– Я не сомневаюсь, что вы бы послали его разузнать, а нельзя ли подкупить на убийство охрану вашего обидчика, если она у него все-таки имеется. Ведь при удачном подкупе приближенных к жертве слуг у вас окажется гораздо больше шансов на успех. Также это поможет вам сэкономить деньги.

– А, вот вы о чем! – закивал Жерар. – Да-да, конечно, вы правы: я бы постарался в первую очередь подкупить именно охрану… Постойте-ка! Уж не подозреваете ли вы в убийстве Марко ди Гарсиа его охрану?

– В самую точку, ваша честь! – ухмыльнулся Гонсалес. – Вы на редкость проницательны.

– Но почему же тогда Защитники Веры не смогли вывести их на чистую воду?

– А вы не забыли, о чем поведал нам дворецкий? – напомнил Матадор. – В охране ди Гарсиа служило больше половины отставных Защитников Веры. А где мы находимся? Мы с вами в Испании, ваша честь! В моей стране очень сильны клановые отношения, и в любой местной силовой, и не только структуре, вы прежде всего встретите уйму связанных родственными узами сотрудников. Ничего не попишешь – таковы наши традиции. Поэтому я не сомневаюсь, что у многих охранявших ди Гарсиа отставников имеются родственные связи с Защитниками – возможно, даже высокопоставленными, – которые находятся на действующей службе. Защитники Веры давно бы раскрыли это дело, если бы не…

– Вот оно что! – хлопнул себя по коленкам озаренный догадкой Жерар. – Родственник не подозревает родственника! Круговая порука! Рука руку моет! Пыль в глаза Инквизиционному Корпусу! Продажный охранник, имеющий крепкий иммунитет от подозрений!

– Разрешите уточнение, ваша честь, – прервал Матадор вскипевшего от наплыва чувств магистра. – Не «охранник», а «охранники» – так логичнее. Стрелять заговорщики не рискнули – их бы тут же разоблачили. Они взяли ножи и поднялись в спальню. Естественно, телохранители казначея открыли им без вопросов. Вы видели: двое из телохранителей даже из кресел не встали. Двое или трое заговорщиков без труда разделались с ними, отрезали голову своему сеньору, а после все инсценировали так, чтобы свалить убийство на демона Ветра. Тем более что казначей сам пуще смерти его боялся – вы же заметили кресты на стенах и крыше? Но желая усугубить ужасную картину, они явно переиграли. Было бы намного реалистичнее, если бы их мнимый демон Ветра убрался туда, откуда пришел. То есть в окно. Однако вся беда состояла в том, что запереть спальню изнутри заговорщики уже не могли. Эта нелогичность и отметает все подозрения о нечистой силе. Такие вот дела.

– Вот мерзавцы! – вскричал Жерар, потрясая кулаками с такой яростью, что сидевшие рядом с ним Охотники принялись предусмотрительно отодвигаться. – Всучили нам сказку о демоне и глазом не моргнули! Да я просто уверен, что местные Защитники даже знают того, кто совершил убийство! Думали, что избавились от проблемы, переложив ее нам на плечи! Гоняйте, мол, своих демонов на здоровье! Не на тех напали! Брат Карлос, завтра же… нет – сегодня же доставьте всех до единого подозреваемых в убийстве отставников-тирадоров ко мне в магистрат! И этого лицемера Рохаса тоже!

– Боюсь, с Рохасом возникнут проблемы, – заметил Матадор. – Он еще не в отставке и находится на государственном посту.

– О нет, брат Карлос! – вскричал магистр. – Проблемы не у нас, а как раз у Рохаса! Пока вы будете заниматься арестом отставников, я свяжусь по телеграфу с Апостолом Инквизиции и опишу обстановку! Ордер на проведение дознания с Рохасом у меня будет уже к утру!

– Как прикажете, ваша честь, – кивнул Гонсалес. – Возьмем подозреваемых сегодня ночью прямо из постелей. Это занятие моим братьям куда привычнее, чем за демонами гоняться. Тем более за выдуманными демонами.

