В том, что «Вычегду» преследует именно чужак, сомнений не оставалось. Объект, который не идентифицируется, не может быть ничем земным.

Нет, аналогия все же была… с первым русским спутником Земли. Такой же блестящий шарик, разве что без антенн. Максим вывел на монитор увеличенное оптическое изображение. Н-да, шарик… В косых лучах Солнца он выглядел полумесяцем и увеличивался, наплывая на «Вычегду». Ослепительно сверкал освещенный бок.

Мысли Максима по-прежнему скакали. Радировать на Землю? На Меркурий? Да, но какой смысл? С Меркурия ничем не помогут, а с Земли не успеют помочь даже советом. И все же… Если случится худшее, пусть люди знают.

– Передай всем: «Наблюдаем приближающийся малоразмерный объект искусственного происхождения», – приказал Максим старшей жене. – Только это и больше ничего.

Он не хотел сотрясать эфир паническими воплями – все равно от них не было бы никакого толку. А так – лаконично и достойно. Вроде предсмертной записки, брошенной в бутылке с борта тонущего судна.

– Ты все-таки прими душ. – На протяжении одной фразы тон Карины успел измениться с участливого до непререкаемого. – Настаиваю как врач.

Максим судорожно дышал, как дышит несчастный карп, зажариваемый живьем китайским поваром-изувером. Без помощи жен он вряд ли сумел бы покинуть обжигающе-горячий скафандр.

Сам виноват – вышел в открытый космос. Всего на пять минут. Последние две минуты были истинной пыткой.

А все любопытство… Хотя Максим знал, что в подробном отчете, который с него наверняка потребуют, он напишет «осторожность» или «предусмотрительность». Пусть так. Одно другому не мешает. А что оставалось делать, когда сверкающий шарик, приблизившись к «Вычегде», уравнял скорости и прилепился к обшивке? Тупо ждать?

Невозможно. Психологически неприемлемо. Неизвестное надо потрогать, если не доказана его однозначная опасность. Притронувшись – осмелеть и изучить. Понять, для чего оно. На том выросла человеческая цивилизация – от австралопитеков до людей Космической эры. Страх неизвестного силен, но любопытство сильнее. Любопытство – азартная игра с возможностью как продуться в пух, так и крупно выиграть. Нелюбопытный не выиграет никогда.

– Иди в душ, иди, – настаивала Карина.

– Сейчас… – просипел Максим. – Ты гляди, он холодный…

Потная ладонь оставила след на сверкающей поверхности шара. Тот поплыл было в сторону, но сейчас же вернулся. Казалось, он в свою очередь изучает людей. Вильнул к Максиму, покружился вокруг Барбары и особенно заинтересовался Кариной. Потный след на нем постепенно растаял, как тает на зеркале туман от дыхания.

В душевой кабине на Максима обрушился шквал противно теплого воздуха с отвратительно теплой водой. Стало все же легче.

Вплыл в рубку – да так и повис лягушкой, разинув рот от изумления. Шара больше не было. Вместо него на коленях у голой младшей жены удобно устроилось небольшое человекоподобное существо, также совершенно голое, и Карина, умильно сюсюкая, гладила его по лысой голове!

Из взвихренных мыслей Максима родился не самый умный вопрос:

– Это… зачем?

– Превратился, – объяснила Барбара. – Сначала цвет поменял, потом стал вместо шара этакой амебой, ну а потом… В общем, сам видишь. По нашему образу и подобию. Жалко, не засняли процесс. Сначала испугались, а потом…

– Что потом?

– Успокоились. Сообразили, что это живое существо. Вот, налаживаем контакт…

На взгляд Максима, налаживанием контакта занималась главным образом младшая жена – и делала это излишне своеобразно.

На всякий случай Максим, подплыв поближе, взглянул на то место, где полагалось находиться гениталиям существа. Результат одновременно успокоил и озадачил: гениталии отсутствовали. Напрочь.

Отсутствовали и глаза. Нет, веки и выпуклости глазных яблок находились на месте – вот только не были они никакими глазами. Тот же равномерный цвет, близкий к нормальному телесному. Имитация. Греческая статуя.

Рот – был. Хорошо еще, что один, а не два. Но Максим не был уверен, что розовые губы – улыбающиеся, черт возьми! – могут разлепиться, открыв ротовое отверстие. Тоже, наверное, имитация.

