Убедившись в состоятельности бортовой электроники, Вадим извлек из нагрудного кармана микрочип, переданный ему Покровским. Крышка резервного навигационного блока отделилась безо всяких усилий. Он вынул стандартный модулятор частот, вставил на его место свой, привезенный с Земли. Теперь блок будет игнорировать все гиперсферные частоты связи, кроме той, на которой работали аварийные маяки орбитальных штурмовиков «МАГ».

Касание сенсора, и на дисплее вспыхнула надпись:

«Смена основной системы поиска на резервную, подтвердите ввод».

Еще одно прикосновение к псевдокнопке, и объемный экран масс-детектора на миг замутился, стал матовым.

Когда в его глубинах просветлело, то в зеленоватой полусфере среди трепещущих линий гравитационных отпечатков реально существующих звезд вспыхнула сиротливая алая точка.

Маяк. Надо же… С первой попытки, в самое яблочко.

Впрочем, Вадим мог бы не удивляться прозорливости Покровского. Тот редко ошибался в своих выводах.

Спустя несколько минут, когда расчеты были окончены, он загрузил результат в блок автоматического пилотирования, дождался, пока система подтвердит ввод, и просто коснулся пульсирующего красного круга с надписью:

«ПРЫЖОК».

Как справедливо сказано еще в древности: «Все познается в сравнении».

Вадим Полуэктов имел действующее удостоверение гиперсферного пилота – он водил современные боевые корабли на шестом-седьмом энергоуровнях аномалии космоса и привык к их мощной защите, позволяющей совершать мгновенные броски от звезды к звезде. Здесь же все обстояло иначе: касание псевдокнопки привело лишь к тому, что на мониторе высветилась очередная надпись:

«Прыжковая программа запущена. До окончания процесса осталось десять часов пятнадцать минут».

Фрайг их всех раздери…

Техника гиперсферного привода в данном случае оказалась разительно не похожей на современную, хотя исполняла те же функции. С таким же успехом можно было поставить рядом древнюю конную повозку и современный флаер.

Вадим мысленно переварил надпись, заставил себя смириться с ней, потом откинул забрало гермошлема и угрюмо уставился в черноту обзорных экранов, где в данный момент не присутствовало ничего, кроме его смутного отражения.

Десять часов в изнанке космоса, среди коловращения энергетических потоков, под утлым прикрытием пятимегаваттного щита?.. Не очень-то уютно.

Закуривая, Вадим не представлял, что только начинает вкушать все прелести древних технологий.

Через тридцать пять часов, после двух незначительных поломок в цепях гипердрайва и одного сбоя в работе бортовой киберсистемы, он наконец понял, что возвращается.

Нервы пилота, как это обычно бывает при подъеме из «гипера», уже не верили ничему: после полутора суток глухого ожидания, которые нельзя было описать термином «полет» – ибо понятия скорости, расстояния и времени являлись тут величинами абстрактными, теряющими свой практический смысл, – разум отказывался верить в дрожащие показания световых столбиков, которые медленно, но неуклонно карабкались вверх, показывая, что он всплывает из Великого Ничто…

Силовая защита его «Гепарда» – космического многоцелевого штурмовика класса «ХL» едва держалась, окутывая покрытый шрамами корпус старого, видавшего виды космического корабля бледным фантомным сиянием. Индикатор напряженности защиты робко показывал значение в полтора мегаватта, плюнь – и рассыплется…

Лицо Вадима, по которому змеились блики от контрольных огней пульта управления, казалось сейчас какой-то тотемной маской – в нем не было ни кровинки, кожа посерела, щеки ввалились, осунулись.

Сколько часов он не спал?

Бортовой хроно не мог ответить на этот простой вопрос – он был отключен, так же как и все вторичные энергопотребляющие системы.

Корабль казался истощенным не меньше, чем человек.

И все же Вадим чувствовал – он всплывает. Эта мысль билась в отупевшем от усталости мозгу, не давая рукам расслабиться и сползти с пористых рукояток астронавигационных рулей.

Из состояния отрешенности его вывел тихий, мелодичный сигнал бортовой киберсистемы.

