– Давай спускайся, козёл драный. Посмотри, что ты тут наделал. Откуда такие мудаки только берутся? – кричали внизу.

– Ну, паренёк, если честно, я тебе не завидую, – заявил рядом стоящий с Алексеем.

Далее следовал поток из нелицеприятных слов, исходящий от множества остальных людей. Всё было наполнено обещаниями расправы и ругательствами по поводу различных частей тела, коими обладал Алексей. Большой упор делался как непригодность таких рук и ног, которые не ведают, что им делать. Разумному мышлению Алёши также был нанесён моральный ущерб. Среди других голосов особо выделялся моложавый, который с особой злостью выкрикивал угрозы.

– Я из тебя отбивную сделаю, ты ещё пожалеешь, что вообще родился…

Далее следовало обещание вырвать Алёше глаза и кое-куда их засунуть, возможность болезненной кастрации полового органа, наличие сексуального насилия с помощью черенка лопаты и прочие крепкие фразы в том же духе.

– Урод, спускайся вниз, – услышал Алексей.

"Сам урод. Лёша, при нём только молчи, пожалуйста. А если он меня ударит? Что, мне тоже молчать? Эх, придётся, если хочу выпутаться из этой ситуации", – подумал он.

– Ты попал, паскуда, на десять штук баксов, – зло бросил потерпевший, сжимая кулаки, когда Алексей подходил к нему. Свирепая физиономия владельца иномарки предвещала неминуемую расправу. Собравшиеся с интересом ждали продолжения сцены, прекратив свои пересуды, и сосредоточились на происходящем.

– Честное слово я не хотел, но… – сказал Алексей, когда они подошли друг к другу.

На сказанное хозяин "Форда" лишь "от души" врезал Лёше в челюсть, отчего он отлетел назад, как будто подстреленный.

– Вставай, пиздюк, – приказал хозяин внедорожника.

Люди между собой вполголоса стали обсуждать увиденное.

Подъехал "Мицубиси". Выйдя из него, к толпе подошёл Геннадий Валерьевич и обратился к собравшимся грубым басом, в котором звучали властные нотки.

– Что здесь за балаган устроили? А работать кто, я, что ли, буду? Ну-ка быстренько рассосались по местам.

Работяги безропотно направились продолжать прерванную работу. А зеваки также двинулись по своим делам, поняв, что дальнейшего продолжения шоу не намечается.

Разогнавший зрителей мужчина, приподняв бейсболку, подошёл к пострадавшей иномарке, у которой уже стояли двое: хозяин и Алексей.

Владелец автомобиля, ещё раз осмотрев порчу своего детища, снова почувствовал сильную досаду и выплеснул её на рядом стоящего Алексея резким ударом по почкам. От боли и неожиданности Алёша подскочил на месте, а затем согнулся в три погибели.

– Чего пацана мутузишь? – раздался голос Геннадия Валерьевича.

– Твоё какое дело? Иди, куда шёл, или хочешь разделить его участь? – последовал ответ, что называется вопросом на вопрос.

– Я его начальник, так что свои вопросы можешь адресовать мне, – вновь заявил Геннадий Валерьевич, глядя на пострадавшую машину.

– Базара нет. Этот лох мне весь перед испортил. Можешь полюбоваться. Теперь он должен десять штук. Если хочешь, можешь за него расплатиться, я против не буду.

– Не слишком ли много запрашиваешь, умник? Тут ущерба как минимум раза в два меньше, – спокойно заявил начальник Алексея.

– Ты чё, мужик, на базар пришёл, чтобы торговаться? Тачка новая, сколько скажу, столько и будет платить, ясно? – с вызовом бросил хозяин "Форда".

– Ладно, давай поговорим в моей машине, там всё и решим, – предложил Геннадий Валерьевич.

Они пошли к "Мицубиси", оставив Лёшку ждать окончания переговоров и результата, которого достигнут обе стороны.

Он осознавал своё положение, оно сейчас ничем не лучше, чем у обвиняемого на скамье подсудимых. И двое судей решают, какой вынести ему приговор. Самое страшное, что его вина уже доказана и сомнениям никаким не подлежит. Осталось только определить степень суровости наказания. Так называемые судьи явно не торопились с вынесением приговора, поэтому томительные минут ожидания бросали Лёшу то в жар, то в холод.

