Предмет, оказавшийся в руках Леонардо, не был похож ни на что. За свою жизнь, – а не так давно, в апреле, ему исполнился пятьдесят один год, – Леонардо повидал немало диковинок, но сейчас он готов был признать, что держит в руках самую удивительную вещь из всех, что когда-либо создавались гением человеческого разума в сочетании с немыслимо тонкой работой искуснейшего из мастеров.

Взявшись двумя пальцами за кончики черной полоски, сделанной из прочного, упругого, но при этом необычайно пластичного материала, Леонардо растянул ее и, наклонив голову, так, что длинные волосы упали на правое плечо, посмотрел на плоский прямоугольник со срезанными углами, закрепленный по центру.

Леонардо сделал два шага к окну, плечом приоткрыл створку, забранную свинцовым переплетом с небольшими четырехугольными стеклами-миллефиори, внутрь которых были вплавлены разноцветные звездочки и цветы, и присел на подоконник. Ему хотелось получше рассмотреть драгоценную вещицу.

Человек, передавший Леонардо удивительный прямоугольный предмет на черной полоске, назвал его часами. Но с часами, что висели на стене мастерской Леонардо, они не имели ничего общего. Начать хотя бы с того, что на крошечных часах, которые, как объяснил Леонардо незнакомец, следовало носить, пристегнув ремешком к запястью, не было циферблата. Цифры, соответствующие часам и минутам, горели в узком окошке, расположенном в верхней части часового корпуса.

Освоиться с цифрами, указывающими время, для Леонардо не составило труда. Разобраться же с прочими функциями, которые, как выяснилось, могли выполнять диковинные часы, оказалось куда труднее. Человек, принесший часы, показал, как с их помощью можно легко и быстро производить математические расчеты. Все остальное он обещал объяснить после того, как Леонардо согласится отдать за часы картину, которую он на днях закончил.

Незнакомец обставил свое предложение с искусством, достойным опытнейшего демона-искусителя со стажем в несколько веков: он ушел, пообещав снова зайти завтра после полудня, но оставил Леонардо часы, предоставив мастеру возможность самому разобраться с тем, на что они были способны.

Леонардо уже попытался наугад нажимать на клетки, обозначенные незнакомыми ему символами. Но в ответ на это в светящейся ячейке появлялись либо точно такие же непонятные значки, либо цифры, неизвестно что обозначавшие.

Леонардо перевернул часы. С обратной стороны корпус был закрыт тонкой металлической пластинкой с выбитым на ней семизначным числом. Нитевидная щель, тянущаяся по краю крышки, свидетельствовала о том, что корпус часов можно открыть. Но незнакомец предупредил Леонардо, что делать этого не следует. По его словам, часы могли работать без завода на протяжении двадцати пяти лет. Но только в том случае, если их корпус будет оставаться закрытым.

Леонардо был почти уверен, что ему, с его знанием тончайших механизмов и опытом работы с прихотливыми устройствами, удастся вскрыть корпус часов, не повредив ни одной из деталей, приводящих этот удивительный прибор в действие. Но, поскольку крошечное, размером с маковое зернышко сомнение у него все же оставалось, он хотел для начала разобраться с теми функциями часов, которые пока были ему неизвестны.

В дверь негромко постучали.

Спрыгнув с подоконника, Леонардо быстро спрятал часы в карман.

Тайна также являлась одним из условий, на которых настаивал незнакомец. Да Леонардо и сам понимал, что устройства, подобные сим удивительным часам, равно как и место, где они были изготовлены, представляют собой один из тех великих секретов, которые не скоро станут достоянием всего человечества. Ему доводилось слышать о тайных обществах, хранящих знания древних цивилизаций, о самом существовании которых мало кому было известно. Однажды ему даже было осторожно предложено вступить в одно из них. Но Леонардо предпочитал жить открыто, не делая тайны из того, что ему удавалось создать с помощью собственного разума и рук, поэтому он, не раздумывая, ответил отказом.

