Мурзик долго и мучительно давил из себя воспоминания. Где он служил и чем там занимался – то помнилось хорошо. Кто рядом был – того тоже не забыл. А вот с датами у моего раба было совсем худо.

Кое-как заполнили.

– Свободных в роду нет?

– Нет.

Я поставил прочерк.

– Какими специальностями владеешь?

– Ну, забойщик… шпалоукладка, понятное дело… бульдозером управлять мог когда-то, сейчас всё перезабыл, поди… готовить вот Цира научила – спасибо ей, душевная девушка… А вы что, господин, продавать меня надумали? Гарантия еще не истекла, через биржу-то оно всяк удобнее…

– Продавать тебя, как же! – сказал я, озлившись. – Освобождать тебя буду. Не хватало еще, чтобы я, великий Энкиду, самого себя в рабстве держал. Сумасшедший дом получается…

Мурзик ойкнул и пал в продавленное кресло, спугнув кошку.

– А что я делать буду? – спросил он. – Я свободным-то никогда и не был…

– Откуда мне знать… Вот тут и спрашивают: что ты, освобожденный раб Мурзик, делать будешь? Где жить будешь, в частности? Обеспечен ли ты жилплощадью? Мардук-Ваал, ну и порядки! Что же, теперь и раба не освободить, если квартиру ему купить не на что! Либо на свою родную жилплощадь прописывай…

– А вы не освобождайте, – тихо сказал Мурзик. – Куда я пойду? По подвалам побираться?

– Молчи, говорят тебе… Ладно, я с Ицхаком поговорю. Все равно он штат расширять собрался. Пусть тебя в уборщицы возьмет и какую-нибудь ведомственную комнатку даст, что ли…

Я снова уткнулся в анкету.

– «Есть ли на теле освобождаемого клейма или какие-либо иные знаки и отметины, позорящие звание вавилонского гражданина?» Мурзик, много на тебе отметин?

– Много, – мрачно сказал мой раб.

– Будут проблемы с получением гражданства. Тут требуется оплатить косметическую операцию…

– Да не надо ничего этого, – снова завелся Мурзик.

Я хлопнул по столу кулаком.

– Энкиду, грх-аанья!

– Йо-ло, – утух Мурзик.

– То-то же. Насчет косметической операции надо будет Циру спросить… Бабы про такие вещи хорошо знают…

Я взял другую бумагу. Вчитался хорошенько. Это было извещение о необходимости уплаты налога на освобождаемого раба. Шестьдесят сиклей. Грабеж! На эти деньги живого раба купить можно.

Третья квитанция была счетом в банке. Освобождающий обязан открыть освобождаемому счет в банке, дабы тот по освобождении не стал обузой на шее государства и не пополнил ряды преступников, толкаемый к тому голодом и нуждой. Минимальная сумма взноса – сто сиклей.

– Полгода будешь мне свою зарплату отдавать, – решил я, складывая бумаги. – Долговую расписку напишешь.

И пошел спать. Мурзик долго еще сидел на кухне, в темноте. Он был совершенно подавлен.

Косметический салон обошелся мне без малого в 38 сиклей. Я предъявил документы на владение рабом, заполнил по форме расписку в том, что снятие клейм и татуировок с тела означенного раба производится с ведома и по настоянию владельца. Заплатил госпошлину в шесть сиклей три четверти быка. Получил марку, наклеил ее на медицинскую справку.

Затем пришлось платить еще за место в базе данных. Я говорил уже, что мой раб представлял собою ходячее наглядное пособие по географии строек эпохи Восстановления. Данные о клеймах и отметинах Мурзиках заняли хренову уйму килобайт и обошлись мне еще в пятнадцать сиклей.

Хорошо хоть, русалка и «Не забуду восьмой забой» обязательной регистрации не подлежали.

Недешево стала и сама услуга. Правда, мази мне выдали бесплатно, но не такой я дурак, чтобы не понимать: стоимость всех этих притирок была изначально забита в стоимость услуги.

Мурзика мне выдали через три стражи. Судя по виду моего раба, эти три стражи он провел в непрерывных страданиях. Под свитером бугрились бинты, морда бледная, как мука, – брел, пошатываясь, между двух санитаров в зеленых халатах. Санитары имели вид свирепый, неприступный, ручищи волосатые, поступь твердую – я даже оробел.

