– Ты опять дурочкой прикидываешься? Что я могу хотеть от своего лучшего журналиста? Чтобы ты была первая, кто возьмет у него интервью, – ответил ей Павел Павлович, раздраженно нажимая на кнопку вызова секретаря. – Света, в чем дело?! Почему кофе холодный, как кобылья моча, извините?

– Шеф, я приносила его вам два часа назад, – ответил молодой голос.

– Хватит пререкаться! Свари еще! – Павел Павлович отключился и посмотрел на понуро сидящую Агату. – Ну, что скажешь?

– Мне это напоминает «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Вы сами-то понимаете, о чем меня просите? Человек не дает интервью, а вы говорите, возьмите у него интервью. Как? Может, научите?

– Ну, Крайнова, это уже твои профессиональные хитрости, за это тебя и ценим, и платим, опять каламбур! Добивайся, хитри, подстерегай, шантажируй, в конце концов! Примени на нем свое женское обаяние.

– Павел, остановись! Ты еще скажи – переспи с ним ради интервью в твой журнал! У меня есть свои принципы, которые я никогда не переступлю, – сразу предупредила его Агата.

– Все принципы заключены в золоте, – постучал по столу редактор, словно он был из этого благородного металла. – Я заплачу тебе гонорар в десятикратном размере, если ты дашь мне интервью с этим типом.

Агата водрузила на аккуратный носик очки и с интересом посмотрела на редактора. Сейчас он ей напоминал ее ненаглядного Дениса, и это не могло не забавлять ее.

– Только из-за уважения к вам, как к специалисту высокого класса, я не пошлю вас в одно известное место. Ничего не обещаю, интуиция пресловутая, женская, подсказывает, что ничего не выгорит, но я обещаю, что попытаюсь. – Она поднялась со стула, взяла свою куртку красного цвета с капюшоном, сумку большую и неудобную и покинула кабинет главного редактора.

– Спасибо, Крайнова! – крикнул ей вслед Павел Павлович.

Она вышла из небольшого, но уютного здания издательства и пошла к своей машине, припаркованной по специальному разрешению на стоянке редакции.

Агата ездила на «Оке» и нисколько этого не стеснялась. Это была ее первая машина, купленная шесть лет назад и продолжавшая исправно служить своей хозяйке. Она давно могла позволить себе другую машину и уже устала выслушивать насмешки от друзей и знакомых, улюлюканье и свист других водителей на дороге. Но рука не поднималась избавиться от своей машины. Агата сама была хрупкой комплекции и уже привыкла к своей маленькой машине. Надо отметить, что «Ока» платила ей благодарностью, не попав ни в аварию за шесть лет, ни в серьезный ремонт. Агата любила передвигаться по Москве на маленькой машине и не прислушивалась к чужим советам. Ее подруга Тося расценивала езду подруги на «Оке», как продолжение ее бунтарского характера, своеобразный вызов на дороге дорогим иномаркам.

На дворе стоял конец октября, погода была просто мерзкая, слякотная и мокрая, с порывами пронизывающего ветра. Агата в куртке с накинутым капюшоном замерзла, пока бежала до машины. Сев в «Оку», она сразу же включила печку, радио и достала сигареты из небрежно брошенной на сиденье рядом сумки. Курила она много, особенно когда работала, не щадя легких и сердца. Она приоткрыла дверцу, чтобы дым вышел наружу, но ее сразу же обдало холодной струей воздуха. Агата выругалась, закрыла дверь и затушила сигарету. В это время запищал ее сотовый телефон. На его экране высветилось: «12 часов редакция газеты «Клюква в сиропе». Это сама Агата выставила себе напоминание несколькими часами ранее.

– Да помню я, помню! – вздохнула девушка, выключила телефон и завела мотор. – Ну, девочка, согрелась? Поехали.

Машина плавно вырулила со стоянки и направилась в другую редакцию. Ехать надо было через весь город, и Агата нервничала, что попадет в пробки, которые съедали драгоценное время. Газета и еженедельник «Клюква в сиропе» представляли собой типичное «желтое издание» и пользовались спросом у населения за откровенные фотографии, интервью, самые нелепые сплетни, смелые домыслы, явно чьи-то больные фантазии и публикации исключительно о том, кто с кем спит, кто с кем спал и кто с кем будет спать.

