Справа от меня на каменном полу сидела босоногая девушка, обхватив руками поднятые колени и склонив голову к плечу. На ней было длинное светлое платье, когда-то, вероятно, нарядное, но теперь испачканное землей и травой. Рыжеватые волосы девушки были собраны в пучок на спине. Она сидела молча, смотрела в стену напротив и казалась оцепеневшей. Раньше я, кажется, ее никогда не встречал, хотя в ней все-таки было что-то знакомое.
Я довольно долго смотрел на нее, роясь в памяти, перебирая в памяти хорошо знакомых, знакомых и почти совсем незнакомых женщин, чьи-то квартиры, вокзалы, осенние парки, холодные подъезды, а она по-прежнему не шевелилась и даже, кажется, не дышала. Наконец я попытался встать и встал, и понял, что положение на коленях было для меня самым удобным из неудобных. Потому что прикованные к стене руки не позволяли подняться в полный рост, и стоять удавалось только на согнутых ногах. Я вернулся в исходную позицию, не отрывая взгляда от девушки, и она подняла голову, тряхнула волосами и повернулась ко мне. Лицо у нее было молодое, бледное и не очень веселое.
– Ты очнулся, Дор? – спросила она, с участием глядя на меня.
В мире, оставшемся за перевалом, мое имя звучало совсем не так. Никто и никогда не называл меня Дором. И я сам тоже никогда так себя не называл. Возможно, девушка просто ошиблась. Возможно, вытолкнутый предтечей из сферы инобытия, я угодил в другую реальность, где действительно был Дором и совершал какие-то поступки, но сейчас почему-то забыл о том. А девушка помнила. Может быть, мне стерли память, заперев в этой темнице… А возможно, во мне действительно жил некий Дор, с которым я не был знаком, так же, как и он со мной, и который действовал независимо от меня. Следы этих действий вполне могли отражаться в моих снах – и, скорее всего, отражались, только я ничего не мог об этом знать, потому что такие сны если и снились, то обязательно начисто забывались при пробуждении.
Так что девушка могла и не ошибаться. И вообще, это сейчас не имело значения.
Она отнюдь не была моей надзирательницей, а была такой же пленницей, только с чуть большей свободой действий – ее опоясывала цепь, уходящая в стену. Возможно, нам грозило вечное заточение, а возможно, до исполнения приговора оставались считанные минуты. Наученный жизнью, я привык действовать, исходя из предположения о том, что обычно осуществляется самый худший вариант. Поэтому я не стал тратить время на долгие и, скорее всего, бесполезные расспросы, решив выяснить только насущное.
– Очнуться-то я очнулся, – сказал я, – только, кажется, кто-то отшиб мне память. Ничего не помню.
Девушка молча наблюдала за тем, как я, сжимая кулаки, пытаюсь вырвать штыри из стены. Увы, я не был Гераклом, да и Геракл на моем месте вряд ли справился бы с этой задачей.
– Мы здесь уже долго сидим? – спросил я. – За что?
Взгляд девушки стал еще более участливым и слегка испуганным. Она провела ладонью по волосам и медленно покачала головой:
– Бедный… Ты забыл о вторжении Хруфра? А битва в Отинне, а перелет через Огненный Пояс… – Девушка заговорила быстрее, поглядывая на дверь. – Ты ведь отказался, неужели ты не помнишь, что отказался, и Хруфр дал тебе время подумать в последний раз, до первого звона, неужели ты все забыл, Дор? Разве можно это забыть? Тебе же еще ничего не делали, ты не мог ничего забыть – я ведь все время с тобой…
– Стоп, – сказал я. – Подожди. А что будет после первого звона?
– Хруфр придет сюда за тобой, – поспешно ответила девушка. – Они сбросят тебя в Огненный Пояс. Дор, умоляю тебя, соглашайся, у тебя нет выбора…
Девушка встала, сделала несколько шагов в мою сторону и остановилась – дальше не пускала цепь. В глазах ее заблестели слезы.
– Сколько осталось до этого первого звона?
Девушка пожала плечами:
– Не знаю, каждый раз бывает по-разному. Ты на самом деле все забыл, Дор!