Манекен. Живой и двигающийся манекен. Дружелюбный до приторности, как и положено манекену.

Дружелюбный-то дружелюбный, но вот гладить Карину по груди инопланетной лапкой – это лишнее. А по шаловливым ручонкам разводным ключом не получал?

– Лучше бы ему остаться амебой, – высказал мнение Максим. – А еще лучше – шариком.

– Почему?

– У шарика ложноножек нет…

Ага! Чужак проворно отдернул конечность и заметно съежился. Ну то-то. Эмоции он, что ли, ощущает? Это правильно. Ценное для самосохранения свойство.

– Ты его напугал, – с осуждением сказала Карина. – Видишь, он боится.

– Лучше он, чем мы, – парировал Максим.

– Большой дядя, сердитый дядя, глупый дядя… – ворковала младшая жена, склонившись над чужаком. – Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, мой маленький…

– Лучше не раздражай его понапрасну, – рассудительно заметила Барбара. – Мы же не знаем, на что он способен.

Тут был резон. Инопланетное существо – раз. Не скованное моральными нормами землян – два. С неизвестной логикой – три. С неизвестной биологической природой и неизвестными физическими возможностями – четыре. Хотя одну возможность только что можно было наблюдать – возможность запросто путешествовать в космическом пространстве безо всяких технических средств. Да еще там, где любое белковое существо в четверть часа изжарилось бы заживо. Но все-таки скорее организм, чем механизм. Интересный гость…

– Откуда он, хотелось бы знать, – проговорила Барбара.

– И думать нечего, – проворчал Максим. – Это серпентиец.

– Почему ты так думаешь?

– Очень просто. Метод исключения. Он не ауригиец, не аквилянин, не сагиттянин и не пикторианец. Об этих нам все же кое-что известно. Он наверняка не тауриец и не гидрянин, иначе нас уже не было бы в живых. Остается считать, что он серпентиец, созвездие Змеи. О серпентийцах мы твердо знаем только то, что их цивилизация существует. Помню, высказывалось предположение, что они метаморфы и не привязаны к конкретным планетам. Совпадает.

– А если он из тех, кого мы вообще не знаем?

– Зачем умножать сущности? Пусть будет серпентиец. Возражения есть?

– Да мне вообще-то все равно, – блаженно проворковала Карина. – Он милый и ласковый. Пусть хоть из созвездия Резца, лишь бы не резал…

– Он не режет, – с задумчивостью, не сулящей ничего хорошего, констатировал Максим. – Он, я гляжу, мастер совсем иного профиля. Кусать ядовитым зубом не станет, совсем наоборот. Нравится, а?

– Приревновал! – захохотала Барбара. – У султана уводят полгарема!

– Допустим, еще не приревновал, а меру знай.

– Ты-то чересчур хорошо меру знаешь. От тебя разве дождешься внимания?

Вечное женское… Максим знал, что Барбара была права. Отчасти. Но правда такая вещь, что иногда о ней лучше бы помолчать для общей пользы.

– Глупый, – нежно проворковала Карина. – Это совсем другое. Он как ребенок, живой и беззащитный. Мой ребенок, понимаешь?

Это Максим понимал. Карина хотела иметь детей, и Максим теоретически был за. Против был семейный бюджет. Потом, через несколько лет – другое дело. Если удастся скопить сколько-нибудь денег. Но ни в коем случае не сейчас.

Ее ребенок? Ее кукла! Живая игрушка. Эрзац.

Сейчас Максиму очень хотелось избавиться от пришельца – скатать его обратно в шар да и вытолкнуть из шлюзовой камеры туда, откуда он взялся. На всякий случай. От греха подальше. Как капитан Максим чувствовал себя обязанным исправить сделанную глупость. Но… с женщинами можно спорить только поодиночке. Две женщины, если они объединятся, почти непобедимы.

И Максим отступил. Риск? Конечно. Зато в случае удачи – крупные премиальные и настоящий, а не выдуманный ребенок у Карины. Пусть существо пока поживет в корабле, авось не станет гадить где попало. Если повезет, в свой срок загремят фанфары и зашелестят купюры. Кто может похвастаться тем, что не только встретился с живым инопланетянином, но и привез его на лунную базу?