– Привет, мушкетёры! – заорал Стрельнутый по-русски и подпрыгнул, старательно взмахнув косичкой – довольно толстой и длинной. Все ирои сегодня были при косах – такой уж день.

– Привет, саблезубы! – помахал рукой Артём. – Берегите скальпы!

Стрельнутый заржал, и остальные ирои дружно подхватили. Кому-то из них не удастся доносить косичку до завтрашнего утра? Чью – прибьёт фермер на ворота или засунет за пояс охотник?

И тогда – весь год отращивай новую…

Тех, кто терял косички два, три, четыре раза – называли жувайлами. Не сказать, чтобы их не считали за людей, но… в общем, это осложняло жизнь. Вон они, тоже собираются, человек тридцать. В основном, конечно, местные, но есть и несколько землян, из передельщиков. И, как всегда, рядом чокнутый поп Паша с огромным медным крестом на впалом животике. Что-то бормочет, а эти расселись полукружком и слушают. Пашу никто никогда не обижает, хотя часто он ведёт себя вызывающе. Ему всегда всё понятно, и он злится, что другим требуются объяснения.

– …а ты покайся, ты не спорь, ты покайся и всё тут. Он как сказал – Мне отмщение, и Я воздам. Мне вера – и Я воздам. Мне хула – воздам сторицей. Теперь понял? Молчи, не сбивай. Котел с огня снят, а каша преет. Вникай. Теперь ты…

Хотелось подойти и послушать, но, во-первых, Михель уже, наверное, ждал, а во-вторых, среди жувайлов-местных толкался Тугерим, похожий на монгола туповатый парень, имевший на Артёма зуб. С одной стороны, сегодня вроде бы опасаться нечего – ирои и жувайлы прошли очищение, всех простили и всё такое, – а с другой, как говаривал дед, полоротый герой недалеко падает…

Артём перехватил за пояс разогнавшегося Артура и слегка развернул – так что неряшливая шеренга оранжевых какбыкактусов, ограждавших торжки, отделила мушкетёров от возможных разборок с гвардейцами. Дюймовые колючки даже самую крепкую кожу драли в хлам. Боковым зрением Артём уловил, как Тугерим рванулся было наперехват, но у самых кустов притормозил, махнул рукой и остался стоять, глядя вслед.

Он был здоровенный, как тумба. Наверное, такому очень трудно прятаться в лесу, поэтому охотники находили его каждый раз. Кто-то говорил, что уже лет пять подряд. Возможно, что сейчас к выходу в лес готовятся те, кто когда-то в одной компании с Тугеримом заплетал косички – только сейчас они уже охотники и будут эти косички резать…

Недалеко от эстакады произошло маленькое чудо: Спартак заметил в траве свежесброшенную шкурку тари, древесной то ли змейки, то ли безногой ящерицы. Из них получались шикарные ремни: прочные, блестящие, с переливом. А чудо было не в самой шкурке, а в том, что Спартику впервые так повезло – обычно всё замечал или чрезвычайно шустрый Артурчик, или вдумчивый деловитый Артём.

– Во! – сказал Артур. – Теперь наконец у Портоса будет перевязь!

Спартак прикинул шкурку на себя. Хватало, и ещё оставался маленький запас.

– И даже плащ не понадобится, – хлопнул его по плечу Артём. – Всё, пошли, пошли. Опаздываем.

Впрочем, не опоздали – столкнулись с Михелем нос к носу на углу. Вместо нормального рюкзака Михель волок большую чёрную кожаную сумку через плечо. Ремень был слишком длинный, сумка путалась в ногах.

– Салют! – он вскинул руку. – Виноват, задержался. Родители уехали на ферму к дяде и забрали мой рюкзак. Я уложил вещи в старый, а когда стал надевать, у него выпало дно. Пришлось укладываться заново, в большой спешке.

– Очки не забыл? – спросил Артём.

Михель тронул себя за переносицу, потом похлопал по нагрудному карману.

– Две пары, – отчитался он. – Хватит?

– Лучше бы три, – с сомнением сказал Артур.

Михель развёл руками.

Ему быстро, используя подручные средства, укоротили ремень сумки – и четвёрка отправилась в предпоследнюю точку рандеву.

