– Слушай, Макс. А что мы там забыли? Вообще, в чем дело? По какому поводу здесь «волков» наставили?

– Вряд ли я смогу сказать тебе точно, но попробую. В общем…Ты слышал когда-нибудь о, так называемой, группе «Сержанта»?

– Да так, краем уха.

– Есть такие у нас в городе. В основном бывшие «афганцы». Они здорово укрепились и держат в кулаке всю местную «братву».

– Кого?

Макс ухмыльнулся, поражаясь, в очередной раз, тому, что Джон мог не знать таких общеизвестных терминов.

– Рэкетменов, бандитов и тому подобных.

– Ну и?..

– Сегодня, по агентурным данным, у них возле вокзала будет разборка с кем-то из жуликов.

– И поэтому вокруг оцепление? – Джон скептически пожал плечами.

– Нет, конечно. Оцепление потому, что сейчас будет митинг «красных». Они на привокзальной площади сегодня кучкуются. Все-таки 1-е мая. Им любой повод подойдет, лишь бы флагами помахать. А милиция, с некоторых пор, стала их недолюбливать. Видимо, за чрезмерную активность. Как раньше демократов.

– А откуда дровишки? Сам собрал? Про разборку-то…

– Должен бы сам, но в этот раз кто-то шефа проинформировал.

– Сам бы и сходил.

– Он ходит на разборки только в наш местный «Белый дом».

Через парадное парни зашли в подъезд дома, примыкающего к вокзалу. Прежде, чем выйти через черный ход, выглянули в окно во двор. Так и есть, стоят «свистки». Ну и простота! Поднялись на пять этажей, через выдранный с корнем люк забрались на чердак, прошли до последнего подъезда, спустились вниз. А теперь рывком через двор! Сзади крики, свист, топот ног. Завернули за угол дома и – вот она, толпа!

Сборище было весьма разношерстным. На первый взгляд, без какой-то системы. Старики, правда, составляли большинство, но были люди помоложе, лет тридцати-сорока. Была, даже, молодежь, явно из числа «штурмовиков». Так уж повелось, что «красные», по славной традиции, не брезговали беспорядками и, случалось, даже бивали милицию. Правда, им, обычно, тут же это возвращалось сторицей, но факт есть факт – бивали.

Красные флаги, даже бархатные знамена, вились на слабом ветру. Благо, со времени «красного» режима лет прошло еще не так много и этого добра пока хватало. Макс почувствовал, что возбужденная толпа начинает его заводить, и решил поскорее заняться делом. Он осмотрелся и потянул Джона за рукав:

– Обрати внимание… – Макс кивнул на стоящую поодаль группу молодых парней.

Ребята, действительно, отличались от демонстрантов. Человек пятнадцать. Все коротко стриженые, плечистые, стоят спокойно, лишь изредка перебрасываясь короткими замечаниями. У всех какое-то похожее выражение лица: глаза со снайперским прищуром, жесткие складки у рта, поджатые губы, во взглядах ощущается стальная уверенность и готовность к действиям, тела – натянутые пружины. Почти у всех в деталях туалета было что-то армейское: у кого десантные ботинки, у кого солдатский ремень со звездой, камуфлированные куртки, у многих выглядывали «тельники». Большинство парней держали в руках спортивные сумки. Было видно, что они весьма недовольны своими шумными «красными» соседями.

– Колоритные мужички, – заметил Джон.

– Похоже, это и есть группа «Сержанта».

А события на привокзальной площади, тем временем, начали принимать дурной оборот. Макс отвлекся от «афганцев» и полез за фотоаппаратом.

Распаленные ораторами «ленинцы» и «сталинисты» обратили свою ненависть на милицейское оцепление. Сначала в ход шли оскорбления, но вот какой-то несдержанный милиционер взмахнул дубинкой и тут же, получив удар тяжелым древком флага, упал на колени. Его товарищи бросились его защищать, усиленно работая резиновыми «демократизаторами».

Какой-то старичок получил удар по голове и театрально рухнул на асфальт. Раздались возмущенные крики. И тут случилось неожиданное и страшное.

