Давыдов вызвал в кабинет Толика. Водитель вручил Давыдову только что купленный телефон – точную копию прежнего «Корвета». Единичка здесь тоже слегка западала. И Николай засомневался: то ли телефоны делались с единообразным браком, то ли эта кнопка на самом деле не западала, а имела какие-то функциональные, неизвестные ему свойства?

– Машину мою пригонишь, Анатолий? – спросил математик, положив телефон в карман.

– «Девятку», от родителей? Или новую «десятку»?

– «Десятку», пожалуй, – вздохнул Николай. – Она где – в гараже рядом с домом?

– Да, наверное. Если вы никуда ее не переставляли.

– Вот и давай ее сюда. Только не помню – куда же я ключи от гаража и от машины дел?

– Где-то дома, наверное, лежат. Только у меня все ключи есть, – объявил Толик.

– Замечательно. И перед институтом тогда машину поставь. Во двор не загоняй. Толик задумался:

– Опять без сопровождения ехать куда-то надумали? Уволят ведь меня. Я вынужден буду директору доложить…

– Не старайся. Я сам ему доложу. И еще, Анатолий… Можно сейчас в магазине хотя бы пневматический пистолет купить? Многозарядный, с баллончиком? А еще лучше – ракетницу. Или какой-нибудь «Удар»…

Водитель-телохранитель с недоумением посмотрел на своего подопечного:

– Зачем это вам, Николай Васильевич?

– Да так, на всякий случай… Если тебя рядом не будет – хоть какое-то оружие иметь.

Лицо Толика вытянулось еще больше.

– Так вы свое табельное оружие у Савченко возьмите, – предложил он. – Давно пора.

– Табельное оружие? – удивленно переспросил Давыдов.

– Ну да. Точно такой же пистолет, как и у меня, – пояснил телохранитель. – Запамятовали, наверное, что директору сдали? Я еще тогда удивился – зачем? Но вы сказали, у вас убеждения специфические… Нет, сцепифические… Или, кажется, поцифические…

– Наверное, пацифистские, – догадался Николай. – Было, да прошло.

– Вот и хорошо, что прошло. Пистолет – друг надежный. Анатолий распахнул свой пиджак и похлопал по наплечной кобуре.

– Модифицированный «Макаров», – объяснил он. – Пуля тяжелее, ствол длиннее. Убойная сила – на слона можно ходить…

– Ну, положим, убивать я никого не хочу, – вздохнул Давыдов.

– Специфист, – слегка скривившись, покачал головой Толик. – А по мне – лучше я, чем меня.

– Что ж, может, и так, – не стал спорить Николай, пацифистские убеждения которого в последнее время несколько пошатнулись.

Уладить все вопросы с Савченко оказалось на удивление просто. Тот только напомнил, что машины Давыдова будет держаться «хвост» – серая «волга». Машину эту отсекать не нужно, в ней едут свои люди. Которые и сами за другими «хвостами» проследят, и прикроют при случае.

Директор ИТЭФа отдал Николаю пистолет в отличной кожаной кобуре с двумя запасными обоймами. Ощущая под мышкой оружие, Давыдов почувствовал себя совершенно другим человеком. Уверенным. Сильным. Готовым ответить на самый дерзкий вызов.

Никто не назвал бы Николая трусом и до сих пор. Но одно дело – смело идти навстречу опасности и преодолевать страх, другое – понимать, что ты действительно справишься с любой ситуацией. Не будешь блефовать, надеясь на нерешительность противника, а используешь преимущество. Или будешь уверен в том, что враги твои преимуществ перед тобой не имеют – что гораздо важнее.

Некоторые утверждают, что оружие любят слабые мужчины. Неправда. Оружие любят все мужчины. Потому что оно дает шанс в бою с любым противником. Рост, вес и мышцы перестают иметь значение. Важны становятся только навыки боя. И число противников играет уже гораздо меньшую роль. Как говорят американцы, Господь Бог создал людей, а господин Кольт сделал их равными.

Давыдов сидел в кресле и перезаряжал пистолет, когда в кабинет вошла Вика Орехова.

– Наверное, я так и не дождусь от тебя звонка? – как ни в чем не бывало спросила девушка.

