Винить его за то, что он вспылил, было бы глупо, но он не позволил ей вставить хоть слово в свой гневный монолог! А ведь она ни на секунду не поверила в гнусные измышления Майка Роверса и собиралась объяснить Гриффину, что он ошибся… Но не сделала этого.

Почему? – спрашивала себя девушка. Потому что не могу преодолеть неприязненное отношение к его работе?

А может быть, это не неприязнь, а ревность? – вдруг осенило ее. Она замерла на полушаге, невидящим взглядом уставившись в стену.

Бабушка, приютив ее после смерти родителей, сразу объяснила, что должна продолжать заниматься делами фирмы. Юной Бренде не под силу было понять, как трудно пожилой женщине удержаться на плаву в суровом мире бизнеса, и она решила, что та ее просто не любит.

То, что бабушка на самом деле была добра, отзывчива и искренне хотела вырастить внучку, обеспечив ей безбедное существование, только много лет спустя дошло до Бренды, но тогда, ребенком, она видела в фирме, которой та руководила, опасного соперника. С годами эта детская ревность стала лишь смутным воспоминанием, но видимо, все же оставила в душе девушки глубокий след, подобно тому, как потеря родителей приучила ее ждать предательства от близких.

Теперь, думая о Гриффине, она начинала осознавать, что именно стояло между ними.

Он был искренне увлечен своим делом и верил, что приносит пользу людям, а я подсознательно видела в его деятельности угрозу нашей любви, опасную соперницу, размышляла девушка. Возможно, эта ревность и заставляла меня так упорно отвергать все, что составляет смысл его жизни?

Бренда поняла, что вела себя как ребенок, заставив Гриффина выбирать между нею и работой и сделав вывод, что раз он выбрал работу, то, значит, не любит ее.

Не слишком приятно было вдруг обнаружить в себе подобные черты.

Взрослая, разумная женщина не поступила бы так, ругала себя девушка. Но что, если в душе этой женщины до сих пор живет одинокая, напуганная девочка?

Ох, если б только здесь был Гриффин! – тяжко вздохнула Бренда. Теперь она знала, почему так боялась навсегда связать с этим мужчиной жизнь, но его не было рядом, чтобы поделиться этим открытием!

Вот бы сейчас каким-нибудь чудесным образом перенестись в Шотландию, в объятия Гриффина…

Прежде чем отправиться спать, Бренда спустилась вниз и от администратора снова попыталась дозвониться до возлюбленного, но безрезультатно.

Из-за нескончаемых дождей на окраинах города началось наводнение, которое повредило телефонную сеть, и утром выяснилось, что со своими коллегами Бренде связаться не удастся.

Впрочем, поскольку деловые встречи были назначены заблаговременно, она все-таки отправилась на переговоры по поводу дизайна центра международной торговли. Общаясь с заказчиками, Бренда изо всех сил старалась не думать о Гриффине. Это было нелегко, а влажная жара муссона еще больше истощала силы.

К концу дня она вернулась в отель, мечтая нырнуть под холодный душ, но прежде всего бросилась к телефону. Аппарат молчал, и девушка едва не разрыдалась от досады.

Сегодня Бренда с удивлением обнаружила, что если прежде работа доставляла ей острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, то теперь она почти не испытывает к ней интереса.

Ох, Гриффин, где же ты? – терзалась Бренда. Чем занят? Думаешь ли обо мне?.. Тоскуешь ли без меня?

Она снова и снова вспоминала, как он вспылил, когда услышал слова Майка Роверса. Это было совсем на него непохоже. Гриффин всегда держал себя в руках, а вспыльчивостью страдала как раз она, Бренда, – глупая легкомысленная девчонка.

Девушка без сил опустилась на постель, и глаза ее снова наполнились слезами.

Дни тянулись, похожие, как близнецы, и даже работа не спасала Бренду от мучительной душевной боли. Телефонную сеть починили, но в далекой шотландской усадьбе в ответ на ее звонки все так же раздавались длинные, безнадежные гудки.

Девушку возили по стране, приглашали на обеды, угощали вином, с ней флиртовали… но все это казалось безмерно далеким от того, что составляло теперь смысл ее существования. И вот наконец наступил день отъезда.

