– Войдите!
Заглянул Никита. Причем одетый в красивый костюм. Он был даже при галстуке, чем удивил Яну.
– Ого! При параде? Откуда костюмчик?
– Друзья принесли. Я уезжаю на съемку, а это тебе. – Он втянул за собой тележку, заставленную разной едой, отнюдь не больничной, по центру возвышался огромный букет роз.
У Яны даже глаза расширились.
– Ничего себе!
– Думаю, местную гречневую кашку ты есть не стала.
Никита оглянулся по сторонам.
– И по пятьдесят граммов нам после пережитого не повредит, – достал он бутылку дорогого коньяка и два пластиковых стаканчика.
– А как же твоя съемка? – поинтересовалась Яна.
– Пятьдесят граммов меня, старого алкоголика, не выбьют из колеи. Шутка!
– За что пьем? – спросила Яна.
– Предлагаю очень актуальный пост. За выздоровление, конечно! – Поморщившись (руки-то, видно, болели), Никита открыл бутылку и разлил коньяк, но явно не по пятьдесят граммов, скорее по сто пятьдесят. – Бинты из-под рукавов не видно?
– Да вроде нет. Но красными ладошками ты лучше не маши. Да и брови у тебя опалены, и лицо красное, а сейчас от коньяка еще краснее будет, – перечисляла недостатки в его внешнем виде Яна.
– Ты не представляешь, какие чудеса творят у нас, в Останкине, гримеры, – сказал Никита, подмигивая ей.
Яна сползла с кровати, сунула ноги в валенки, воодушевленная видом вкусной еды, сделала шаг, скользя подошвами по линолеуму: тут же ухватилась за мощное плечо Никиты.
– Больно? – сочувственно спросил он.
– Терпимо. Я думала, будет хуже… Помоги мне дойти до раковины, – сквозь зубы попросила Яна.
– Может, не надо? – заволновался Никита, но Яна упрямо скользила вперед.
– Тогда держись за спину, за руки не надо, – попросил, в свою очередь, Никита, и они оба закатились в ненормальном смехе, комментируя ситуацию, мол, битый небитого везет…
– Надо же хоть умыться. Ко мне кавалер с цветами и коньяком пришел, а я лежу немытая, нечесаная, – пояснила свои действия Яна.
Она подняла глаза в зеркало, висящее над раковиной, и остолбенела. Вроде в палате в данный момент находились двое – она и Никита. Тогда откуда же тут оказалось отражение какой-то изможденной женщины с бледным лицом, с глазами в пол-лица без ресниц и без бровей? Светлые волосы были почти сожжены и образовали пряди разной длины, а некоторые особо короткие пряди торчали ореолом над головой.
– Кто это? – испугалась Яна, отшатнувшись от зеркала. Наконец сообразила, что видит собственное отражение. – Никита, ты преступник! Почему не сказал, что я так паршиво выгляжу? Это же кошмар! Где мои роскошные волосы и длинные ресницы?
– А ты думала, что обгорел только я? В пламени мы были оба! А вообще-то не переживай, все отрастет.
– Какой ужас! – Яна даже забыла, что подошла умыться.
– Пошли отсюда, – оттащил ее от зеркала Никита.
Яна выпила коньяк залпом скорее с горя, чем за здоровье, и взяла кусок дыни. Ее взгляд снова привлек оплавленный акрил на ее пальцах.
– У меня руки словно у инопланетянина, с присосками…
– Эту проблему я сейчас решу, – засуетился Никита и начал доставать какие-то напильники, ножницы и скальпель, раскладывая их на сервировочном столике, словно маньяк, готовящийся к расчленению тела. – Я же тебе обещал, что помогу.
Дальнейшее действие скорее напоминало выступление клоунов, причем начинающих. Никита забыл о своей съемке, отключил все время звонивший сотовый и вошел в раж. Жуткие ногти никак не хотели состригаться! Ножницами их вообще нельзя было зацепить, наждак тупился, а скальпелем Никита боялся отрезать палец Яны. Но он дал слово даме, и его было не остановить. Никита не знал, с какой стороны ему подлезть к испорченным ногтям Яны и каким способом освободить ее от них. В конечном итоге он чуть ли не залез на нее, зажав ее руку между коленями, и наконец освободил ее от одного ногтя.
Именно в это время, заплатив охране сто рублей, чтобы ее пропустили в неурочное время навестить подругу, Ася подошла к палате.
