Литмир - Электронная Библиотека

Их было шестеро – пятеро как один загорелые, мордатые и бородатые плюс женщина. (Женщина, как водится, всегда плюс, особенно не мордатая и не бородатая.) И еще седьмой, который лежал навзничь, а отстегнутые лыжи его были брошены на снег как попало. Единственный из всех он был смирен и тих. Сломанную берцовую на правой ноге я заметил еще на подходе, да и как не заметить открытый перелом. Дело было ясное. Пригородные Пески, конечно, далеко не Чегет, однако и в местных палестинах встречаются склоны, требующие к себе определенного уважения и прямо противопоказанные всякого рода «чайникам». Любой уважаемый мною проповедник разумной трусости – я их всех уважаю! – при одном только взгляде на этот склон сказал бы, что кое-кому лучше сюда вообще не соваться, тем более с обыкновенными беговыми лыжами.

Этот сунулся. И траектория его скоростного спуска вырисовывалась для меня вполне отчетливо: наметив себе общее направление, прямое, как кратчайшее расстояние от А до Б, – балбес! балбес! – должно быть, еще и картинно оттолкнувшись – не лыком, мол, шиты! – он так и попер, надеясь в душе, что куда-нибудь да вынесет, и вынесло поборника кратчайших траекторий точнехонько на дерево, вот на эту самую сосну, и не подумавшую, разумеется, отпрянуть в сторону. Тут траектория кончилась и началась история болезни. Анамнез: тело в позе сивуча на лежбище, и два мордатых амбала подвергают его искусственному дыханию, помощники смерти.

Все-таки обнимать сосны надо поаккуратнее. Было время, когда я не уставал поражаться тупости отдельных представителей рода человеческого. Потом как-то приспособился.

Еще сверху я уловил короткий истошный крик, что мне совсем уже не понравилось, а теперь понял его причину. Пострадавший на секунду ожил и словно специально для меня воспроизвел вопль еще раз, после чего немедленно вернулся в бессознательное состояние.

– Прррекратить! – на ходу сбрасывая лыжи, рявкнул я, да и как было не рявкнуть.

Амбалы повернули ко мне бороды, но увечить пострадавшего, конечно, не прекратили. Понятно: спасали человека!

– Назад! – крикнул я. – Оба, немедленно! Вы же его убьете!

Глаза амбалов сделались недоверчивыми. Женщина попыталась заступить мне дорогу. Компания соображала туго.

– Ты что, врач? – сиплым баском поинтересовался один.

– Я-то врач, а вот вы кто? У него же ребра сломаны! И теперь как минимум одно из них вашими стараниями находится в легком – что, не видите кровь на губах? Какой баран придумал давить грудную клетку? А ну, отойдите к… Вон туда отойдите! Кто вас вообще учил делать искусственное дыхание?

«Бараном» я их забодал. Компания задавленно молчала.

– Это был массаж сердца, – ляпнул кто-то.

Меня передернуло.

– Еще три минуты, и ему действительно пришлось бы делать массаж сердца, только прямой. А через пять минут уже никакой массаж не помог бы. Ну-ка подержите кто-нибудь ему голову.

Они кинулись помогать, шумно дыша, топоча и толкаясь. Зацепившего сломанную ногу (отчего пострадавший болезненно дернулся, но в сознание не пришел) сейчас же огрели по шее, и он не возразил. Дуроломы, конечно, но за своего товарища они болели. Пострадавшему кое-как расстегнули куртку.

– «Скорую» вызвали? – бросил я, когда осторожное пальпирование подтвердило первоначальный диагноз.

Оказалось, не вызвали: ни у кого, видите ли, не нашлось телефона. Дыша на замерзшие руки и внутренне клокоча, я набрал код на браслете и растолковал, куда, как и что… да, хирургическое… нет, машина сядет, высылайте вертолет или вездеход… Жеребячий оптимизм нынешних «чайников» потрясает воображение – вот вам и обратная сторона нашей работы: каждый из них почему-то уверен, что те, кому это положено по профессии, волшебным образом его спасут, окажись он хоть нагишом на верхушке Эвереста. Как же, спасли одного такого…

На амбалов я и не смотрел – кто таких не видывал. Типичные попрыгунчики, как их у нас называют, совсем не худшая разновидность никчемушников, выпихнутых на обочину разгулом технологий начала века, неполно занятые, проклятие Санитарной Службы – активное, так сказать, население. Чересчур активное. Три месяца в году стонут на не шибко умственной работе, остальное время проедают пособие и мотаются автостопом где попало и как попало, от родимых весей до Огненной Земли и Антананариву включительно, азартно конфликтуя с цивилизованными туристами, которые их презирают, разнузданно костеря таможни и санитарные кордоны, – и ведь не надоест!..

