Но сейчас, даже при наличии столь замечательной обуви, Граис чувствовал усталость. Ему хотелось присесть и отдохнуть, но он заставлял себя, не останавливаясь, идти дальше. Если жара застанет его на плоскогорье, то до Халлата он доберется только поздно вечером. А это означало бы, что будет потерян целый день.

Граис накинул на голову платок так, чтобы край его прикрывал глаза от слепящих лучей солнца. Шагу он не прибавил, понимая, что незначительный выигрыш в скорости привел бы к неоправданным затратам сил.

Он успел спуститься в долину как раз к тому времени, когда солнце начало жечь землю в полную силу. Добравшись до ближайшего дерева с развесистой кроной, Граис ненадолго присел в его благословенной тени.

Небольшая птица с серым оперением и ярко-красным хохолком опустилась на ветку дерева. Склонив голову к крылу, она с любопытством уставилась на неподвижно сидящего на земле человека.

– Иди сюда, – улыбнувшись, Граис протянул птице руку с раскрытой ладонью.

Птица пронзительно пискнула, взмахнула крыльями и, сорвавшись с ветки, упорхнула.

Граис досадливо цокнул языком.

Опершись руками о землю, он легко поднялся на ноги и снова зашагал в сторону города.

Вскоре роща, через которую он шел, закончилась, и Граис увидел высокую крепостную стену, возносящуюся, казалось, к самому небу. Чуть левее того места, где он вышел из рощи, проходила широкая грунтовая дорога, упирающаяся в массивные ворота, укрепленные широкими металлическими полосами.

Возле ворот, преграждающих вход в город, укрывшись от палящих лучей солнца в тени крепостной стены, прямо на земле сидели люди.

Направляясь к воротам, Граис вышел на дорогу.

Люди, сидевшие в ожидании неизвестно чего возле крепостной стены, наблюдали за приближающимся путником недобрыми взглядами. Даже на расстоянии Граис почувствовал исходящую от них волну агрессивной ненависти.

Подойдя ближе, Граис увидел, что все они одеты в лохмотья. Запах от них исходил весьма скверный – должно быть, самый чистоплотный из них мылся в последний раз месяц назад. К тому же почти все они были калеки: кто без руки, кто без ноги или даже без обеих ног, кто без глаза. Двое юродивых, сидя на корточках, пускали слюни и что-то невнятно бормотали, вперив взгляды безумно вытаращенных глаз в пустоту перед собой.

На дорогу прямо перед Граисом, поднимая тучи серой пыли, выполз безногий нищий, закутанный в драную хламиду, подол которой он накинул себе на голову.

– Подайте медячок несчастному калеке, – жалобно проблеял безногий.

Граис молча достал из внутреннего кармана кожаный кошелек и положил в грязную ладонь нищего монету достоинством в дуз.

Видя щедрость незнакомца, заголосили и другие нищие, со всех сторон протягивая к Граису трясущиеся ладони.

Граис положил еще несколько монет в протянутые к нему руки, но от этого их не становилось меньше.

Неожиданно, оттолкнув плечом оказавшуюся ближе всех к Граису старуху, так что та упала и растянулась в дорожной пыли, вперед вышел еще не старый, крепкий на вид мужчина. Левая рука его была отрублена по самое плечо. Из-под грязного платка, накинутого на кудлатую голову, злобно сверкали маленькие звериные глазки.

Граис сразу же признал в нем главаря шайки нищих, а потому протянул ему два дуза.

Безрукий повернул голову в сторону, презрительно сплюнул в пыль и только после этого быстрым движением выхватил из пальцев Граиса монеты и кинул их за пазуху.

– У тебя, видно, денег невпроворот, – медленно процедил он сквозь зубы.

– С чего ты это взял? – удивленно поднял брови Граис.

– Вход в город стоит пятнадцать дузов, – все так же медленно произнес однорукий. – И будь я проклят, если ты не припрятал за пазухой еще один кошелек.

– Еще бы! – взвизгнула худющая, как жердь, женщина с синим лицом и отрубленным ухом. – Хотел откупиться от нас мелочью!

Однорукий бросил быстрый взгляд в сторону ворот, чтобы убедиться, что за ними не наблюдает стража. Но створки ворот были плотно закрыты. Видимо, в столь ранний час никто еще не изъявил желания покинуть город. А здесь, на дороге, ведущей к воротам, также не было видно путников, кроме чудака, рискнувшего путешествовать в одиночку.