Приближался уровень пространственного перехода.

Вадим машинально поерзал в кресле, собрав остатки сил, подтянулся, пробежал взглядом по шеренгам полуживых датчиков…

Картина получалась неутешительной.

Энергия почти на нулях, маневрового топлива и того меньше – пришлось потратиться на пять неплановых коррекций после поломок и сбоев.

Впрочем, сейчас ему хотелось одного – вновь увидеть на обзорных экранах нормальные звезды, а там посмотрим…

…И они появились.

Внезапно, стремительно, ослепляющие…

Тонкие росчерки доплеровских полос вдруг возникли на обзорных экранах, где до этого властвовала вязкая непроглядная чернота, потом они вдруг стали укорачиваться, схлопываясь в ослепительные, острые, холодные точки, мрак наполнился новым смыслом, жизнью, и, будто подтверждая это, коротко взвыли сигналы радаров – где-то рядом присутствовали космические тела.

Вадима на миг оглушила эта феерия вернувшихся чувств – он ощущал себя, как внезапно прозревший слепец: приборы, которые молчали в пространстве гиперсферы, внезапно ожили, все разом, наперебой демонстрируя ему свои показания, но, как обычно, в первые секунды после перехода внимание пилота бывает приковано не к приборам, а исключительно к экранам обзора – кто не испытывал этого чувства, не выпивал первый миг возвращения, тот никогда не занимал места в центре сложного ложемента пилота гиперсферной машины.

Первым его ощущением, которое сменило щемящую радость, было удивление, вслед за которым уже наперебой постучались в сознание досада, тревога и тягучее, пробежавшее вдоль позвоночника волной дрожи чувство смертельной опасности.

Беглый взгляд вбок и вверх показал ему огромный, эбеново-черный космический корабль, со странным, невиданным строением корпуса: он походил на распустившийся в пространстве бутон черной металлической розы, которую окружал тусклый ореол энергетической защиты.

Фрайг побери, что же это за диковина?!

Думать дальше было некогда – «Гепард», желал его пилот этого или нет, внезапно оказался под огнем.

Вадиму на миг показалось, что он бредит.

Ему повезло – из памяти бортовой машины не были удалены программы тех лет, когда «Гепард» использовался по своему прямому предназначению.

Включившийся боевой автопилот отреагировал блестяще – мощным импульсом корректирующих дюз он сжег остатки топлива из баков, вырвав тем самым штурмовик с линии огня, и сияющие росчерки когерентного света пролетели мимо, даже не задев смехотворной защиты.

Зубы Вадима лязгнули от резкого ускорения, голову мотнуло назад и вбок, вдавив затылок в валик подголовника, он выругался сквозь стиснутые зубы, перехватив управление, и на жалких остатках топлива довернул корабль к атаковавшему его объекту.

Это был скорее инстинкт, чем осознанное, взвешенное решение.

Космический бой не предполагает проволочек. Тот, кто колеблется – уже мертв.

«Ракета „Факел“ – в шахте», – высветил боевой монитор.

Вадим сжал гашетку.

Из-под уплощенного корпуса штурмовика вырвался ослепительный выхлоп, на острие которого неслась сейчас самонаводящаяся по пеленгу теплового сигнала боеголовка.

«Обидно… – метнулась в голове злая, запоздалая мысль. – Столько бороться, карабкаться, и получить бой на выходе – такого невезения просто не бывает…»

Мысль оказалась злой, горячей, тоскливой.

Вот сейчас эта махина развернется и, кем бы она ни была, – жахнет один раз из главного калибра…

Действительно, жахнула.

Однако залп получился вовсе не такой убедительный и убийственный, как думал Вадим.

Кому сказать – его допотопная ракета с легкостью проскочила защиту, предназначенную для отражения энергетических лучей, и ударила в борт «Черной Розы», как мысленно окрестил Вадим этот корабль.

Последствия оказались удручающими, хотя наблюдать их и торжествовать он смог не более нескольких секунд – в космос ударила вспышка, выметнулись рваные куски черной брони, вслед которым характерно хлопнул выброс газа, смешанный с мелкими обломками, и…