Окончание периода блаженного неведения ознаменовалось для нас знакомством с беженцем, которого Кауфманы однажды позвали к себе на ужин. Наум Исаакович, ранее не приглашавший гостей, в тот вечер поступился принципами, и не потому, что вдруг ни с того ни с сего исполнился сострадания к беженцам. Я давно усвоил: если убежденные прагматики наподобие дяди Наума и проявляют сострадание, то исключительно ради личного интереса. Так было со мной, когда Кауфманам потребовалось заручиться на будущее моей поддержкой, так случилось и с этим человеком – контролером, как выяснилось, находившимся на посту в последние часы существования Привычного Старого Мира.

Прослышав краем уха о новом беженце, Кауфман не поленился обежать окрестности и отыскать место, где тот, изможденный многодневным пешим переходом, расположился на отдых. Новоприбывшие обычно не надоедали аборигенам, напрашиваясь на постой, а собирались неподалеку от стоянки ботов инстант-коннектора. Уже наученные кое-каким жизненным урокам, беженцы больше не нуждались в рекомендациях по выживанию. Они ночевали в мягких креслах ботов, оттащив их под трубопровод инскона, дабы укрыться от зачастившего в последнее время дождя. Там же, под магистралью, гости из центра и обитали, обустраиваясь каждый в меру собственной фантазии. Иногда им помогали продуктами, но обычно они просили лишь огонь, навык пользования которым был усвоен ими в горящем центре. Кто-то из беженцев делал у нас лишь временную остановку и, передохнув, отправлялся дальше – искать более приемлемые условия для пережидания кризиса. Но большинство гостей оставались надолго, отстроив из шарообразных ботов маленькое поселение, издалека напоминающее яйцекладку доисторического дракона. Эта группа переселенцев надеялась пережить суровые времена неподалеку от родных мест, и их надежды были родственны нашим.

Гость Наума Исааковича принадлежал к первой категории беженцев и собирался уже на следующий день двинуться в дальнейший путь. Естественно, что перед трудной дорогой он не отказался от небольшого пира, плату за который дядя Наум назначил справедливую – гостеприимный хозяин пожелал выслушать подробную историю о том, что случилось в то знаменательное утро. Я также был любезно приглашен на пир в качестве второго почетного гостя. Узнав во мне широко известного реалера, беглый контролер слегка смутился, но горячая и изысканная по нынешним меркам пища вскоре истребила это смущение на корню.

Обглодав сочные куриные ножки, исхудалый беженец отплатил за угощение сполна. Мы слушали его не перебивая, а Кауфман даже производил по ходу рассказа какие-то записи в антикварном блокноте таким же антикварным карандашом. Исходя из того, что бережливый сосед осмелился испачкать пометками бесценную бумажную реликвию, я сделал три вывода: либо он не в себе, либо озадачился какой-то грандиозной идеей, либо то и другое вместе. Я забеспокоился по поводу душевного самочувствия дяди Наума, но поскольку Каролина беспокойства не проявляла, значит, все было в порядке. Впрочем, психическое здоровье кровожадной дочурки Наума Исааковича, выпотрошившей сегодня очередную курицу, тоже следовало бы поставить под сомнение, причем еще в первый день нашего знакомства. Говоря по правде, за обоими чудаками Кауфманами нужен был глаз да глаз.

Беженец оказался воспитанным человеком. Отужинав и обстоятельно ответив на все вопросы, он вежливо отблагодарил хозяев и поспешил удалиться. Дядя Наум не стал предлагать гостю ночлег, хотя было уже далеко за полночь. Вместо этого Кауфман собрал ему в дорогу немного провизии.

Я тоже хотел после сытного ужина отправиться домой – на обсуждение последних новостей попросту не осталось сил – и уже вышел за порог, однако Кауфман выскочил следом за мной во двор, прикрыл входную дверь, вставленную им обратно на следующий день после взлома, и попросил меня задержаться.

– Глаза слипаются, Наум Исаакович, – устало запротестовал я. – Давайте уже до завтра дела отложим. Что изменится за ночь? Ну разве еще одна-две семьи из города прибегут.

– Никакого «завтра»! – отрезал дядя Наум, произнеся это почему-то шепотом и с оглядкой. – У меня есть к вам важный и секретный разговор. Я сказал Кэрри, что немного покопаюсь перед сном в мастерской, поэтому идемте туда.

