Спустившись, Бетти застала Симона разливающим кофе. Он протянул чашку, которую девушка с признательностью взяла.

— Итак, как долго, по-вашему, мы пробудем здесь вдвоем? — поинтересовался он.

— Предполагалось, что три дня, но я не знаю, когда растает снег. Тогда мой брат Ллойд сможет проехать к нам на джипе.

— А раньше не получится? Элизабет отрицательно покачала головой.

— Исключено. А вот дольше, чем на три дня, мы здесь застрять вполне можем.

Уловив в ее тоне беспокойство, Симон вопросительно поднял бровь.

— Болит рука?

— Нет, — отрезала Бетти, давая понять, что ей надоели вопросы.

— Ну и слава Богу. А в чем же тогда дело? — игнорируя ее нежелание поддерживать разговор, не унимался гость. — За непродолжительное время нашего знакомства вам удалось доходчиво объяснить, что вы обо мне думаете. Вот если бы вы показали мне, где я могу лечь спать… — Он заметил, как окаменело лицо Бетти. — Господи, а теперь-то что?

Девушка глухо произнесла:

— Здесь только одна спальня, с одной кроватью. Понимаете, родители вывезли почти всю мебель.

Бетти заметила легкое смущение, промелькнувшее на лице Симона, и неожиданно для себя обнаружила скромного ранимого человека, скрывавшегося под маской развязного и легкомысленного типа. Гипнотизирующий взгляд черных глаз, устремленный на нее, заставил девушку покраснеть.

— Что значит «одна кровать»?

— То, что я сказала, — буркнула Элизабет. — Старинная кровать, принадлежавшая моим предкам. Она оказалась такой громоздкой, что родители решили оставить ее здесь. Я привезла с собой постельное белье, но только один комплект.

Возникла мучительная пауза.

— Понимаю, — наконец тихо произнес Симон. — Вы хотите сказать, ваша мама сочла возможным, чтобы вы разделили ложе с вашей родственницей.

— Мама растерялась, получив письмо, — стала оправдываться Бетти. — Не знала, что делать. Не было времени, чтобы связаться с вами и все объяснить.

— Так вот почему вы места себе не находили! Мысль о том, что вам придется провести ночь со мной в постели…

— Я не собираюсь спать с вами в одной кровати! — возмущенно вскрикнула девушка. Ее лицо пылало от гнева. — И потом, я действительно была несколько… обескуражена.

— Не стоит беспокоиться на мой счет, — невозмутимо заметил гость. — Вы не первая женщина, с которой мне предстоит разделить ложе.

Не зная, что и сказать, Элизабет ошалело уставилась на него. Мало того что ситуация идиотская, двусмысленная, так этот свалившийся как снег на голову родственничек еще и подтрунивает!

— Да, в этом я не сомневаюсь. Но в отличие от вас мне еще не приходилось спать с… — Она запнулась на полуслове, однако, судя по реакции Симона, сказала достаточно.

— Уж не собираетесь ли вы сообщить мне, что вы — девственница, а?

Бетти зарделась. Какая нелегкая потянула ее за язык? Уж лучше бы промолчала. Она хотела придумать что-нибудь, что могло бы поднять ее реноме, но одного взгляда на Симона было достаточно, чтобы убедиться в бесполезности затеи. Его черные, как южная ночь, глаза проникали в самое сердце и были своего рода ловушкой.

— Девственница, — задумчиво протянул он, внимательно присматриваясь к Бетти. — Вам, наверное, двадцать пять — двадцать шесть?

— Угадали. Двадцать пять.

— Вы очень привлекательны… Стройные ноги… — продолжил он, оценивающе разглядывая ее фигуру. — Свитер мешает сказать что-либо определенное о груди, но, по-моему…

Девушка чуть не задохнулась от возмущения, слушая эти сомнительные комплименты.

— Вы с чем-то не согласны? — изумленно поднял бровь Симон.

— Когда мне понадобится ваше мнение о моем теле, я дам вам знать!

— Не стоит принимать мои слова близко к сердцу. Просто любопытно, почему у такой симпатичной девушки нет любовника. Когда мне было столько же лет, сколько и вам…

Ему, вероятно, тридцать четыре — тридцать пять, но из-за сильного загара и легких морщинок у уголков глаз Бетти могла и ошибиться. Не было ни седины в черных как смоль волосах, ни очевидного излишка веса.

— У меня нет ни малейшего желания слушать о ваших любовных похождениях, — решительно заверила она.

