Поляна неузнаваемо изменилась. Там, где минуту назад не было ничего, кроме ухоженного газона и пятен сухой хвойной подстилки под редкими соснами, теперь поднимались кусты, переплетённые высокой, по грудь, травой. Макушки разбежавшихся детей были почти не видны среди скрещенных стеблей. Слава богу, судя по возгласам, с детьми было всё в порядке, случившееся они восприняли как новую интересную игру.

– Ребята, бежим на крыльцо! – крикнула Гелия. – Отсюда всё лучше видно!

Должно быть, голос подвел её, потому что дети появились на крыльце сразу и непривычно серьёзные. А Пламена по дороге сердито пнула вылезшую на самые ступени ракиту, и Гелия увидела, как кулачок девочки прошёл сквозь кривой ствол.

Так это голограмма! – вместе с успокоением Гелия ощутила азартную злость. – Ну она покажет этим шутникам, когда доберётся до них! Она их отучит и от быстрой езды, и от оптических эффектов. А пока используем выгоды момента и продолжаем гулять, но уже в сказочном лесу…

Лес действительно напоминал декорации к сказочному или приключенческому фильму. Спуск с пригорка, на котором стоял дом, покрылся обломками скал и гниющим буреломом, лишь в одном месте, где случилось меньше камней, кем-то был расчищен проход. Внизу, где в реальности до самой реки продолжалась роща с разбросанными по полянам коттеджами, теперь жаркими испарениями курилось болото. На воде дробно пестрела ряска, возле настоящих сосен (Никуда они, конечно, не делись, но давно знакомые стали словно незаметными) торчали кочки осоки и тонконогой пушицы, жирно зеленели листья белокрыльника.

Гелия, собрав детей на крыльце, на секунду сбежала вниз, убедившись, что болото, как и прочие новообразования, не настоящее, разрешила всем спуститься с крыльца. Быстро придумав подходящую к окружению игру – странный гибрид из «Красной шапочки» и «Мальчика-с-пальчик», забежала в дом и попыталась дозвониться в координационный центр, узнать, что происходит. Дозвониться не удалось, очевидно, не одну её волновали эти вопросы. Кухонное оборудование работало исправно, и ужин Гелия заказала на двенадцать человек, хотя и знала, что семерых детей в течение ближайшего часа заберут родители. Но происходящее тревожило её, значит, надо быть готовым ко всякому.

И события начались, но вовсе не те, которых ждала Гелия.

– Бык! Бык! – закричал Костик.

На поляну, раздвинув кусты, вышла корова. Низкорослая, неопределённой масти бурёнка, по самое брюхо вымазанная болотным илом, она явно принадлежала к призрачному миру. Дети шумно кинулись под защиту Гелии, только Жанна, обычно жившая на родительской ферме и привыкшая к виду домашних животных, поспешила навстречу гостье и была сильно разочарована, обнаружив, что и это одна лишь видимость. Следом за первой коровой на поляну высыпало всё стадо: ещё две коровы, обе с годовалыми телятами, бык, вид которого заставил детсадовцев примолкнуть, десятка полтора овец и баранов, тоже вымазанных в грязи и оттого не похожих ни на что ранее виданное. Стадо двигалось в абсолютной тишине, словно толстое стекло отгораживало его от зрителей. Последними появились пастухи: чумазый и патлатый мальчишка с длиннющим кнутом в руках, которым он непрестанно и неслышно хлопал, подгоняя отстающих, и высокий молодой парень, тоже странно и грязно одетый, но шагающий так, словно не было заросшего подъёма, а до этого изматывающего перехода по истлевшей гати.

«Красавец» – подумала Гелия.

Парень, не доходя нескольких шагов, остановился и, глядя в лицо Гелии, произнёс что-то, очевидно громко и отчётливо выговаривая слова, потом размашисто перекрестился и плюнул через плечо.

– Что, киногерой, – сказала Гелия, стараясь избавиться от ощущения, что парень видит её и обращается именно к ней, – озвучить-то тебя позабыли…

В доме загудел сигнал вызова. Кто-то, родители или начальство, сумел пробиться к ней по перегруженной телефонной сети.