– Слушай сюда, – обращаясь к Граису, тихо произнес однорукий. – Я бы предпочел решить дело миром. Давай сделаем так: ты отдаешь мне свой кошелек, и я отсчитываю тебе из него пятнадцать дузов, чтобы ты смог заплатить за вход в город. По-моему, так будет справедливо.

– Ты собираешься ограбить меня и при этом говоришь о справедливости, – Граис пристально посмотрел в глаза нищего. – Поистине из-за азарта и жадности в человеческом сердце возникает безумие.

Глаза однорукого забегали по сторонам.

– Мне нужно идти, – сказал Граис и сделал шаг в сторону, чтобы обойти безрукого.

– Эй! Эй! – шамкая беззубым ртом, закричал старик с затянутыми бельмами глазами. – Я уже слышал эти слова!..

Все еще сидящий в дорожной пыли безногий, словно клещами, вцепился Граису в щиколотки. Граис потерял равновесие и начал заваливаться влево. Обернувшись, он увидел, что падает точно на подставленное одноруким длинное, остро заточенное шило. Поймав пальцами запястье однорукого, Граис чуть повернул его и сдавил так, что нищий завизжал от боли. Шило упало в дорожную пыль. Опершись на однорукого, Граис восстановил равновесие и одним почти незаметным поворотом стопы отшвырнул цепляющегося за его щиколотки безногого в сторону.

Когда Граису показалось, что он уже свободен, сбоку на него налетели еще трое нищих. Кто-то саданул его чем-то тяжелым по колену, и Граис снова едва не упал. Женщина-жердь вцепилась в его рубаху и дернула с такой силой, что едва не разорвала ее надвое. Через минуту уже вся свора нищих, окружив Граиса, подобно стае голодных псов, рычала и бросалась на человека, который только что щедрой рукой одаривал их деньгами.

Граис вначале только защищался, стараясь не причинять несчастным калекам дополнительных увечий. Однако, когда в руке одного из нищих сверкнуло тонкое лезвие ножа, он понял, что дело серьезно. Да и однорукий уже поднял с дороги свое шило и теперь стремился подобраться поближе к Граису, чтобы вонзить свое опасное оружие ему между ребер.

Подловив однорукого на ложном выпаде, Граис выставил руку вперед и раскрытой ладонью едва коснулся груди своего противника. Нищий с воплем отлетел на пару метров и, упав на обочину дороги, замер в неподвижности с разинутым ртом и откинутой в сторону рукой. Бросив быстрый взгляд на поверженного противника, Граис досадливо цокнул языком – выброс потока психокинетической энергии из ладони получился интенсивнее, чем он хотел.

В пылу драки ни нищие, ни Граис не заметили, что на дороге, ведущей к городу, появился одинокий всадник.

Увидев, что возле ворот происходит какая-то потасовка, всадник, пришпорив своего чеклака, пустил его в галоп. На скаку он выдернул из ножен узкий, чуть изогнутый клинок.

Налетев на нищих, всадник взмахнул над их головами саблей.

– Прочь, нечисть! – закричал он высоким, звонким голосом.

Увидев вооруженного человека, нищие сразу же бросились врассыпную. Возле дороги остались только все еще не пришедший в себя однорукий да слепой старик, скорчившийся возле стены.

– Убирайтесь прочь, твари! – погрозив убегающим саблей, прокричал им вслед всадник.

Граис поправил на себе одежду и накинул на голову платок.

– Спасибо тебе, – сказал он, подняв взгляд на своего спасителя.

– Не за что! – приветливо улыбнулся всадник и, вставив клинок в ножны, ловко спрыгнул с чеклака. – Ты и сам неплохо дрался. Мне даже показалось, что ты умышленно действовал не в полную силу.

Всаднику на вид было не больше двадцати лет. На подбородке у него только начинала кудрявиться бородка, такая же светлая и мягкая, как его волосы, зачесанные на левую сторону, что сразу же выдавало в нем выходца из восточных провинций Йера. Подтверждением этому служил и его платок с алыми кистями и вышитыми золотом перекрещивающимися молниями – знаками клана Кай.