При прочих равных смотреть на женщину было приятнее.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Ольга. А вы что, правда врач?

– Нет. Был когда-то.

Она отступила разочарованно. Пожалуй, даже не женщина в начале расцвета, а девушка на излете, этакая брюнеточка большой притягательной силы, с прелестным профилем и трафаретной надписью поперек куртки: «Я жду не Вас!» Специально, значит, для понятливых. Для непонятливых, вероятно, припасен баллончик или однорежимный мозгокрут-пугач на батарейке, если не что-то откровенно слонобойное. Плюс, наверное, какая-нибудь рукопашная школа, русская или китайская, – девочка крепенькая. Бог с ней.

Не меня ждет так не меня. Я – понятливый…

Белый с крестом вездеход подкатил через двадцать три минуты – я специально засек. Большую часть этого времени я поддерживал пострадавшего под голову и боялся асфиксии – хриплое, булькающее его дыхание не нравилось мне ничуть. Сердце работало без аритмии – как видно, обломок кости прошел мимо, и на том спасибо. Ногу я с самого начала решил не трогать – не такое было кровотечение, чтобы накладывать жгут, а бандаж перед транспортировкой наложат и без меня. Вообще-то переломы не мой профиль, потому что эпидемических переломов не бывает. Последний раз я имел дело с хирургическими больными лет десять назад и вовсе не охотился за лаврами костоправа-самородка. Черепные кости были целы, а с расплющенным о дерево носом пусть возятся косметологи – лично я не возьмусь превращать отбивную обратно во что-то человеческое. Обтер снегом, приложил платок, тем и ограничился.

Затылок начало понемногу покалывать. Легонько-легонько, словно кто-то вонзал иголку на глубину в микрон и сейчас же выдергивал. Что-то я не то делаю. Или не так. Вернее всего, мне сейчас желательно находиться в другом месте, но это подождет недолгое время. Я знаю, какие бывают боли, когда мне действительно что-то угрожает. Сейчас было всего лишь осторожное предупреждение. Значит, в Контору не помчусь, здесь тоже не останусь, а аккуратненько соберу лыжи и поеду домой.

Затылок успокоился.

Ну то-то.

Кто хотя бы раз вызывал «Скорую», тот в глубине души прощает ей все, пока еще есть надежда. И будет прощать до тех пор, пока не станет ненормальным вроде меня – по счастью, большинству это не грозит. Было время, когда я сам работал на «Скорой», последовательно санитаром, зауряд-врачом и начальником реанимационной бригады. В общей сложности обязательный курс трудотерапии продолжался около года – по мысли Кардинала и его аналитиков, ровно столько, чтобы кадет в достаточной мере попотел сам и освоился с управлением микроколлективом, с одной стороны, и чтобы он при этом не успел научиться жалеть людей в ущерб делу, – с другой. Под людьми, разумеется, подразумевались подчиненные. Не думаю, чтобы мои тогдашние коллеги сохранили обо мне очень уж приятные воспоминания.

Я счел уместным притормозить врача, зябко кутающегося в халат и не слишком скоро поспешающего к больному. Врач счел уместным на ходу огрызнуться. Я показал ему «пайцзу».

– Семнадцатая станция, я не ошибаюсь? Вы опоздали на восемь минут против допустимого. Причина?

Надо было отдать ему должное – он сохранил достоинство. Я его понимал. Врач «Скорой помощи» – должность незавидная, падать невысоко.

Компания с интересом прислушивалась.

– Дороги нет. Снег, сами видите.

– Я предупреждал вас, хотя не был обязан этого делать. И все-таки вы опоздали на восемь минут…

– Может быть, вы позволите мне заняться больным? – злобно перебил врач.

3
{"b":"33094","o":1}