Здесь был целый квартал заросших болотной травой и диким кустарником одноэтажных домишек, давно брошенных жителями и теперь уже почти усохших. Но, как ни странно, из некоторых домиков хозяева не сбежали, продолжая копаться на своих огородах, выжигать ползуны сварочными аппаратами, травить купоросом зелёных червей-подкопщиков и вообще держать оборону. Семья Вовочки была именно из таких вот упёртых. Дед его Владлен, знаменитый на всю округу мастер-керамист, на Земле был комсомольским начальником на БАМе, а бабка – кержачкой-староверкой. Если бы не похищение, чёрта с два бы они поженились и родили Вовочкину маму Таню. Отец Вовочки, «домовой» – то есть тот, кто следит за состоянием домов, переселяет людей в более новые и так далее, – чуть ли не ровесник деда и матёрый диссидент, женился на Тане вопреки воле её родителей, но жил вместе с ними. С учётом сложной семейной обстановки Вовочке на редкость не повезло с датой рождения – 22 апреля по старому земному летосчислению… Выросший в обстановке тотальной и беспощадной идеологической войны, пацан отрастил себе тяжёлую танковую броню, великолепный словарный запас и пушку-плевательницу.

Сейчас он стоял, подпирая собой столб с единственным на всю округу уличным фонарём, и ковырял в носу.

– О! – сказал он, разводя руки навстречу четвёрке. – Опять скрипит потёртое седло?

В руке его появилась воображаемая шпага, он отсалютовал ею и лихо вогнал в ножны.

– И ведь скажут – скажут! – горько произнёс Артур, показывая на Вовочку, – что нас было пятеро…

– Слышали, что было вчера вечером? – без перехода выпалил Вовочка.

– Ну… – Артур поглядел на Артёма, на Портоса, потом все вместе – на Михеля. Михель пожал плечами.

– Что-то летающее навернулось за Пятнистым лесом. Точно говорю. Сам видел.

– А ещё кто-нибудь видел? – спросил Михель.

– Бабка видела. Мы с ней как раз вышли индюков разнять. И прямо над нами… Наверное, много кто видел. Я думал, лес загорится, но нет, ничего. Значит, за лесом грохнулось, в солончаках. Пошли, что ли? По дороге дорасскажу…

Впрочем, добавить к рассказу Вовочка смог немногое. Что-то большое, горя огнём и роняя искры, пролетело с востока, со стороны Иглы, на север – и там упало на землю. Кажется, был взрыв – очень далёкая вспышка. Но звук уже не дошёл.

– А потом никто туда не летал? – спросил Михель.

– Нет ещё. Но, наверное, будут.

И как бы в подтверждение этим словам сверху донёсся негромкий шелестящий звук. Все подняли головы, но, как ни всматривались в светлеющее небо, ничего разглядеть не смогли.

Сзади раздался ясный звонкий голос:

– Атос!

Поворачиваясь, Артём нехотя разлепил губы:

– Я.

– Портос!

– Я! – гаркнул Спартак.

– Арамис!

– Н-да? – небрежно отозвался Артур.

А Михель еле слышным шёпотом добавил:

– И д`Артаньян.

Но все услышали и внимательно посмотрели на кандидата в д`Артаньяны, и только Олег Палыч (без посторонних – просто Олег) сказал:

– Ну-ну…

– Чтоб вы знали, все эти мушкетёры не стоят и мизинца Миледи, – презрительно сказал Вовочка, демонстрируя присутствующим собственный мизинец, достаточно грязный и с обгрызенным ногтем. – Пара-пара-парадуемся!.. – немелодично завопил он и вприпрыжку помчался по дорожке.

Доски заходили ходуном.

– А ну тише, придурок! – скомандовал Олег. – Давно не штрафовали? Солнце ещё не взошло.

– Да ладно, сегодня праздник. Уже всех и без нас перебудили.

– Вот мы и будем отдуваться за всех. Пошли. Теряем время.

Учитель Олег Палыч Сырцов вёл в школе самые важные предметы – выживание, естествознание, труды, историю Земли, русский язык и литературу – и был бессменным старшим пионервожатым. Хапнули его прямо из «Артека», вместе с надувным матрасом, аж в восемьдесят втором году, и он больше трёх лет провёл на борту корабля – пока не заполнились трюмы. Всё это время он не оставлял надежд на возвращение, строил планы восстания и побега и переживал, что коллеги наверняка объяснили его исчезновение тем, что он утонул в пьяном виде или уплыл на матрасе в Турцию. В свои пятьдесят шесть Олег выглядел на суровые сорок – тощий, жилистый, загорелый, лысый, обветренный. Угнаться за ним было невозможно ни на бегу, ни в разговоре.