Бренда смутно осознала, что ритмичный перезвон металла в глубине двора отчего-то вдруг стих, но панический ужас помешал ей понять, что бы это значило. Поэтому, когда за ее спиной прозвучал мужской голос, она чуть не подскочила от неожиданности.

– А, вы уже встали, – весело заметил Гриффин. – Вот и славно! Я как раз подумал, что пора и пообедать…

Он явно наслаждался увиденной сценкой. В другое время Бренда бы тотчас огрызнулась, но сейчас лишь круто развернулась, мучительно переживая, что он стал свидетелем ее позора.

И тут несносный Лютер, словно только и поджидал удобного случая, со злорадным блеяньем бросился вперед. Бренда услышала его топот и тотчас позабыла о Гриффине. Ее окатила волна безумного страха. Она рванулась в сторону, но каблуки городских туфель тут же застряли в зазорах между булыжниками, покрывавшими двор. Сердце девушки бешено колотилось, едва не выпрыгивая из груди. Рогатое чудовище мчалось прямо на нее, и спасения не было… Она в ужасе зажмурилась, и тут земля вдруг ушла у нее из-под ног. В груди у Бренды словно что-то оборвалось, но через мгновение она ощутила тепло сильного тела и крепкие руки на своих плечах.

Гриффин!

Она открыла глаза.

Он сжимал ее в объятиях, гладя по голове, и его голос, живой и теплый, ласково шептал ей на ухо:

– Ну-ну, успокойся, все в порядке, это же всего лишь Лютер…

Бренда вскинула голову и сердито взглянула ему в лицо.

– Он напал на меня, – проговорила она дрогнувшим голосом и до боли прикусила нижнюю губу, стыдясь своего позорного бегства. Ее вдруг затрясло, как в ознобе, ноги подкосились, к горлу подступила противная тошнота, и непрошеные слезы предательски заблестели в глазах. – Вам-то что, – сердито бросила она, – вам смешно…

И девушка гордо попыталась оттолкнуть его руку, хотя остро сознавала, что треклятый козел никуда не делся, просто держится на расстоянии.

– Нет, мне не смешно, – возразил Гриффин, и от нежности, звучавшей в его голосе, у Бренды перехватило дыхание.

– Отпустите меня! – потребовала она.

– Непременно, но только когда вы будете в безопасности. Послушайте, не надо бояться Лютера. Он абсолютно безобиден, – прибавил Гриффин, провожая ее к дому.

– Но он напал на меня!

– Только потому, что почувствовал ваш страх. Лютер задира, а задиры всегда наглеют, когда их боятся. Но ведь на самом деле напугал вас вовсе не он, верно? – проницательно спросил Гриффин, распахивая перед ней дверь черного хода.

– Верно, – нехотя подтвердила она. – Просто… у моей бабушки была коза, которой я ужасно боялась. Бабушка смеялась надо мной и говорила, что в жизни есть вещи и пострашней своенравной скотины. Она презирала слабых людей, так как сама была очень сильной… – Бренда осеклась, увидев, что Гриффин как-то странно глядит на нее. – В чем дело? – спросила она. – Отчего вы так на меня смотрите?

– Просто пытался представить, какой вы были в детстве.

– Не стоит, – резко сказала Бренда. – Я давно уже не ребенок, а взрослая женщина.

– Знаю. – Гриффин произнес это слово с такой проникновенной нежностью, что все ее тело вдруг словно растаяло в сладостном предвкушении. – Удивительная женщина, – прошептал он.

– Нет! – вырвалось у Бренды, но так слабо и неубедительно, что она ничуть не удивилась, когда Гриффин лишь крепче привлек ее к себе и горячими сильными ладонями провел по спине и округлым бедрам.

Глаза его излучали такую чувственность, что Бренда, потрясенная, не в силах была шевельнуться. Она поняла, что Гриффин сейчас поцелует ее, но не пыталась помешать ему, поддавшись предательскому зову плоти.

Ладони Гриффина бережно обхватили ее лицо, горячими пальцами касаясь нежной кожи, и сладостное предвкушение овладело Брендой. Осознание того, что его серые глаза потемнели от неистового желания, которое вызвала именно она, польстило ее самолюбию.

Дыхание девушки участилось, сердце забилось в бешеном темпе, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Гриффин отвел с ее лица непослушную прядь волос, и губы его, следуя за пальцами, коснулись нежной впадинки за ухом.