— И что ж, ни одного мужчины в жизни? — гнул свое гость. — А сейчас…

Нет, это уже слишком.

— По правде говоря, у меня есть мужчина: я помолвлена. Видите ли, Бенджамин слишком уважает меня, чтобы… затащить в постель.

Услышав жизнерадостный смех, Элизабет обиженно замолчала. Красные пятна выступили на ее щеках.

— Уважает? — переспросил Симон. — Да у него, видно, избыток уважения. Что он за человек?

— Воспитанный, респектабельный, трудолюбивый, — с гордостью сообщила она. — И это не ваше дело.

Гость как-то странно посмотрел на Бетти, дьявольский огонек заиграл в его глазах.

— О, понимаю. И полагаю, этот достойный, преисполненный чистых помыслов господин не одобрил бы, конечно, если бы узнал, что его невеста проведет наедине с другим три дня и три ночи.

Девушка собралась возразить, что Бен все поймет, но вспомнила о его щепетильности, граничащей с ханжеством, если дело касалось секса. Надо надеяться, никаких слухов и сплетен, неприятных ее жениху, не будет, потому что никто чужой об этом не узнает.

Она взглянула на Симона и увидела, что тот с нескрываемым любопытством наблюдает за ней.

— Конечно, Бенджамин все поймет, — солгала Бетти, пряча глаза. — Он доверяет мне и, кроме того, не может быть и речи о чем-то… ну, скажем, предосудительном. Ведь это недоразумение.

— Возможно, жених верит вам, но очевидно и то, что он не хочет вас. И сам факт помолвки мне кажется несерьезным и ни к чему не обязывающим.

— Если секс не является основой отношений, то это не повод издеваться над ними, — зло буркнула девушка.

— Насколько я понимаю, секс в данном случае вообще исключен, — невозмутимо возразил Симон. — Боже правый, я-то думал, что женщины, подобные вам, исчезли еще в прошлом веке. А как родители относятся к вашей помолвке?

— Они… им нравится мой выбор, — покривила душой Бетти.

— Звучит как-то неубедительно. Мне кажется, вы дали маху с этой помолвкой.

Девушка не верила своим ушам. Она слышала, что латиноамериканцы обычно откровенны в своих высказываниях, но не до такой же степени? Прямолинейность Симона граничит с грубостью. И если уж нельзя выгнать наглеца, то хотя бы надо попытаться поставить его на место. Однако Симон сам вдруг резко переменил тему разговора.

— Случайно не найдется что-нибудь поесть? Я завтракал очень рано, а в самолетах никогда не ем.

Он говорил таким тоном, будто часто летал и много путешествовал, чем, к недовольству Элизабет, пробудил в ней нечто похожее на любопытство. Как она уже заметила, его одежда, несмотря на кажущуюся простоту, была дорогой и хорошо сшитой. Глядя на ее владельца, было невозможно понять, что он за человек и чем занимается.

— Есть пицца, но ее надо разогреть. — Девушка встала, чтобы уйти на кухню. — В письме вы упомянули, что у вас здесь есть дела. Какие, если не секрет?

— Я занимаюсь археологией. Если бы вы знали, как много скрывают горы…

— И вы решили заодно заскочить к нам и покопаться в прошлом нашей с вами семьи?

Симон лишь насмешливо улыбнулся в ответ на ее агрессивность. Да, крепкий орешек, с толку не собьешь. Но как заставить его хотя бы соблюдать приличия, размышляла Бетти, ставя пиццу в духовку и не забыв на сей раз про прихватки.

— У нашего рода очень древняя история, не ограничивающаяся двумя столетиями и Американским континентом, — дружелюбно начал гость. — Мне известно, что из Европы предки приехали в Скалистые горы, и я подумал: неплохо бы попытаться найти родственников.

— Бенсон достаточно распространенная фамилия в Штатах, — меланхолично заметила Элизабет.

— Мне мать говорила, что наш пращур приехал именно из этой части Америки. Его звали Сайрус, как и вашего отца. Это ведь редкое имя. А в семейных дневниках…

— В вашей семье тоже принято вести дневники? — Лицо Бетти просветлело, и враждебность к Симону неожиданно исчезла. — О, мне бы хотелось заглянуть в них! Мама попросила Ллойда снести наши с чердака. Она подумала, что, возможно, вы заинтересуетесь ими. По традиции, все женщины нашей семьи ведут записи…