Тоска по дому, которая мучила Бренду в первые дни пребывания в Джакарте, поблекла. Теперь она даже почти страшилась возвращения. Здесь, среди чужих людей, в незнакомой обстановке у нее еще были силы притворяться, что все в порядке. Она заставляла себя верить в то, что Гриффин не покинул ее и они будут счастливы вместе, как тогда, в Шотландии.

Но Бренда понимала, что стоит ей вернуться домой, и эта мечта лопнет как мыльный пузырь. Она панически боялась, что там ей неизбежно предстоит раз и навсегда осознать, что Гриффин для нее безвозвратно потерян.

Это наверняка так, иначе почему он даже не попытался связаться с ней?

В аэропорту Джакарты Бренда обнаружила, что произошла путаница, и ее заказанный заранее обратный билет по ошибке продали кому-то другому. Кассир с покаянным видом пообещал, что посадит ее на первый же рейс, следующий в Дублин.

Восемнадцать часов спустя, поднимаясь на борт лайнера, Бренда почувствовала, что ее поташнивает.

Наверное, я подхватила грипп или перенервничала из-за долгого ожидания, решила девушка, но, когда она отказалась от завтрака, побледнев при одной мысли о еде, женщина, сидевшая рядом, сочувственно проговорила:

– Ох, как я вас понимаю! Когда я носила своего первенца, меня тошнило целых шесть месяцев. Страшно вспомнить! – добавила она с добродушной усмешкой.

Бренда уставилась на нее, потеряв дар речи. Неужели я беременна? – ужаснулась она. Нет, это невозможно! Или все-таки возможно?

«Если сегодня мы зачали ребенка, нам придется пожениться», – сказал тогда Гриффин. Но теперь… Впрочем, соседка может и ошибаться. А если все-таки она права, что скажет Гриффин? И как поступит?

К тому времени, когда самолет приземлился в аэропорту Дублина, Бренда уже совершенно выбилась из сил.

Всю дорогу она размышляла о своей возможной беременности, и теперь страшная правда, словно призрак, брела вслед за ней к таможенному посту.

Если Гриффин станет настаивать, чтобы мы поженились, я никогда не узнаю, чем он руководствуется – любовью ко мне или только чувством долга, с горечью размышляла Бренда. А сам он никогда не узнает, доверяю ли ему я. Ребенок, наш ребенок вырастет в атмосфере недосказанности… а ведь малышу необходимы любовь и доверие.

Пройдя таможню, Бренда наконец приняла решение сходить к врачу и, если беременность подтвердится, ничего не говорить Гриффину. Так будет лучше не только для него, но и для их будущего ребенка.

Погруженная в эти мучительные мысли, девушка медленно брела к выходу, как вдруг кто-то громко окликнул ее.

– Гриффин! – Бренда остолбенела, не веря собственным глазам.

Он был изможден, небрит и мрачен, глаза покраснели от усталости.

– Слава Богу, с тобой все в порядке, – хрипло проговорил он, забирая у нее чемодан, и схватил за руку. – Я пытался тебе дозвониться, но в отеле сказали, что ты у них не останавливалась, а когда ты не прилетела своим рейсом…

Он держал ее так крепко, словно решил никогда не отпускать.

– В отеле не было свободных номеров, – невнятно пробормотала Бренда, чувствуя, что едва держится на ногах.

Гриффин здесь! – пела ее душа. Он пришел встретить меня. Он пытался до меня дозвониться…

– Я тоже звонила тебе, – сказала Бренда, – но тебя все время не было дома…

– Да, я был на ферме Джоша. В ночь, когда ты уехала, у него снова начался запой. Мне пришлось выводить его из этого состояния. Бренда…

Они посмотрели друг на друга.

– Гриффин…

Ее переполняло счастье. Он любит меня, ликовала она, я ему по-прежнему нужна!

– Нет, – сказал Гриффин мягко, – погоди. Выслушай сначала меня.

Бренде так много нужно было ему сказать… Объяснить, что она ни на секунду не поверила лжи Майка Роверса, что тосковала, что счастлива смотреть в его глаза, искрящиеся любовью… но она молчала, словно онемев.