Она даже слегка улыбалась: поощряюще, обнадеживающе. Цену таким улыбкам Николай хорошо знал по прошлой жизни, когда его пинали часто и много. Девушки улыбаются так, чтобы лишний раз поиздеваться над своей жертвой. А многие из них терзать жертву любят и умеют. Вика – явно из таких…

Николай тоже улыбнулся, не переставая снаряжать маслянистыми тяжеленькими патронами обойму «Макарова», и ответил:

– Может быть, и не дождешься.

– Самостоятельным стал! – ядовито прошипела Вика. – Свобода голову вскружила?

Даже под слоем косметики было видно, что лицо ее пошло красными пятнами. Оно и понятно – всегда Давыдов оказывался легкой добычей, а сейчас вдруг выходит из-под контроля! Причем, казалось бы, ни с того ни с сего, после всех тех уроков, что она ему преподала…

– Знаешь, Вика, я считаю, что нашим отношениям нужно положить конец, – спокойно заявил Николай.

– То же самое собиралась тебе сообщить и я, – не растерялась Вика. – Для этого сюда и шла.

– Ну вот и отлично.

– Нет, не отлично! – сорвалась на крик Вика. – Я на тебя положила свои лучшие годы!

– Надеюсь, лучшие годы у тебя все же впереди, – утешил бывшую подругу, расположившуюся в кресле напротив, Николай.

– И просто так ты меня бросить не можешь, – продолжила девушка.

– Это уже похоже на деловой разговор, – объявил Николай, вгоняя обойму в рукоять пистолета и передергивая затвор. – Речь идет об отступных?

– Ах ты, подонок! – вскипела Вика. – Сколько раз ты, подлец, умолял меня выйти за тебя замуж!

– Но ты ведь не согласилась? – проявил изрядную сообразительность Давыдов.

Отношения его предшественника и этой девушки становились все более ясными. Николай и сам был таким идиотом – лет восемь назад. С тех пор, узнав немного жизнь, он стал оценивать события реально, а не так, как ему хотелось видеть. И совсем не так, как пытались их представить девушки.

Под наплывом романтических чувств очень просто забыть обо всем на свете и погрузиться в иллюзорный мир, где слово «любимый» дороже всех мирских благ. А в своем желании провести ночь с понравившейся девушкой можно зайти очень далеко… Как там в песне из новомодного мюзикла? Но, стряхнув с себя романтический флер, начинаешь понимать несоразмерность своих желаний и столь великих жертв. И осознаешь, что такая «великая» любовь – особенно любовь с первого взгляда – вовсе не проявление прекрасных чувств, а признак эгоизма и гипертрофированного эгоцентризма.

– И нисколько не жалею об этом, – кивнула Вика, старательно выставляя напоказ свои стройные ноги. На этот раз это было особенно легко – девушка, готовясь к серьезному разговору, надела мини-юбку.

– Вот и отлично, – скупо улыбнулся Давыдов. – Огласи, пожалуйста, свои предложения. Максимально сжато и по-деловому.

– Эта дряыв, Белова, ничего не получит, – заявила Вика. – Ты отдашь мне квартиру, машину и право распоряжаться патентами на все свои изобретения, имеющиеся на сегодняшний день. Потому что именно благодаря мне ты и мог всего этого добиться…

Николай расхохотался:

– И больше тебе ничего не нужно? Публичных извинений в газете? Чтобы я сменил фамилию? Или подвергся кастрации?

– Было бы неплохо, – начала Вика, но Давыдов перебил ее:

– Ты ничего не получишь. Одно дело – просить чего-то, что ты не имеешь. Другое – выдвигать совершенно безрассудные требования. Можешь идти.

Вика опешила, однако уходить не собиралась.

– А как же твои избиратели? – мрачно напомнила она. – Я могу рассказать им многое о твоих неблаговидных делишках. О параноидальных истериках, маниях и извращениях…

Давыдову, конечно, стало интересно, чем из вышеперечисленного на самом деле страдал прежний Давыдов, а что Вика придумала на ходу, для «желтой прессы» – за ее откровения многие ухватились бы. Да что там ухватились – хорошо заплатили бы! Но любопытство он в себе подавил и указал Вике на дверь.

– Рассказывай что хочешь, где хочешь и кому хочешь. Прежде чем давать согласие на печать, покажи статьи мне. Может быть, я дам за них больший гонорар, чем редактор.