Впрочем, неожиданным это было только для милиции и прессы, потому что «красные», видимо, были готовы к такому развитию событий. Когда в милицейские ряды полетели первые бутылки с зажигательной смесью, и цепь охранения дружно отошла назад, заглушая вопли обожженных милиционеров взревели мощные динамики, и с крыши ближайшего дома ударил «Интернационал»! «Это есть наш последний и решительный бой!» «Толпа» очень организованно расступилась, и из ее чрева вылетели несколько десятков «гвардейцев» с железными прутами. Оцепление в несколько секунд было смято и «красные» рванулись в город, куда, в общем-то, и стремились с самого начала. Мэрия запретила демонстрацию, вполне резонно опасаясь за коммерческие лавки, а для «красных» это был лишний повод подстегнуть свою ненависть к новому порядку.

Вслед за «гвардией» в прорыв двинулись и ветераны. Но, вдруг, стало оглушающе тихо. И в этой ошарашенной тишине Макс и Джон услышали, как где-то недалеко, метрах в ста, родился рвущий душу звук, как будто одновременно ударили в сотню барабанов. Ударили и остановились. А через секунду снова: «Д-Р-РУМ!»

Удары повторялись с ужасающей точностью какого-то страшного огромного метронома. И они приближались. Из-за голов людей Макс ничего не мог рассмотреть. Он отбежал подальше в сторону и заворожено замер.

Прямо на толпу, заполнив улицу от дома до дома, будто отряды крестоносцев, надвигались шеренги ОМОНа. Они наступали медленно, каждый шаг отмечая ударом дубинки в прозрачный щит.

«Д-Р-Р-У-ММ!»– сотня дубинок одновременно расплющилась о плексиглас, сверкающий на солнце.

«Д-Р-Р-У-ММ!»– шеренги приблизились еще на один шаг. Белые шлемы с забралами, серые бронежилеты – безликие терминаторы. Их методичная поступь наводила ужас. Дробный грохот бил по нервам и неотвратимость, с которой они приближались, убивала надежду на спасение. Было что-то гипнотическое в этом мерном стуке, что-то такое, что парализовывало волю и лишало сил не то что наступать, а даже спасаться бегством.

И, вдруг, подчиняясь неслышной команде, ОМОНовцы одновременно выкрикнули что-то в оцепеневшую толпу. «Х-Х-А-А!»– в сотню мощных глоток. Звуковая волна метнулась между домов и резанула по обнаженным нервам.

И закаленные ветераны политических схваток и уличных боев дрогнули.

Толпа отхлынула назад, оставив на асфальте тела трех растерзанных милиционеров из оцепления.

«Красные штурмовики» предприняли отчаянно-безумную попытку и бросились к щитам, но в этот раз они столкнулись с рукой режиссера, который был более талантлив, чем тот, что ставил их спектакль.

Щиты одновременно повернулись ребром, и из образовавшихся промежутков грянули выстрелы. Пластиковые пули с расстояния в тридцать метров действовали с ужасным эффектом. «Штурмовики» были отброшены назад, многие из них остались лежать на земле.

Медленно двигавшийся позади ОМОНовцев БТР взорвался криком сирены, и демонстранты просто бросились бежать. ОМОН ускорил шаг, ни на сантиметр не разорвав четкой линии шеренг. А на другом конце площади бегущих уже ждали. Все слилось в жуткой какофонии побоища: крики, вопли, визг, вой сирены, грохот дубинок о щиты, выстрелы. Из задних рядов ОМОНа в толпу полетели гранаты с «Черемухой». А когда первые шеренги блюстителей порядка вошли в соприкосновение с демонстрантами, Максу захотелось отвернуться…

Сквозь весь этот дикий шум Макс едва услышал треск выстрелов во дворах ближних домов, сразу же вспомнив, зачем он сюда пришел. И – о, черт! – «афганцев» и в помине не было на площади. Макс сломя голову ринулся туда, где стреляли, не думая о том, что его там, в общем-то, не ждут, и запросто могут подстрелить «за компанию».

Во дворе никого уже не было. Только расстрелянный в решето «Форд-Эксплорер» с двумя трупами внутри, еще один труп на газоне, да куча автоматных гильз.

Макс подобрал несколько и стал рассматривать тело, лежащее на траве. Полноватый, но со следами былой мускулатуры, мужик, очень дорого одетый, лысоват со лба. А уж как его изрешетили! Крови как из свиньи натекло.

Макс пощелкал фотоаппаратом, и снова прислушался к происходящему на площади. Там еще грохотали выстрелы. «Главное задание выполнил только процентов на десять, так хоть там сниму толком» – подумал Макс и уже собрался отваливать, как, вдруг, услышал крики и ругань совсем рядом.