– Да! Да! Никита, продолжай! Очень хорошо! – кричала Яна, и Ася замерла на пороге, остолбенев.
– Получилось! Подожди, давай я так. Что, больно? Извини. Давай я просуну твою руку глубже! Сейчас зажму коленями… Прогнись! Вот, хорошо! – вторил Яне мужской голос.
– Никита, давай! Нет, возьми глубже… Освободи меня! Очень хорошо!
Ася не знала, куда ей деваться. Она никогда не вошла бы в помещение в такой интимный момент (а момент, судя по доносившимся до ее ушей возгласам, был именно интимным) и поэтому, отодвинувшись в сторону, принялась скромно ждать окончания оргии. Бесчинство в палате Яны продолжалось довольно-таки долго, потом раздался вопль облегчения и слова благодарности:
– Ты гений, Никита! Лучше всех! Ты мой герой! Какое же удовольствие снова ощутить себя женщиной, а не старухой Изергиль! Давай выпьем за тебя! На посошок! Давай, я тебя поцелую! Все, иди на свою съемку!
– Мы еще встретимся?
– Думаю, что нет. У меня есть жених, и это серьезно, – имела еще наглость вспомнить Яна.
Дверь палаты резко распахнулась, Ася вздрогнула и прижалась к стене, слившись с ней в своей неяркой одежде. Мимо нее с красными щеками и горящим взглядом прошел ее клиент, решительной походкой направившийся на выход. Ася дала Яне немного времени привести себя в порядок и робко постучала в палату.
– Да, да! – донеслось из-за двери.
– Привет, к тебе можно? – просунула голову Ася.
– О чем разговор? Конечно, проходи! – ответила Яна, вальяжно развалившаяся на кровати, рядом с которой стоял столик с кучей фруктов, сладостей, деликатесов, украшенный еще и роскошными цветами.
Перехватив взгляд подруги на все это великолепие, Яна рассмеялась.
– А ты думала, что твоя бедная больная подружка умирает от голода над тарелкой овсянки?
– Да, ты нигде не пропадешь, – задумчиво протянула Ася, присаживаясь на стул.
– Угощайся! Хочешь выпить?
– Я за рулем.
– Скучный ты человек, Ася, – взяла виноградину Яна.
– Зато ты веселишься за двоих. Тебя чуть не поджарили! А я чуть с ума не сошла.
– Не поджарили же? К чему тогда убиваться? Я даже ходить могу. Вон мне и обувку подобрали, – кивнула на валенки Яна. – Думаю расшить их стразами, тогда они больше пойдут к моему образу.
Ася внимательно посмотрела на нее. Яна сейчас была чем-то похожа на Никиту – обгоревшие брови, ресницы, ореол взлохмаченных волос, красные щеки и возбужденный взгляд.
– Краска стыда… – тихо сказала Ася.
– Что? – не поняла Яна.
– Да я так… о своем…
– А… – Яна взяла свой пластиковый стаканчик и допила коньяк.
– Откуда пиршественный стол?
– Как откуда? Сейчас так в больницах кормят. Шутка! Твой клиент притаранил и фрукты, и цветы. Похоже, он запал на меня, сама не знаю почему. Но в моем возрасте такое весьма льстит. Хотя, может, он просто испытал шок при виде своих траурных венков? А потом еще и головой ударился об асфальт. Вот и решил, что это знак, будто я послана ему судьбой.
– Скорее чертом послана, – отметила Ася.
– А ты что, завидуешь?
– Что ты! Мне некогда! Я весь день в суде и в следственном управлении провела. Кстати, с моего клиента, с Никиты Глебовича, сняты подозрения в какой-либо причастности к самоубийству Надежды Быковой.
– Браво! Мое самопожертвование принесло результаты. Я растормошила осиное гнездо! – заулыбалась Яна, жуя ветчину с шампиньонами.
– Скажи, а как ты относишься к Карлу? – вдруг спросила Ася.
– К какому? – выдала Яна, все так же безмятежно улыбаясь. Ася даже дар речи потеряла.
– К Штольбергу.
– А… Положительно отношусь. А что? И почему ты так на меня смотришь? Откуда я знаю, о каком Карле ты спрашиваешь. Я, между прочим, тоже Карловна. Может, ты интересуешься, как я относилась к своему отцу? Мало ли в Бразилии донов Педро… – засмеялась Яна, чуть не подавившись ветчиной. – Потом, надо сделать скидку на то, что я еще нахожусь в состоянии пережитого шока.
