед собой жилистые пальцы и глянул своими цепкими глазами даже не на меня, а сквозь.

– Вот так вот, Роман Петрович, – криво улыбнулся он. – Мы с вами посидим здесь еще какое-то время, не возражаете? На всякий, как говорят, пожарный. Может потребоваться снова ваша помощь. Наладонник откройте и положите перед собой. Если придет ответ – доложите мне.

Я кивнул. Наступила тишина.

– Чоза грибы, так молодежь говорит, да? – Он невесело усмехнулся.

Тут до меня начал доходить смысл происходящего.

– Вы что… – начал я дрогнувшим голосом. – Вы… вы решили его взорвать?

Он устало покачал головой.

– Надеюсь, вы сами уже поняли, Роман Петрович, кто такой этот доктор Пиколь?

– Это он и есть? – Я был ошарашен, хотя уже многое становилось понятным.

– Француз, который второй день ходит в интернет через открытые радиосети в районе реки Медведица… А вы, Роман Петрович, действительно поверили, будто люди идиоты, тупое стадо?

– Но… Пусть так, но почему вы хотите его уничтожить? Ведь он не сделал нам ничего плохого!

– Это вам и вашим коллегам он не сделал, – вздохнул Иван Петрович. – Зато доктор Пиколь успел за двое суток поднять на уши весь интернет, перессорить все наши политические партии, вытряхнуть наружу весь компромат, раздать чужими руками уйму взяток и почти что пролоббировать международный конфликт. Он пытался водить нас за нос и громко хвастался этим. Высший разум… – Он горько усмехнулся. – Подумайте сами, Роман Петрович, разве высший разум станет хвастаться перед стадом животных? Так что три дюжины ядерных зарядов окажутся неплохим реваншем. Не стоит хвастаться, недооценивать противника и быть настолько самоуверенным.

– Вы с ума сошли? – спросил я, понимая, что уже ничего не поделать. – Он же ответит! Он ответит! Человек, на которого напали тупые хищники, истребляет все поголовье!

– Да, мы следили за вашей перепиской, – кивнул он – В этом и главный фокус, вам задурили голову, Роман Петрович. Человек не истребляет поголовье хищников. Волки, тигры, медведи, львы – человек бережет любой хищный вид, охраняет его, создает заповедники. Защищаясь, человек может убить вожака стаи. И тут мы, те, кто принимает решение, рискуем своими головами. Но не судьбой человечества. Понимаете? И они поймут, если разумны. И вы поймете: мы не имеем права рисковать судьбой человечества. Нет у нас такого права, вот так.

– Я не хочу участвовать в этом! – крикнул я.

– А вы, Роман Петрович, и не участвуете, – спокойно ответил он. – Вы никуда не едете. Вы сидите здесь, вместе со мной, и ждете развития событий. Так же, как и я.

Дальше мы сидели молча, говорить было не о чем.

И если мне раньше казалось, что эти два безумных дня растянулись на год, то два часа, которые я провел в этом кресле, показались просто вечностью.

А потом раскатистым колоколом ударил один из телефонов, стоящих перед Иваном Петровичем.