Они доставили Мурзика в холл и сдали мне под расписку. Я шкрябнул подпись в графе «раб получен», забрал гарантийный талон и пластмассовый контейнер с лекарствами, и санитары ушли.

Мурзик безмолвно блуждал глазами и норовил осесть на пол. Я водрузил его на лавку и отправился ловить рикшу.

Очищенный от позорящих звание вавилонского гражданина отметин Мурзик еле добрался до дома и бесполезной колодой рухнул на мой диван. Я пошел и купил для него складную кровать. Установил ее на кухне. После этого места в кухне уже не осталось. Отправил шатающегося Мурзика на кухню – нечего мой диван своими мазями прованивать.

Чтобы успокоить нервы, посмотрел по 22-му ашшурскому каналу репортаж о драке в эламском парламенте. Посмеялся. Настроение у меня улучшилось.

Заглянул на кухню – посмотреть, не подох ли еще мой освобождаемый раб. Уж конечно кошка, возликовав, перебралась жить на мурзикову кровать. И потомство свое туда же перетащила. Мурзик лежал, обсиженный котами, пах целебными мазями и глядел в потолок.

Я отправился в грязноватое кафе на нашей улице и принес оттуда Мурзику прохладные котлеты и отварной рис с подливкой.

Мурзик ел и очевидно страдал.

– Тебя что, Мурзик, никогда не пытали? – спросил я.

Мой раб сказал, что нет, никогда.

– Терпи, Мурзик, свобода того стоит.

Мурзик выразил сомнение. Я обозвал его неблагодарной скотиной. Насчет этого Мурзик не возражал. Я видел, что ему очень плохо.

А Цира, эта сучка, как назло, запропала. В храмах Эрешкигаль под землей отсиживалась, не иначе. Глаз свой залечивала.

Назавтра я подступился к Ицхаку за справкой о трудоустройстве.

Время для этого я выбрал не самое подходящее. Но у Ицхака сейчас и не могло быть подходящего времени. Его разрывало на части между потребностью непрерывно трахать очкастую девицу и необходимостью расширять сферу деятельности нашей прогностической фирмы.

Однако я не мог ждать, пока сложная семитская душа моего шефа обретет надлежащий покой. И потому без затей взял его под руку во время обеденного перерыва.

– Блин! – сказал Ицхак, обливаясь горячим кофе. – Ты что, Баян, ебанутый?

– Сам ты ебанутый, – огрызнулся я, разом забыв о необходимости быть покладистым.

Но Ицхак только вздохнул.

– Если бы… – сказал он мечтательно.

– Изя, – вкрадчиво начал я, подсаживаясь к нему за столик.

Мы обедали в маленьком кафе в трех шагах от нашего офиса. Кафе стало процветать одновременно с нами и отчасти – благодаря нам. Это был своеобразный симбиоз двух небольших частных фирм.

– Как обычно? – спросила нас девушка, высовываясь из-за стойки.

Мы даже не кивнули. Она крикнула повару, чтобы тот запек картофель в гриле и нарезал салат, только без лука.

– Изя, – сказал я, вытирая своим носовым платком кофейное пятно на его рукаве. – Ты говорил как-то, что собираешься расширить штат.

Ицхак склонил голову набок и зашевелил носом, как муравьед.

– Говорил.

– Уборщицу брать будешь?

– Очень возможно.

– Возьми, Изя, возьми. Дело хорошее. Я, со своей стороны, хотел бы тебе предложить одного человечка…

– Не темни, Баян. Рассказывай сразу и все. Кто она, где познакомились, здорова ли трахаться?

– У тебя, Иська, одни бабы на уме. Это не она, а он.

Ицхак поперхнулся и долго кашлял.

– Не в этом смысле! – закричал я и гулко захлопал его по спине.

Багровый Ицхак выдавил, наконец:

– Хватит гвозди забивать…

И отпихнул меня.

Некоторое время мы молчали. Девушка принесла нам картофель и салат. Я попросил немного жареной рыбы, а Изя незатейливо удовольствовался сарделькой.

– Как ты можешь есть эту гадость? – спросил я.

– А что? – удивился Ицхак. – Еда – она и есть еда. Так что это за человечек такой, да еще мужеского пола?

Я почувствовал, что краснею.

– Да раб мой, Мурзик.

– На заработки отпустить его хочешь?