Немного оправившийся от первоначального шока мозг заработал на всю катушку. Не произнеся ни слова, Алёша принялся ругать себя покрепче, чем это делали многие свидетели происшествия, не стесняясь в самых резких и непотребных выражениях. От длительного самобичевания Алексей перешёл к поиску различных выходов из сложившейся ситуации. С самого начала было ясно, что расплаты ему никак не избежать, любая цена её выплаты будет ему непосильна. Как говорится, если уж ничего хорошего нет, то ему и взяться неоткуда. Оставался только один путь – бегство. Но куда бежать? К кому? Без денег, без всего, кому он нужен? Тётя Катя и так уже вдоволь из-за него настрадалась, просить её об очередной помощи после всего, что она сделала, было бы верхом ничтожества. Значит, остаётся просто утекать на удачу, без оглядки на прошлое, а там уж как Господь Бог пошлёт: или пан, или пропал. Алёша посмотрел в сторону дороги: "Ну, убегу, допустим, на вокзал, а дальше? В Москву? В Самару? В Одессу? На какие только шиши. Пешком далеко не уйдёшь, да и кушать захочется, и что тогда? Идти воровать? Поймают рано или поздно и посадят. Туда только раз попасть стоит, потом всю жизнь будешь то за решёткой, то на воле. Такое существование ни в какие ворота не лезет. Всё равно какой-то шанс всегда есть, безвыходных положений не бывает, надо просто хорошенько подумать. Самое сложное при принятии решений – непосредственно начать, приступить к действию, а там уже будет попроще. Только вот с чего начать? От чего следует оттолкнуться? К какому берегу начать плавание?" – подумал Алексей.

На эти вопросы он ответа не находил.

Наконец из машины вышли двое, ставшие невольными вершителями чужой судьбы.

Потерпевший, владелец внедорожника, направив два пальца в сторону Алёши, произнёс шаблонную фразу многих голливудских фильмов.

– Мы ещё встретимся, – с этими словами он подошёл к своему "Форду", сел в него и уехал восвояси.

Геннадий Валерьевич поманил пальцем Алексея и вернулся в машину. Лёшка сел на пассажирское сиденье.

– В общем, так, Лёха. Если не ходить вокруг да около, то вляпался ты по самые уши. Ты хоть представляешь, в какое дерьмо попал или нет?

– Да, – Алёша согласно кивнул и отвёл взгляд в сторону.

– Да, балда, ни хрена ты не понимаешь. Он с тебя десять штук требовал, не рублей, а баксов, и желал, чтобы долг ему возвратили через неделю. Въезжаешь, чем это пахнет? – Лёша кивнул. – Допустим, у меня дар уговаривать людей. Я с ним побеседовал по душам, и в итоге парень пошёл на кое-какие уступки. Цену ущерба мы оценили в пять штук, и срок расплаты назначен через две недели. Извини, чем мог, помог, – хозяин фирмы развёл руками.

– Спасибо, конечно, что похлопотали. Но если уж быть до конца откровенным мне, от этого не полегчало. Ни пяти, ни десяти тысяч у меня в наличие не имеется, даже рублей, не говоря уже о долларах, – горестно резюмировал Алексей.

– Понимаю… Положение у тебя, прямо скажем, почти безнадёжное…

– Знаю… оттого и выход лишь один, прямо сейчас пойти и лечь под поезд, а может, лучше повеситься или вены вспороть. Как вы думаете, как будет безболезненней и быстрей? – обреченным тоном вопросил Алексей.

– Смерть, она и в Африке смерть. Результат всегда один и тот же. Впрочем, у всех у нас есть выбор, жить – значит бороться, а если нет, то пиши пропало.

– В моём положении выбирать не из чего. Или я сам себя убью и не буду мучаться, или меня "прикокошут" за невыплату. Да ещё при этом может пострадать ни в чём неповинная женщина, у которой я теперь живу.

– Как я вижу, оптимизма никакого. Бороться ты не хочешь, а значит, не желаешь жить. Ну, давай, скажи мне, что я ошибаюсь, – Геннадий Валерьевич смерил парня испытующим взглядом.

– Я и сам уже не знаю, чего хочу. Так всё опротивело. Может, на том свете лучше? Никакого просвета. Вот скажите, чтобы вы делали на моём месте?

– Если ты хорошо запомнил мои слова, то я говорил, что ситуация почти безнадёжная. Знал бы ты меня получше, тогда б не сомневался: я зря слов на ветер не бросаю. Почти – это значит ещё далеко не всё потеряно. Хотя и дураку ясно, что шанс не велик. Соотношение примерно двадцать на восемьдесят, не в твою пользу. Впрочем, терять тебе всё равно нечего. Две недели срок небольшой, а деньги на кону немалые. Чтобы выкрутиться тебе из положения, придётся…