А это, безусловно, и должно было являться целью Скара: одержать победу с наименьшими потерями. Сохранение личного состава – основной показатель уровня полководца.

Вывод из этого был: терпеть и ждать, начнут вертеться – пусть себе, но на уловки не поддаваться и действовать лишь наверняка – когда манёвр Эврила станет окончательно ясным.

А противник всё приближался, так и не начиная карусели. Нервы у защитников Стуриса напрягались до предела. Главкому пришлось напомнить: «За движение, за открытие огня без команды – трибунал на месте!»

В войсках Стуриса дисциплина была на высоте. Ни одного запуска, ни единого схода с орбиты. Хотя противник подходил всё ближе.

Командующий огневой службой Стуриса невольно, сам того не замечая, шептал, повторяя данные дальномеров: «Триста… Двести пятьдесят… Да что они, в самом деле!.. Двести…»

Именно таким оставалось расстояние между армадами, когда корабли Эврила совершили долгожданный и всё же неожиданный манёвр. А именно: рывком увеличили ход до полного и устремились на группировку флотов Стуриса одновременно с первым боевым запуском всех имевшихся на кораблях средств уничтожения – фугасных, вакуумных и даже гравитационных. Это была откровенная, без ухищрений, лобовая атака с самой выгодной при этих скоростях дистанции – но оказалась ли она достаточно неожиданной и позволяла ли выиграть бой с минимальными для себя потерями?

Дальнейшее показало: нет, пожалуй, не позволяла.

Скар думал:

«Чего от меня ждут? Хитрости. Манёвра. Охвата. Словом, всего, чем я пользовался в своё время.

Но теперь – иные времена. И, анализируя мои возможные действия, противник невольно вносит в свои догадки и анализы коррективы на современность. Они по умолчанию полагают, что против них выступает современный полководец. И если чего-то не учитывают, то именно того, что имеют дело с человеком, которому эти современные воззрения чужды. Не потому, что я не смог их усвоить. Но по той причине, что я, ознакомившись, решил от них отказаться.

Чтобы одолеть современного противника, надо применять против него несовременные методы. Пусть и пользуясь современным оружием. В этом – ключ к победе. Новое оружие диктует новую тактику. И, следовательно, новые оборонительные схемы. К этому они готовы. Но если ударить по ним по-старому, они неминуемо растеряются. Пусть даже ненадолго – мне этого хватит, чтобы помешать им прийти в себя. А когда они наконец поймут, что против меня надо действовать в моём же ключе, то всё равно ничего не смогут сделать – потому что психологически к этому не готовы. Чтобы без колебаний применить мои способы, им надо бы провести одну-другую войну в мои времена; вот тогда они ещё сохраняли бы какой-то шанс выстоять. А теперь – поздно. Смело могу сказать, что эту войну они проиграли ещё до первого выстрела.

В чём основная разница между моей тактикой, старой, – и их современными правилами ведения войны?

Только в одном. Но это одно и является решающим.

Не экономить ресурсы. Не колебаться, бросая людей в самое пекло. Не пугаться потерь. Место выбывших займут другие, потому что сейчас уже первая мобилизация поставила под знамёна вторую волну. А в запасе есть ещё и вторая мобилизация, и третья, и четвёртая, и обращение к добровольцам. Противник старается сберечь каждого своего бойца. Он боится бросать их в топку. В новые времена они стали считать солдата невосстановимым ресурсом. Считая солдатом лишь хорошо обученного профессионала. По теории это так. А на практике – я всегда побеждал количеством. Даже профессиональный солдат не устоит против четырёх пусть и необученных, но вооружённых, из которых один даже чисто случайно убьёт его, пусть остальные трое при этом погибнут. Ничего, численность к следующей войне восстановится, на то и существует предвоенный период, иначе война, начавшись, продолжалась бы без перерывов. Ошибка нынешних командиров в том, что они считают войну инструментом для сохранения мирного времени. Нет! Это так называемое мирное время является лишь способом сохранения войны как основного образа жизни, это лишь тайм-аут в непрерывном сражении, в котором и заключается смысл существования людей.