Великий миракль, явившийся в день святого Стефана, равно напугал и изумил всех, но никого он не оскорбил так, как благородного ландграфа Августа. Хотя иным могло показаться, что судьба обошлась с его сиятельством менее жестоко, чем с прочими. Замок Августа стоял в излучине реки на высоком берегу, и когда свершилось чудо, здесь не оказалось ни бесовского города, откуда едва сумели бежать жители окрестных сёл, ни адских кузниц, где, как рассказывали очевидцы, железные пауки под присмотром бесплотных обитателей творили стальное подобие жизни – самобеглые повозки, носящиеся повсюду и до икоты пугающие людей. На месте замка явились древние руины: осыпающиеся остатки башен, проломленные стены. А возле разрушенных ворот граф увидел лежащий на земле каменный барельеф – дракона, поверженного львом. Увиденное могло означать лишь одно: призраки глумливо предсказывали, что род его прервётся, стены замка падут, двор зарастёт едким лютиком, а прославленный в походах графский герб будет втоптан в грязь.

Разгневанный граф приказал перебить всех случившихся поблизости пришельцев и снести несколько стеклянных сараев, выросших посреди двора. Челядь была в панике, и Августу самому пришлось взяться за меч. Лишь после этого он понял, почему чужаки ходят безоружными и мастерят сараи из хрупкого стекла. Оружие не причиняло им вреда, меч не рассекал их, и пики не пробивали. Камни пролетали сквозь стекло словно по пустому месту. Хотя напугать призраков неукротимый граф сумел: они бросились в бегство.

Победа над неуязвимым противником слабо утешила Августа, ведь оставались развалины, нелепые стеклянные строения, вдалеке громоздились башни призрачного города, а по нижнему этажу замка, порой проходя сквозь стены, злоумышлено бродил толстый чёрный кот. Посланец дьявола двигался совершенно бесшумно и не обращал внимания на все попытки убить его, словно не видел и не слышал атакующих людей.

Размыслив, ландграф решил отложить оружие и взяться за святую воду. Он велел капеллану отслужить молебен и послал людей в монастырь за помощью. Неожиданно вместе с настоятелем и монахами в замок приехал сам архиепископ – преосвященный Феодосий. Август недолюбливал церковников, поскольку всегда помнил, что именно монашествующие рыцари помогли его предкам укрепиться в землях, отнятых у схизматиков в тяжких крестовых походах, но архиепископа принял отменно вежливо. Общая нужда заставляла мириться с давним недругом.

Архипастырь благословил встречающих, покосился на уродующее двор стеклянное непотребство, но, очевидно наскучив бессмысленным занятием, экзорцизмов читать не стал, а молча проследовал на второй этаж в каминную залу.

– Что скажете, ваше преосвященство? – спросил ландграф. – Видения – это по вашей части.

– Вы правильно сделали, сын мой, что в час бедствий обратились к нашей общей матери – церкви, – начал Феодосий. – Миракли могут посылаться господом, а с божьего попущения и внушаться дьяволом. Не будем судить о природе данного чуда, но поговорим о делах более насущных. Ибо, как и всякое испытание, чудо святого Стефана позволяет отделить овец от козлищ, выявить тайных недругов и всех пошатнувшихся в вере. – Архиепископ наклонился вперед и, глядя в глаза графу, продолжил коротко и жёстко, не затрудняясь подбором округлых фраз: – В городе паника и всеобщее недовольство, по деревням – смута. Одни ждут конца света, другие проповедуют против церковного учения. Ещё немного – и государство разрушится. Ваше сиятельство, оставьте призракам их мерзости и займитесь делами. Сейчас, когда искушение высветило душу каждого, мы сможем очистить народ и от зёрен бунта, и от противных церкви суеверий.

– Вы уверены, что призраки не вмешаются? – задал вопрос граф.

– Пусть вмешиваются. Они бесплотны, убить их невозможно, но и они не могут сделать ничего.

– Как я должен поступать?

– Необходимо послать людей по деревням. Всякий, кто склонился к призракам – враг. Завтра во всех церквях объявят, что это всего лишь искушение, и следует жить так, словно ничего не изменилось. Как поступать с жизнью и имуществом ослушников – вы определите сами. Ибо сказано: «Упорство невежд убьёт их и беспечность глупцов погубит их. А слушающий меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла.» Благословляю вас на подвиг, сын мой, но помните, что церковь ждёт своей доли.