Глаза шейха загорелись гневом. Он оставил Мериэм и помчался со своими неграми на берег, чтобы устроить засаду в прибрежных кустах, убить Мальбина и истребить весь его отряд. Но было уже поздно. Мальбин давно высадился на берег, ползком пробрался через лес к деревне и в эту минуту, не смея верить своим глазам, смотрел на разыгрывающуюся перед ним сцену. Шейха он узнал сразу. Мальбин боялся больше всего на свете двух людей: Великого Бваны и шейха. Одного взгляда на высокую, знакомую фигуру было достаточно, чтобы Мальбин, гонимый страхом, поспешно вернулся со своими людьми к реке. Шейх достиг берега, когда лодки Мальбина были уже далеко. После залпа стрел с берега и нескольких ответных выстрелов с лодок, араб приказал своим людям прекратить стрельбу, захватил пленницу и двинулся на юг. Одна из пуль Мальбина попала в негра, который с несколькими воинами был оставлен шейхом в деревне сторожить Мериэм. Товарищи не стали заботиться о раненом, присвоили себе его оружие и платье и оставили его на том месте, где он нашел свой конец. На него-то и наткнулся Бэйнс, когда вошел в деревню.

Шейх со своим отрядом ехал вдоль реки к югу. Один из негров отъехал в сторону напиться воды и увидел Мериэм, которая изо всех сил старалась оттолкнуть свою лодку от противоположного берега. Негр обратил внимание шейха на это странное зрелище: белая женщина, одна, без спутников, в глубине Африки! Шейх спрятался тогда со своими людьми в покинутой деревне, чтобы поймать таинственную незнакомку, когда она выйдет на берег. Мечты о богатом выкупе никогда не покидали шейха. Уже не раз случалось ему таким путем набивать свои карманы. Это была легкая нажива, но шейх лишился ее с тех пор, как Великий Бвана сократил его прежние владения.

Когда же белая женщина попалась в расставленную ей ловушку, и шейх узнал в ней ту самую девочку, которую он столько лет терзал и тиранил, он почувствовал глубокое удовлетворение. Немного времени потребовалось шейху для того, чтобы установить прежние «отеческие» отношения к девушке: при первом удобном случае он ударил ее по лицу. Он заставил несчастную пройти всю дорогу пешком в то время, как мог дать ей лошадь одного из своих воинов, или посадить ее к себе на седло.

Он упивался ее страданиями, и во всем отряде не нашлось ни одного человека, который с сочувствием отнесся бы к ней. А, может, кто и сочувствовал ей, но из страха перед шейхом не решался проявить свою жалость.

Двухдневное путешествие вернуло Мериэм в родную деревню, где протекало ее горькое детство. Первое, что бросилось в глаза девушке, когда ее ввели за ограду, было беззубое отвратительное лицо Мабуну, ее бывшей няньки.

Быстро промелькнувшим сновидением показались Мериэм долгие годы, проведенные ею вдали от этой ограды, без Мабуну и шейха. Только новое платье да окрепшее девичье тело заставляли Мериэм верить, что эти годы были не сном, а явью.

Жители деревушки, казалось, были обрадованы появлением странно одетой белой девушки, которую многие из них знали еще ребенком. Мабуну притворялась, что очень рада возвращению Мериэм, и, обнажая беззубые десны, строила отвратительные гримасы, которые должны были служить выражением радости. Но Мериэм не могла без содрогания вспомнить те пытки, которым подвергала ее старая ведьма в былые годы.

Среди арабов, появившихся в деревне за время отсутствия Мериэм, был Абдул Камак, высокий, красивый молодой человек лет двадцати. Он глядел во все глаза на Мериэм с нескрываемым восхищением и ушел, злобно ругаясь, когда шейх велел ему убираться вон.

Мало-помалу арабы свыклись с Мериэм и оставили ее в покое. Как и раньше, ей было разрешено свободно ходить по деревне. Частокол был высокий и крепкий, у ворот день и ночь стояли часовые, и шейх не боялся, что она убежит.

Мериэм не любила жестоких арабов и развратных грязных негров. Она была совсем одинока и, как прежде, в далекие дни своего безрадостного детства, уходила на окраину деревни, в темный уголок, где в былые годы так часто играла с милой Джикой под тенью развесистого дерева; дерево срубили, и Мериэм угадала причину: ведь с этого дерева спрыгнул Корак в тот памятный день, когда шейх был избит до полусмерти; благодаря этому дереву Мериэм была спасена от мучительно тяжкой жизни, которая так долго была ее уделом, что она даже и представить себе не могла, что такое радость и счастье.