Бренда едва слышно застонала от наслаждения. Дрожь восторга охватила ее, и она сама не заметила, как теснее прильнула к Гриффину, всем своим существом ощущая тяжелый, неровный стук его сердца и жар желания, исходивший от сильного мужского тела.

Она смотрела на жилку, неистово бившуюся в ямке у его горла, и понимала, что он уже едва владеет собой.

Я тоже хочу его, призналась себе Бренда.

Вопреки всякой логике, вопреки здравому смыслу, твердившему, что это всего лишь зов изголодавшейся плоти, она так сильно желала Гриффина, что уже не могла обуздать это греховное чувство. Ее охватил панический страх, но вместо того, чтобы придать сил сопротивляться, он лишь окончательно лишил Бренду воли.

Жаркие губы Гриффина властно заглушили слабый протестующий шепот девушки. Крепко притянув к себе, он целовал ее с таким сладостным исступлением, что она таяла в обжигающем потоке страсти.

Ни один мужчина еще не целовал Бренду так и не давал ей такого глубокого, полного наслаждения. Она упивалась этим поцелуем, чуть не плача от счастья, и мечтала, чтобы он длился вечно.

У нее больше не осталось ни воли, ни здравого смысла. Она отдавалась Гриффину, его горячим губам и рукам, и плоть ее покорно таяла, повинуясь неистовым поцелуям, настойчивой ласке языка, дерзко проникавшего в жаркие глубины ее рта. Неведомое прежде наслаждение заставляло податливую женскую плоть пылать и трепетать.

– Нет! – вдруг отчаянно вскрикнула Бренда и вырвалась из объятий Гриффина, оборвав поцелуй и освобождаясь от наваждения. Лицо ее пылало от гнева и унижения.

Что случилось?! Как могла она безоглядно броситься в омут плотской страсти?

Гриффин шагнул к ней, протягивая руки, и на миг, безумный краткий миг, Бренде вдруг захотелось опять ощутить его объятия и поцелуи, которые бы овладели всеми ее чувствами и мыслями, погружая в глубины неутоленного, жаркого желания. Сердце ее стучало, как безумное, и, с ужасом осознав, как близка была к полному и окончательному падению, девушка попятилась.

Рука Гриффина бессильно упала; он помрачнел, и жаркое пламя страсти в его серых глазах померкло.

– Мне лучше вернуться в дом, – отрывисто проговорила Бренда.

Ей стало противно при мысли о том, сколько других женщин вот так же поддавались на фальшивые посулы этих жарких поцелуев и сладостной ласки сильных рук. О, этот человек в совершенстве изучил все приемы обольщения и хорошо знает, как внушить женщине, что он желает ее, но не принуждает покориться!

Жгучие слезы кипели в глазах Бренды, когда она сломя голову побежала через кухню, но причиной их был вовсе не страх, который нагнал на нее несносный Лютер. И все же, вопреки здравому смыслу, у двери она на миг задержалась и оглянулась.

Гриффин стоял не двигаясь и не сводя с нее взгляда. Рукава рубашки, закатанные по локоть, обнажали его сильные мускулистые руки, свежий утренний ветерок трепал волосы.

Разгадал ли он во мне ответное желание? – думала Бренда. Понял ли, что со мной творится? Да и есть ли ему вообще дело до того, какую боль причинил мне этот его порыв? Конечно нет, с горечью подумала она. Таким, как он, на все наплевать.

Круто развернувшись, девушка с силой распахнула кухонную дверь.

Ее дорогие туфли из мягкой кожи, которые она купила всего лишь пару месяцев назад, теперь были покрыты слоем грязи; брюки забрызганы. От ледяного ветра, который, казалось, лишь ласкал загорелые мускулистые руки Гриффина, ее нежная кожа покрылась противными пупырышками.

Запоздало сожалея о том, что не взяла с собой шерстяное белье, которое спасало ее от холода прошлой зимой, Бренда уныло поднялась в спальню, чтобы подыскать одежду потеплее.

Но, едва она оказалась там, как, забыв обо всем, бездумно подошла к окну. Отрешенно взирая на величественный и грозный абрис горных вершин, девушка вновь и вновь возвращалась мыслями к кратким мгновениям, которые провела в объятиях Гриффина.