– Секретный разговор? – переспросил я, направляясь за соседом в самое загадочное крыло его особняка. Туда он меня еще ни разу не водил. – От кого секретный? Дядя Наум, вы начинаете меня пугать.

– Тс-с! – цыкнул он, приложив палец к губам. – Нельзя, чтобы нас услышала Каролина. Это типично мужское дело, и ей о нем знать не положено.

– Вот оно как! – удивился я, послушно переходя на шепот. – А я-то думал, у вас с дочерью нет друг от друга тайн. И что за дело?

– Одну минуту, молодой человек. Имейте терпение…

Всегда считал, что хранилище антиквариата называется музеем, а не мастерской. Обилие развешанных по стенам железных инструментов здесь не просто поражало, но даже настораживало. О предназначении некоторых реликвий можно было догадаться без труда – я даже обнаружил набор маленьких молотов, очень похожих на тот, что служил гербом моей команды, – но большинство загадочных приспособлений никаких ассоциаций не вызывало. Убранство мастерской дяди Наума куда удачнее вписалось бы в доисторическую камеру пыток, чем в жилище современного пенсионера. Не будь я хорошо знаком с добряком Кауфманом, при виде его коллекции древностей непременно решил бы, что на самом деле он – отъявленный садист, чьи болезненные наклонности не были выявлены в юности всевидящей системой Психооценки. Ну, правда, очень аккуратный садист, тщательно отмывающий кровь с пола и пыточных инструментов после каждой оргии.

Не все убранство потайной комнаты Наума Исааковича находилось на виду, кое-что было скрыто под брезентом. В частности, едва ли не четверть полезной площади занимала крупная конструкция, сравнимая габаритами с многоместным ботом инстант-коннектора. Конструкция вызвала во мне живой интерес: в хозяйстве прагматичного соседа бесполезных изобретений не имелось в принципе, но для чего предназначался сей громоздкий аппарат, было неясно. Выведать это было необходимо хотя бы для расширения собственного кругозора, который после знакомства с Кауфманом у меня и без того весьма расширился. Вдобавок я обнаружил, что одна из стен мастерской – вовсе не стена, а плохо замаскированные ворота, выходящие на прибрежную долину. Это лишь усилило мое любопытство, поскольку ворота были сооружены явно по размерам спрятанной под брезентом конструкции. Учитывая тягу хозяина к антиквариату конца эры Сепаратизма, я пытался определить, что же хранилось у дяди Наума в мастерской.

Пока я разглядывал убранство, Кауфман аккуратно притворил дверь, занавесил окна и убавил яркость лайтеров, дабы не привлечь нежелательных ночных визитеров. После этого он пододвинул мне единственный стул, а сам уселся на полимерный контейнер, маркированный непонятными символами. Прежде чем начать разговор, дядя Наум долго собирался с духом: прокашливался, морщил лоб, прицокивал языком, хрустел пальцами… Из уважения к старшему я не торопил соседа, хотя чертовски не терпелось узнать, что же подразумевает под мужским разговором этот готовый ко всем перипетиям судьбы хитрец.

– Капитан Гроулер, крайне неловко просить вас о столь небезопасных услугах, – исполнился наконец решимости Наум Исаакович, – но мне просто не к кому больше обратиться.

– Задумали кого-нибудь убить? – мрачно пошутил я.

– Эх, если бы все было так просто… – озадаченно потер переносицу Кауфман. По его тону нельзя было определить, отшучивается он или говорит серьезно. – Работа нам предстоит тяжелая и рискованная, поэтому, если откажетесь, я таки вас пойму…

– Ладно, заканчивайте церемонии, – проворчал я. – Вы и Кэрри – мои друзья, а друзьям я готов помочь безо всяких вопросов. Чем займемся на этот раз?

– Мы с вами поедем в центр…

И дернул же меня черт полтора месяца назад зайти к добросердечным Кауфманам на угощение! Слабовольный неосмотрительный Гроулер! Стыд и позор: поддался искушению жареной курицей! Нет бы лежал в своей норе, давился теплым пивом и безвкусными полуфабрикатами да поплевывал в окно от избытка свободного времени! Забыл старинную присказку: «Коня в гости зовут не мед пить, а воду возить»? А еще решил широту души продемонстрировать: «Друзьям помогаю без вопросов!» Вот теперь стисни зубы и помогай, раз сам напросился.