Верка вздохнула и отправилась в комнату, где ждала холодная супружеская постель.

Тогда скрипнула дверь тёщиной комнаты.

Софья Михайловна давно была недовольна зятем, можно сказать, с тех времён, когда он ещё и зятем не был. Но то, что Юрка начал вытворять в последнее время, не лезло уже ни в какие ворота. Прежде он так не пил. Впрочем, прежде и пить особо не на что было, а последние годы Юрка начал неплохо зарабатывать. Но всё равно – являться домой в сапогах и рабочей спецовке и по-свински валиться на диван!.. Не такую судьбу прочила Софья Михайловна единственной дочери. И раз так, то судьбу эту следовало исправить.

Оглядев сервированный стол, Софья Михайловна недовольно поджала губы, скопировав недавнюю гримасу дочери, и проворчала:

– Сама спаивает мужика, а потом удивляется, чего это он из стакана не вылазит. Вот ведь дурёха непутёвая! А и ладно, сегодня кстати…

Из настенной полки, из самой её глуби, из-за банок с вареньем и полотняных мешочков с фасолью и сухими бобами Софья Михайловна извлекла стограммовый мерзавчик «Столичной» водки и аптечный пузырёк, в котором бултыхалось несколько капель подозрительной жидкости. Бабка-шептунья, продавшая Софье Михайловне это зелье, клятвенно уверяла, что никакого вреда здоровью от него не приключится, а вот на винище окормленный человек и глянуть не захочет.

Адрес шептуньи Софья Михайловна отыскала в бесплатной газетёнке, чуть ли не той самой, из которой непутёвая дочка вырезала координаты экстрасенса.

Поколебавшись мгновение, Софья Михайловна спрятала свою бутылочку до лучших времён, а мерзавчик, стоящий на столе, ловко вскрыла и опрокинула туда мутный отвар, изготовленный ворожеей.

– Так-то будет лучше, пусть молодые промеж себя разбираются. А я тут и вовсе ни при чём.

Окончив благое дело, добрая старушка скрылась в своей комнатёнке, самой маленькой из трёх, но зато отданной ей в безраздельное пользование, куда даже Любанька сунуться не осмеливалась.

Однако храповитое спокойствие недолго царило на кухне. Скрипнула дверь Надькиной комнаты.

Юрина дочь была в том скверном возрасте, когда девчонка начинает воображать о себе многое, но по сути ещё дитя дитём. Быть взрослой дочери отцом куда как проще, нежели вожжаться с тринадцатилетней девчонкой. Недаром число тринадцать называют чёртовой дюжиной; это самый бесовский возраст, от которого можно ждать чего угодно.

Оглядевшись на кухне, Надька фамильным движением поджала губы, решительно спрятала добытый было из кармана джинсиков мерзавчик «Столичной», а в открытую бутылочку всыпала порошок, полученный в Академии здоровья, чья беззастенчивая реклама украшала страницы бесплатной газетёнки. Газетёнка была изрезана маникюрными ножницами едва ли не до лохмотьев, но нужное объявление, по счастью, уцелело. Порошок обошёлся Надьке в двухнедельную сумму карманных денег, но о деньгах Надька не жалела – вечно пьяный предок достал круче.

– Спокойной ночи, папочка, – прошептала Надька и канула во тьме коридора.

Больше никакие двери в ночи не скрипели, и даже Юра перестал храпеть, лишь Любанька, традиционно ночевавшая на кухне, чуть слышно, по-комариному повизгивала порой. Конечно, она не осуждала хозяина и готова была и впредь уступать ему свой диванчик, но всё-таки жёсткий линолеум вещь не слишком уютная. Как следствие, комариный звук оказывался горестным воем, задушенным в самом зародыше и потому обладавшим особо сильным воздействием. Он заряжал коварный напиток сильнее, чем могли бы все экстрасенсы, шептуньи и гомеопаты вместе взятые. Четырежды заряженный мерзавчик опалово светился на столе, напоминая обитателя марианских глубин.

Вставать на работу Юре приходилось в полшестого. Жёсткий распорядок дня не знает выходных и не считается с запоями. Едва на электронных часах вызеленело пять тридцать, Юра открыл глаза. Конечно, во рту и голове было скверно, но не настолько, чтобы оплакивать погибшую жизнь. Хотя похмелиться бы очень не мешало.