Агата даже на досуге думала, почему это вызывает такой интерес у населения? И пришла к выводу, что, скорее всего, из-за отсутствия полноценной личной жизни. Этим, по ее словам, нездоровым интересом умело руководил главный редактор «Клюквы в сиропе» Тюльпан Тимурович Аскользин – человек не традиционной сексуальной ориентации, очень интеллигентный, имеющий два высших образования, умеющий прекрасно играть на фортепьяно, пишущий хорошие стихи и читающий Байрона в оригинале. Поначалу такой контраст шокировал Агату, она просто не понимала, как такой человек может заниматься «грязным» делом, на что Тюльпан Тимурович ответил, грустно улыбнувшись:

– В свое время мне из-за моей сексуальной ориентации не дали заниматься тем, чему я хотел отдать свою душу, а есть хотелось… Вот! Эта газета – мое детище, она дала мне деньги и ту свободу, о которой я мечтал. Теперь я могу заниматься всем, чем хочу, и даже мстить некоторым…

– А бросить это дело? – спросила Агата.

– Уже не могу, уже втянулся, – ответил редактор «Клюквы в сиропе», – к плохому привыкаешь быстро.

Вообще, Агата подтвердила для себя одно правило – не судить по внешности и поведению человека о его поступках. По большому счету, если бы Павел Павлович и Тюльпан Тимурович поменялись местами, все встало бы на свои места. Интеллигентный, умный Тюльпан на месте редактора умного, серьезного журнала, и простой, хамоватый «рубаха-парень» Павел в роли редактора «желтой прессы». Но каждый из них занимал свое место и делал это очень даже неплохо, судя по тиражам их изданий и спросу на них.

Офис «Клюквы в сиропе» тоже располагался в соответствующем здании. Старый, высокий, странный дом с окнами-бойницами, с фасада слегка отштукатуренный, а со стороны двора выглядевший весьма печально. Наполовину оторванные водосточные трубы, отвалившаяся местами краска вместе со штукатуркой обнажала кладку из страшных, серых кирпичей. С покосившегося козырька над крыльцом лилась дождевая вода, сами стены дома тоже пропитались влагой. Вход в редакцию находился, конечно же, во дворе. Под так называемые офисы был выкуплен целый этаж, и чего тут только не располагалось, все под стать «Клюкве в сиропе». Из двери общества садоводов-любителей периодически появлялась женщина сурового вида и громко говорила:

– Идет запись на розы. Кто еще на розы?

Тут же был штаб какой-то партии еще официально не зарегистрированной, так как ее членов не набралось бы и двух десятков. Похоронное бюро с трогательным названием «Забота о вас».

«Нет уж, лучше мы о вас», – невольно подумала Агата, стоя в общем коридоре перед дверью издательства. Она уже хотела пойти «записаться на розы», чтобы хоть на время угомонить эту крикливую женщину, но тут ее пригласили войти.

– Агата, Тюльпан Тимурович ждет вас!

Она думала, почему коммерческая газета размещена в таком паршивом месте, и, кажется, догадывалась почему. Чтобы известные люди, которых эта газета поливала грязью, лишний раз не захотели посетить офис редакции с жалобой. Люди испытали шок и унижение от публикации и еще раз испытают унижение, появившись здесь, да еще если их сфотографируют в таком интерьере.

Кабинет Тюльпана Тимуровича был маленьким, старомодным, но очень чистым и аккуратным. Агате вообще казалось, что редактор относится к тому типу людей, которые всегда раскладывают вещи по своим местам.

– Дорогая Агата, рад вас видеть! Извините, что задержал! – встал и устремился ей навстречу высокий, худой мужчина в дорогом костюме, белоснежной рубашке и ярком галстуке. Он галантно поцеловал ей руку и пригласил присаживаться на удобный, явно антикварный стул, обитый кожей. – Чай? Кофе?

– Кофе с двумя ложками сахара, – ответила Агата.

– Я все знаю, я все помню, дорогая, – улыбнулся Тюльпан Тимурович и отдал распоряжение секретарю – молодому человеку с испуганными глазами и безупречными манерами, с трогательной тонкой шеей и волосами в завитушках.