Принадлежал ли незнакомец, принесший Леонардо часы, к одному из тайных обществ? А если так, то что побудило его нарушить запрет, который, вне всяких сомнений, был наложен на передачу подобных изделий непосвященным? Почему он хотел обменять часы, наверняка стоившие целого состояния, всего лишь на картину? Об этом незнакомец не стал рассказывать Леонардо. А Леонардо благоразумно не стал задавать вопросы, ответы на которые он все равно бы не получил.

Тяжелая дубовая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее смог заглянуть юноша шестнадцати лет.

– Входи, Франческо, – улыбнувшись, махнул рукой Леонардо.

Юноша вошел в мастерскую и аккуратно прикрыл за собой дверь, – мастер Леонардо настаивал на том, чтобы двери в комнатах, в которых он работал, были всегда закрыты. Франческо был одет в малиновый кафтан, перехваченный на талии плетеным золотистым шнурком, и узкие панталоны, доходившие до колен, сшитые из бело-голубых продольных полос. На ногах – башмаки с отворотами, но без новомодных удлиненных носков.

Два года назад Леонардо взял соседского сына к себе в подмастерья. Франческо, хитрый и вороватый подросток, которого родители ни к одному делу не могли пристроить, оказался весьма смышленым учеником. Для начала Леонардо научил его разбираться в медицинских инструментах, правильно подготавливать и подавать их во время опытов, которые он проводил на животных. Достоинством Франческо оказалось и то, что в отличие от многих других помощников, с которыми приходилось работать Леонардо, он не пугался вида крови и не падал в обморок, едва взглянув на раскрытую брюшную полость с еще живыми, теплыми внутренними органами.

Однако особый интерес Франческо проявлял не к медицинским опытам мастера и не к работе по созданию удивительных, невиданных прежде механизмов и устройств, которыми также занимался Леонардо, а к рисунку и живописи. Он мог часами стоять неподвижно, завороженно наблюдая за тем, как мастер накладывает осторожные полупрозрачные мазки на уже подсохший слой краски, отчего изображенные на картине фигуры казались окутанными слоем кристально чистого воздуха. Никому из великих мастеров живописи, кроме мастера Леонардо, не удавалось создать подобный визуальный эффект!

Страсть юноши не осталась незамеченной. Первым делом мастер Леонардо научил его смешивать краски и выбирать кисти. Франческо на удивление быстро освоил эти навыки, после чего мастер Леонардо начал учить его рисовать карандашом. Но оказалось, что Франческо уже умеет передавать не только контуры предметов, но и их объем. А взглянув на нарисованную способным юношей кисть руки, Леонардо с досадой подумал, что у него самого изображение рук так и оставалось слабым местом. И тогда Леонардо дал своему подмастерью небольшой, около сорока сантиметров в длину испорченный кусок холста, чтобы Франческо мог поупражняться в накладывании красок и отработать твердость и точность мазка.

– Посыльный принес письмо, – негромко произнес Франческо. – От синьора дель Джокондо.

– Давай, – требовательно дернул кончиками пальцев Леонардо.

Франческо быстрым шагом пересек комнату и вручил мастеру запечатанный конверт.

Нетерпеливым движением сорвав печать, Леонардо развернул хрустящий лист чуть желтоватой плотной бумаги. Быстро пробежав глазами по ровным, аккуратно выписанным секретарем Франческо дель Джокондо строчкам и едва глянув на корявую, неразборчивую подпись внизу, Леонардо усмехнулся и, скомкав бумагу, кинул ее в угол мастерской.

– Хорошие новости? – осторожно осведомился Франческо.

– Очень даже, – весело подмигнул юноше Леонардо. – Дель Джокондо отказывается от покупки портрета своей жены, поскольку считает, что я изобразил ее слишком фривольно, и в соответствии с имеющимся договором требует вернуть половину из уплаченной мне за работу суммы.