– Живой! – выдохнул Петер, и Камерон, кивая и отплевываясь, стал колотить его кулаком в плечо и показывать в направлении стройки, Петер понял его, но Камерон не мог идти, подламывалась нога, и Петер стал кричать на оглохшего танкиста, который неожиданно понял его, подогнал уцелевший танк, Петер и Камерон взобрались на броню и уцепились за скобы, и танк пошел на стройку, танкист стоял в люке, Петер наклонился к нему и показывал, куда ехать, и они остановились возле резиденции господина Мархеля. Петер влетел в помещение и столкнулся в дверях с Брунгильдой, через ее плечо он увидел лежащее на полу тело, и еще кто-то стоял, уперевшись руками в стену. «Уже увели!» – крикнула Брунгильда, и они вернулись к танку, туда, куда уводили, можно было доехать, Петер крикнул: «Скорей!» – и показал, куда, и танк, взревев, покатился, они стояли на броне и всматривались вперед, ожидая увидеть конвой, но никого не увидели. Площадка у обрыва, где расстреливали, была пуста. Петер и Брунгильда подбежали к самому краю, непонятно зачем; следов было много, старых и новых, и стреляных гильз тоже много, втоптанных в снег и лежащих на снегу. Они бросились обратно к танку, нужно было куда-то торопиться, только непонятно, куда.

– Где Мархель? – прокричал Петер, надсаживаясь, чтобы перекрыть рык танкового мотора.

– Готов! – крикнула в ответ Брунгильда.

– Нужно было взять! Живым! – крикнул Петер.

– Я! – Брунгильда ткнула себя в грудь. – Одна! – И Петер понял, что одной взять Мархеля было не под силу. Танк снова остановился возле резиденции, и Петер влетел туда. На полу, лицом к стене, лежало тело, и Петер сразу понял, что это не Мархель – черт знает, как, но понял. Он перевернул труп на спину, лицо было похоже, но только похоже, не более.

– Не он, – сказал Петер побелевшей Брунгильде.

– Вижу, – одними губами ответила Брунгильда. – Не он. Удрал…

Поехали трясти комендатурщиков.

Но возле танка уже стояли штабные офицеры, и танкист, сняв с головы шлем, все время пытался что-то смахнуть с лица, тер щеки руками, потом принимался обтирать руки о комбинезон, и полковник из генеральской свиты свирепо спрашивал у него что-то, а танкист смотрел на него ненормальными глазами и продолжал стирать с лица что-то невидимое, но липкое. Потом полковник повернулся и увидел Петера.

– Где ваш главный? – рявкнул он.

– Сбежал, – зло сказал Петер.

– П-проклятье, – скрипнул зубами полковник. – Давно?

– Только что, – сказала Брунгильда. – Я ошиблась, понимаете?

Они там переодеваниями занялись…

– Вызывай своих по рации! – крикнул подполковник танкисту. – Мимо них будет проезжать штабной «хорьх» – пусть расстреляют!

Это танкист понял сразу и рыбкой нырнул в люк.

– Не видели нашего оператора, которого арестовали? – спросил Петер.

– Нет, – сказал полковник. – Ваших, значит, тоже арестовывают? Ну-ну…

– Где генерал? – спросил Петер.

– Генерал? – удивился подполковник.

– Тьфу! – плюнул Петер. – Полковник Мейбагс. Где он?

– Полковник Мейбагс умер позавчера от сердечного приступа. Я заступил на его место.

Подошел незнакомый саперный старшина и молча прикрепил к погонам подполковника по большой короне.

– Поздравляю! – зло сказал Петер.

– Вот это вы зря, – сказал подполковник.

– Господин полковник, – сказал Петер, – прошу вас дать приказ срочно разыскать нашего оператора – ему грозит смерть.

– Дел у меня больше нет, – сказал полковник. – Ищите сами. Заварили кашу… кино… Вон – двенадцать танков – как корова языком! Все этот ваш… ну, попадется он мне! Специально послали нам трофейные танки для диверсионных действий, а он… Снимали это?

– Нет, – сказал Петер. – Камер не было там.

– Слава богу, – сказал полковник.

Высунулся танкист.

– Проскочил, – коротко сказал он и полез из люка.

– Что значит – проскочил? – заорал полковник. – Промазали, что ли?

– Не успели, – сказал танкист. – Минутой бы раньше.

– У-у! – взвыл полковник. – Ну, я не я буду!..

Он еще орал и матерился, а Брунгильда уже тащила Петера за рукав, объясняя на бегу, что сейчас они нагрянут на комендантский взвод и вытрясут душу из конвойных… Ничего они не вытрясли. Лейтенант, командир взвода, стоял перед взбешенным Петером навытяжку, бледный, как сама смерть, и твердил одно: арестованный был доставлен в штаб, дальнейших распоряжений не поступало.

– Он его что – с собой увез? – кричала Брунгильда.

– Ничего не понимаю, – повторял, как заведенный, Петер. – Ничего не понимаю…

В их собственном блиндаже было пусто, и даже больной Армант отсутствовал. Как будто вихрь прошелся по помещению, все было содрано, сброшено на пол, сдвинуто со своих мест, кто-то торопливо и грубо искал что-то в вещах, в рюкзаках, в одежде.

– И этого нет, – сказала Брунгильда и вдруг опустилась на пол. – Боже мой, – всхлипнула она, – боже мой, что я наделала… он же не виноват, что так похож… господи, прости меня, я не хотела!

– Брун! – Петер попытался ее поднять. – Брун, не время, надо искать…

– Мы его не найдем, – вдруг совершенно спокойно сказала Брунгильда. – Его больше никто не найдет. Уже никто не знает, где он. Мы опоздали, он исчез из мира…

– Так не бывает, – сказал Петер. – Не бывает, чтобы исчез совсем – так сразу.

– Здесь все бывает, – сказала Брунгильда. – Его уже нет – я чувствую.

В дверях завозились, и в блиндаж задом впятился огромный сапер, волоча кого-то под мышки – это был Армант. Его положили на койку, сапер деликатно отошел в сторонку, Брунгильда дала Арманту глотнуть шнапса, и тот открыл глаза.

– А… вы… – Армант вздохнул. – Ну, вот и все… финиш.

– Кровь у него горлом шла, – сказал сапер.

– Петер, – зашептал Армант, – слушай меня. Христиана – это не я. Верь мне – не я. Они его пауком напугали и потом все время паука перед ним держали, он их боится страшно, но я тут ни при чем, клянусь… матерью своей клянусь – я ни при чем, я не знаю, как они узнали…

– Где Христиан? – спросила Брунгильда.

– Не знаю, – сказал Армант. – Кажется, убили. Или улетел. Не видел.

– Как – улетел? – спросил Петер, готовый поверить во все.