А сам при этом с усмешкой подумал, что неважно каков демон – выдуманный или реальный, – такой дотошный инквизитор, как Жерар Легран, сможет доказать сговор с ним даже архиепископа Мадридского. Дали бы только французику волю…

В Лоренцо Гонелли определенно имелись задатки прирожденного наставника. Для Луиса, у которого еще со времен приюта слово «наставник» вызывало лишь отвращение, методы преподавания Лоренцо были непривычны. Старшина никогда не твердил «я так сказал», «молчи и не перебивай», «не спорь» и многое другое, что выслушивал юноша от приютских наставников по нескольку раз на дню. Гонелли объяснял все доходчиво, любил использовать наглядные примеры и самое главное – никогда не повышал голоса.

Единственное, что не нравилось Луису, – это тяжелые кулаки Лоренцо. Но сетовать на крепость ударов Учителя (так по аналогии с древней книгой стал называть старшину Луис) было глупо, поскольку тот преподавал не светские манеры, а «науку грамотного мордобоя». Освоить же эту науку без синяков и шишек было равносильно обучению плаванию без вхождения в воду.

– Ты многое не понял из своей книги по одной причине, – говорил Лоренцо, глядя, как Луис сооружает по его приказу непонятную для себя конструкцию, водружая на два табурета бочонок с водой. – Предки твои были на редкость поэтичными людьми, раз относили мордобой к искусствам. Ты только глянь, сколько церемонности: определенная одежда, поклоны, слова, строго очерченный характер передвижений… А удары: «Лапа Тигра», «Дракон Бьет Хвостом»!.. Лично я называю их куда проще: «двинуть в челюсть» и «пнуть под задницу». Натуральные поэты, честное слово… Но в этом и заключена проблема: поэты зачастую говорят столь образные и витиеватые речи, что понять их таким неотесанным болванам, как мы с тобой, очень сложно. Даже твой предок согласен с этим; вот здесь сказано: «Мы не понимаем многого, потому что наш ум груб и невоспитан». Что поделаешь, раз так оно и есть… Поэты называют элементарные предметы столь изысканно, что порой за красотой названия теряется сам предмет. Поэты окружают какое-нибудь незамысловатое занятие букетами традиций, преподнося его так, что без этих традиций оно якобы теряет всякий смысл. Возможно, в чем-то они правы, но… Не знаю, как ты, а я всегда считал, что жизненно необходимые вещи должны быть предельно просты. Настолько просты, чтобы в нужный момент ты о них даже не задумывался, но действовал на уровне инстинктов. Задумываться о трудностях надо до их появления, а не во время борьбы с ними. По крайней мере, к драке это относится в первую очередь…

Луис прислушивался к каждому слову Лоренцо, боясь упустить что-либо важное. И хоть потом всегда можно было переспросить, юноша старался вникать во все с первого раза – в этом проявлялось подлинное уважение ученика к Учителю. Благо, запоминать наставления Гонелли было легко, не то что заучивать в приюте псалмы за церковными псалмопевцами.

– Тем не менее, если судить по фотографиям, предки твои ничем не отличались от нас… кроме черт лица, разумеется, – продолжал урок Лоренцо. – Самые обычные люди, разве что чуть более низкорослые. Поэтому все принципы рукопашной схватки, о которых известно мне, применялись и ими – это бесспорно. Существуют такие незыблемые постулаты, как законы физики и анатомия человеческого тела. Помня о них, хороший боец достигнет куда большего, нежели будет без конца погружаться в себя и очищать мысли всякими заклинаниями, надеясь на пробуждение всесильной энергии «ци».

– Я ничего не смыслю в физике, а в анатомии и подавно, – огорченно вздохнул Луис. – В приюте нам рассказывали, что эти сложные науки преподают только в Академиях. Их изучают на примере различных формул и опытов.

– Я могу поспорить, что в физике ты разбираешься гораздо больше, чем тебе кажется, – усмехнулся Лоренцо и взял со стола самую тяжелую гирю от амбарных весов. – Хочешь, докажу?.. Лови!

И с этими словами он бросил гирю в Луиса; не со всей силы, но попади она в юношу, хорошего от этого было бы мало.

Позабыв об ученической вежливости, Луис грязно выругался и отпрыгнул в сторону. Гиря с тяжелым стуком упала на землю рядом с ним.

– Ты это… совсем с ума сошел, что ли!.. На кой черт так делать? – возмутился ученик, стараясь все же не выходить за рамки приличия.