Хруфр мог явиться сюда в любой момент. Во всяком случае, это вполне отвечало бы законам жанра. Нужно было начинать действовать. Пистолет почему-то лежал в застегнутом на «молнию» кармане моей куртки, я чувствовал сквозь материю его твердую рукоятку, упиравшуюся в ребро. (Как он там оказался? Я ведь полез в дыру к предтече, держа его в руке…) Достать пистолет без посторонней помощи я никак не мог. Дотянется ли до него моя соседка по камере?
– У меня в кармане пистолет. Возьми и спрячь у себя. Как только кивну – стреляй в этого Хруфра, не задумываясь.
Не так, конечно, нужно было разговаривать с очень миловидной хрупкой девушкой, попавшей в заточение, наверное, вместе с Дором, не пожелавшей бросить его… но нужно было спешить.
Девушка не стала задавать лишних вопросов и, к моему облегчению, сумела кончиками пальцев дотянуться до «молнии». Я, изгибаясь, подался к ней, насколько позволили мои оковы, – и она расстегнула карман. Пистолет стукнулся о каменный пол, отлетел было в сторону, но девушка ловко прихлопнула его ладонью, не дав ускользнуть за пределы досягаемости.
– Поможет ли? – с сомнением спросила она, разглядывая пистолет.
– Поможет. Это очень мощная штука.
Она села на прежнее место, прикрыв оружие подолом.
– А с чем я должен соглашаться? Чего от меня хочет этот Хруфр?
– Ты и это забыл…
В этот момент в отдалении раздался тихий звук («Звон!» сообразил я), и за дверью тут же послышался какой-то шум, похожий на лязг гусениц трактора или танка по асфальту. Дверь со скрежетом открылась и в нашу камеру ввалилось громоздкое роботоподобное создание двухметрового роста. Оно состояло, казалось, из бесчисленных кубов, цилиндров, пирамид и торов, сочлененных друг с другом без видимой закономерности и постоянно меняющих окраску наподобие разноцветных огоньков на новогодних елках. Создание можно было принять за дело рук модернистов-авангардистов, выбравшихся из своего андеграунда, но я сразу почувствовал, понял, что передо мной не кибернетический монстр из комиксов, а живое существо. По-своему живое существо, если смотреть на жизнь не только как на форму существования белковых тел. И не просто живое, а очень чуждое, очень враждебное человеку существо. У него было абсолютно отличающееся от нашего мировосприятие, и оно считало именно себя венцом творения. Существо почему-то представилось мне похожим на легендарного Вия, хотя и не было у него длинных век и железного лица.
У него не было вообще никакого лица, но был огромный маслянистый черный глаз, медленно пульсирующий среди кубов и пирамид. Когда глаз уставился на меня, я сразу вспомнил вторжение.
Я вспомнил почерневшее внезапно небо с ослепительным лохматым солнцем, картину, столь знакомую и обыденную там, за пределами атмосферы, но ужасающе невероятную на дне воздушного океана. Картину грозную, как видение Иоанна… Это было начало вторжения. Я вспомнил себя, Дора, лежащего навзничь посреди пустынной городской площади на мягком от жары, тошнотворно пахнущем асфальте. Где-то в глубине вымерших кварталов торопливо и обреченно бухала одинокая пушка крупного калибра – и вдруг наступила тишина, совершенно немыслимая тишина, хлынувшая с распоротого неба…
Мне тогда просто повезло, черная волна прошла чуть в стороне, зацепив и запросто опрокинув такие прочные на вид, возведенные, казалось, на века тройные кольца зданий горров-вещателей, и покатилась по Верхнему Городу, круша и дробя все вокруг. Мне повезло, мне удалось-таки выбраться оттуда (и не было рядом никакой девушки) и подземными ходами дойти до нашего надежного ущелья, до нашей единственной базы, способной противостоять черной волне.
Потом была превращенная в руины Отинна, но мы держались, мы стояли насмерть, и дело еще можно было поправить, если бы не промах интерпретаторов. Горры сделали все, что могли, но их, как всегда, не поняли до конца… И был Огненный Пояс, схватка света и тьмы, водоворот неукротимых стихий, вызванных из небытия теми, кто созидал и разрушал до нас… Был Огненный Пояс…
Но и там не было со мной никакой рыжеволосой спутницы…