Мелкий кустарник рос около частокола; под его тенью любила мечтать Мериэм. Огонек счастья вспыхивал в ее сердце и согревал своим светом ее тоскующую душу, когда она вспоминала первую встречу с Кораком, а потом долгие годы их жизни в лесу, где Корак окружил ее нежными заботами и мужественно охранял от всех напастей с самоотвержением и чистой любовью старшего брата. С каждым днем он становился ближе и дороже ее сердцу, и она с удивлением и негодованием вспоминала о тех месяцах, когда его образ почти изгладился из ее памяти.

Но вот перед мысленным взором девушки вставал облик Морисона, и в ее душе наступало смятение. Любила ли она изящного молодого англичанина? Она думала о блеске и роскоши Лондона, который такими яркими красками описывал ей Морисон.

Она старалась представить себя уважаемой и любимой среди блестящего общества великой столицы. Картины, которые рисовало ей ее воображение, были нарисованы для нее Морисоном. Это были великолепные, соблазнительные картины, но они быстро тускнели и меркли, когда в ее памяти вставал могучий образ смуглого полунагого гиганта, молодого повелителя джунглей. Мериэм тяжело вздохнула и приложила руку к стучащему сердцу.

Ее рука почувствовала под тонким платьем края фотографической карточки, которую она спрятала у себя на груди, когда бежала из палатки Мальбина. Тогда она не успела как следует рассмотреть ее. Мериэм вытащила карточку и стала вглядываться в лицо маленькой девочки. О, конечно, это ее лицо! Из-под большого кружевного воротника спускался на тонкой цепочке золотой медальон. Мериэм нахмурила брови. Какие-то мучительно-неуловимые воспоминания проснулись в ее душе. Разве может быть эта одетая по-европейски девочка дочерью арабского шейха? Соблазнительная надежда зажглась в ее сердце. Она не могла не верить свидетельствам своей памяти. Она помнит этот медальон, это ее медальон. Какая же тайна погребена в ее прошлом?

Мериэм долго сидела, разглядывая карточку, и вдруг почувствовала, что она не одна, что кто-то стоит близко, кто-то неслышными шагами подкрался к ней. С быстротою молнии девушка спрятала карточку у себя на груди. Тяжелая рука опустилась ей на плечо. Мериэм была уверена, что это шейх, и с ужасом ожидала удара.

Но удара не последовало. Мериэм нерешительно подняла голову и увидела темные глаза Камака, молодого араба.

– Я видел карточку, которую ты сейчас спрятала, – сказал он. – На карточке изображена ты, когда ты была совсем маленькой. Дай мне взглянуть на нее еще раз.

Мериэм испуганно отодвинулась от араба.

– Я отдам ее тебе, – сказал он. – Я знаю, что ты не любишь шейха, своего отца. Я тоже не питаю к нему нежности. Не бойся, я не выдам тебя. Позволь мне посмотреть на твою карточку.

Одинокая среди бессердечных врагов, Мериэм ухватилась за соломинку, которую ей протягивал Абдул Камак. Может быть, в нем она найдет друга, в котором так нуждается! Все равно, он уже видел карточку и, если захочет, может рассказать о ней шейху. Тогда все пропало – шейх отнимет у Мериэм ее драгоценность. И Мериэм решила уступить просьбе молодого араба, положилась на его благородство и протянула ему карточку.

Абдул Камак внимательно рассматривал фотографию. Он сравнивал лицо, изображенное на карточке, с лицом девушки. Он медленно покачал головой.

– Да, – сказал он, – это ты. Но как случилось, что дочь шейха одета в одежды неверных?

– Я не знаю, – ответила Мериэм. – Я никогда не видела этой карточки. Я нашла ее только несколько дней назад, в палатке у шведа, у Мальбина.

Абдул Камак удивленно поднял брови. Он повертел карточку в руках и его взгляд упал на газетную вырезку, приклеенную с другой стороны. Араб кое-как разбирал французские буквы. Он провел шесть месяцев в Париже с несколькими товарищами на выставке и немного усвоил язык и приобрел пороки своих победителей. Теперь он применял к делу приобретенные познания. Медленно, с трудом, он прочел газетные строки. Лукавый огонек зажегся в его глазах.