И вот результат: они заметно растерялись. Только сейчас они сообразили наконец, что это не уловка – моя откровенная, демонстративная атака в лоб, не считаясь с тем, что мои корабли идут прямо на их защиту, минимально маневрируя, как бы считая себя неуязвимыми и бессмертными. И если говорить о какой-то моей особой тактике, то она лишь в том и заключается, чтобы заставить солдата почувствовать себя таким. Пусть на краткий срок: лишь на время атаки, которая обязана быть уверенной, скоротечной, первой и последней. И так оно и будет.

Как это удалось мне? Да так же, как удавалось в мои времена. При помощи страха. Простая логика убеждения: «Если будешь смело идти в бой – у тебя всегда сохранятся шансы выжить. Потому что кто-то из победителей всегда остаётся в живых – иначе победителей вообще не существовало бы. Но если позволишь себе дрогнуть перед боем – погибнешь немедленно и наверняка, уже здесь, потому что таких я приказал расстреливать на месте. И ты уже знаешь, что приказ этот выполняется, потому что если кто-то осмелится его не выполнить – первым расстреляют его, а тебя – вторым. Если же ты дрогнешь не перед атакой, а уже в бою, то тебя наверняка убьёт враг. Так что единственный шанс выжить для тебя – не думать о смерти. Не бояться её. Вперёд, и только вперёд!»

Вот так обращался я к войскам, для повышения уровня самоотверженности применяя, конечно, ещё и кое-какую химию. Градусную.

А противник удивляется. И думает: «Старик совсем выжил из ума! Без огневой подготовки идёт на нас, на нашу сконцентрированную силу. Вольно же ему!»

Да, без огневой. Стоило бы мне её начать – и они сразу разлетелись бы по всем румбам. А мне некогда гоняться за ними.

Они думают: «Он приблизился так, что тут уже огневую не применишь. Потому что после плотной огневой весь этот объём пространства окажется недоступным для атакующих: тут такая радиация будет, что никакая корабельная защита не убережёт людей от смертельного облучения. Потому что он же не хлопушки будет по нам выпускать. Но он скорее всего не успел узнать, что мы-то от этой беды защитимся, мы ведь рядом с домом и закрыты мощным полевым зонтом. Пока его не пробьешь, нас тут не достанешь. Пусть старик пытается проломить его огнём и натиском: тогда на его кораблях останутся одни покойники. Да, время для огня он упустил. А значит – грош цена всем его хитростям!»

А вот нет! Цена им – победа. Потому что приказ на огневую будет отдан в тот миг, когда мой флот окажется уже на границе их зонта. Да, возникнет сфера с диким уровнем радиации. Смертельная. И вместе с нейтронным цунами мои корабли пойдут в атаку.

На кораблях останутся одни покойники? Да. Но ваши люди, кого вы так бережёте, превратятся в ничто вместе с вашими кораблями. И десант пройдёт сквозь эту область. Они тоже получат дозу, после которой не живут. Но до смерти они успеют занять плацдарм.

А следующая волна пойдёт к плацдарму другим путём. Обходным. Потому что им помешать будет уже некому.

Вот так-то, дорогие альтруисты. Теперь поняли, что такое война? Ничего, поймёте – если выживете.

Да, да. Уже сейчас сражение можно считать выигранным.

Решено. Отдаю приказ на старт новой армии. И докладываю наверх о полной победе в пространстве. Моя флотилия пойдёт навстречу новому десанту, и будет считаться, что я лично повёл их в бой – как и первую волну.

Пусть понимают, что значит – фельдмаршал Скар, которому не зря был поставлен памятник».

Вот так думал полководец, наблюдая за ходом сражения в космосе с безопасной дистанции и отдавая командиру флагманского крейсера команду на движение к Эврилу, где армия первого призыва, то есть резерв первой категории, уже заканчивала погрузку на транспорты.

Происшедшее можно было считать первым актом трагедии Стуриса. После непродолжительного антракта должен был начаться второй и последний. Третьего драматургия Скара не предусматривала.