И тут Юрий Неумалихин обнаружил расставленную на столе ловушку. Крошечный бутылёк для мужика не доза, но именно то, что требуется в похмельную минуту. Смущало лишь таинственное появление водки; Юрий совершенно точно знал, что никакого мерзавчика он домой не приносил. Значит, Верка… Сдурела, что ли? Или мириться хочет? Или просто боится, что он, как когда-то, не добежит до унитаза и облюёт всю кухню? Вопрос требовал осмысления, а организм требовал опохмелки. И, кажется, оба эти дела можно было удачно совместить. Юра, презрев подготовленный стакан, опростал чекушку из горла, занюхал корочкой, бросил на язык щепотку соли и, нащупывая в кармане помятую пачку сигарет, двинулся на лестничную площадку. В доме курить не дозволялось, с этим запретом Юра давно и навсегда смирился, не пытаясь нарушать его, даже когда пребывал в одиночестве.

Что-то непонятное творилось в отравленном организме, бродило, перетряхивалось, укладываясь по-новому, перестраивались ферментные системы, рвались прежние связи между аксонами и объявлялись новые, о каких Юрий Неумалихин и помыслить не мог. Слишком мощный антиалкогольный заряд несла четырёхкратно заряженная чекушка. Это всё равно, что картечью садануть по беспечному воробью, а потом удивляться, что это бумкнуло, почему серенький не чирикает и откуда взялись эти пёрышки.

Юра притворил за собой дверь, выудил из пачки сломанную сигарету. В голове было пусто, гулко, просторно. Никогда не думал, что там столько места. Блуждающий взгляд опустился на пачку, в глаза кольнула тысячу раз виданная, но не осознаваемая прежде фраза: «Минздрав предупреждает: курение вредит вашему здоровью». Первая истина легла в сияющую пустоту промытого мозга. Юра смял в кулаке и без того мятую пачку, кинул её в консервную банку, присобаченную к перилам, неуверенно помахал руками, словно гимнастикой заняться вздумал, но вместо того вернулся домой и прошёл в ванную. Включил воду, вытащил из стаканчика зубную щётку. Каждое движение казалось новым, словно в первый раз. Пасты в тюбике, как нарочно, не оказалось, и Юра достал из шкафчика новую коробочку. Прежде, бывало, вскрывал упаковки не глядя, а тут остановился и прочитал набранный без единого знака препинания слоган: «Новый жемчуг предупреждает развитие кариеса восстанавливает и укрепляет эмаль зубов»…

Струнно дзенькнуло в новорождённом разуме, первая самостоятельная мысль подсказала: «Новый жемчуг предупреждает: развитие кариеса восстанавливает и укрепляет эмаль зубов». Стальные пальцы сомкнулись на коробочке, так что паста из раздавленного тюбика выступила наружу неопрятной белой массой. Любанька сквозь приоткрытую дверь с ужасом наблюдала за хозяином.

Юрий вымыл руки с мылом, ополоснул лицо, вытерся тщательно, как лишь в детстве приходилось, потом огляделся, соображая, что делать дальше. Вспомнил про деньги, которые были спрятаны на работе и которые предполагалось с утра оттуда забрать. Юра надел пахнущие гудроном рабочие ботинки и вышел, не думая, что вернуться домой придётся очень не скоро.

«Любаньку бы надо выгулять», – мелькнула мысль, но возвращаться Юра не стал. Полный дом баб, как-нибудь управятся без него.

На объекте безлюдничало субботнее утро. Тяжёлая техника сгрудилась вокруг бытового вагончика, ночуя безо всякой охраны, словно в старые добрые времена. Впрочем, даже в недавние недобрые времена дорожную технику почти не воровали. Ну кому, скажите на милость, в эпоху всеобщей разрухи мог понадобиться асфальтоукладчик? Бетономешалка или компрессор – иное дело, так немногие незаконсервированные стройки уже тогда охранялись денно и нощно, а подсобную технику на выходные не ленились зачалить и вздёрнуть башенным краном на изрядную высоту. Так они и радовали горожан по красным календарным дням: подъёмный кран, а на стреле у него, напоминая изловленного бегемотика, висит компрессор. Словно бросил народ работу на полудвиге и ушёл праздновать.

Бытовки в колонне были новые, пестовского производства, из самых родных Юриных мест, однако доверять хлипким дверцам Юра не спешил. С давних пор строительные вагончики привлекали юных тусовщиков, пьяные компашки, нариков и прочий подозрительный люд. Поживиться в таких вагончиках нечем, но всё-таки крыша над головой и от прохожих глаз укрытие. А уж если ночные гости случайно обнаружат прихованные денежки, то оприходуют быстро и не испытывая даже зачаточных угрызений совести. Деньги хранились в катке и не под сиденьем, а… впрочем, шестнадцатитонная машина содержит внутри своего механизма немало надёжных схронов, и выдавать их Юра не собирался никому и ни при каких условиях.