– А в чем дело?

– Конечно, – подмигнул ему Траслов, – я не хочу сплетничать, но шеф из себя выходит из-за вашего дурацкого спора, что у нас любой может послать телеграмму под чужим именем, если только знает адрес и телефон того лица, от которого действует.

Мейсону удалось изобразить невинность.

– Так что кто-то, – хмыкнул Траслов, – послал телеграмму экономке-вдове из дома Лекстеров и подписался именем Бергера.

– И что там было? – спросил Мейсон, глядя ему в глаза.

– Не оглядывайтесь, – предупредил Траслов, – она смотрит сюда. Минутку… Ну вот, взгляните через левое плечо. Вон она стоит с телеграммой. Видите, как она жеманно улыбается? Она-то не сомневается, что это ничто иное, как предложение руки и сердца.

– А как считает окружной прокурор? – спросил Мейсон.

– Не могу вам сказать – разве что вы уши ватой заткнете.

– А не изменило ли это вашего убеждения относительно подлинности той телеграммы от Уинифред Лекстер? – улыбнулся Мейсон.

– Ну, у меня не было инструкций делать выводы, но боюсь, что на этот раз я вас поймал, Перри. Слишком много косвенных улик. Вы же не собираетесь ограничивать обвинение?

– Думаю, да, – ответил Мейсон.

– Десять против одного, что вы ничего не достигнете. Вы могли бы одурачить присяжных, но вам не удастся пройти через предварительное слушание.

Мейсон закурил, но тотчас бросил сигарету в плевательницу, потому что в зал суда вошел судья Пеннимейкер и занял свое место.

– Ваша Честь, предварительное прослушивание имеет целью определить, – поднялся Дик Траслов, после того как всех призвали к порядку, – имеются ли основания для обвинения Дугласа Кина в убийстве, а именно в убийстве некоей Эдит де Во. Но для того чтобы найти мотив этого убийства, нам необходимо представить следственные материалы касательно убийства некоего Чарльза Эштона. Однако следует учесть, что любое доказательство, связанное со смертью Эштона, должно быть ограничено тем, чтобы сосредоточить внимание на мотивах убийства Эдит де Во, и мы не будем прибегать к этому расследованию для других целей.

– Есть возражения к такому порядку заседания? – спросил судья Пеннимейкер.

– Мы выскажем свои возражения в надлежащее время, – заметил Мейсон, – по мере поступления вопросов.

– Я не собираюсь ограничивать обсуждение, – сказал Траслов. – Я только хочу объяснить Суду нашу позицию. Я считаю, что мог бы предупредить некоторые возражения защиты этим объяснением.

– Перейдем к делу, – заявил Пеннимейкер. – Обвиняемый в Суде?

– Сейчас его приведут, Ваша Честь, – сказал Траслов.

Бейлиф ввел в зал суда Дугласа Кина. Он выглядел бледным, но вошел, откинув голову назад и подняв подбородок. Мейсон прошел к нему через зал, пожал ему руку и одобрительно сказал:

– Садитесь, и держите хвост трубой. Недолго осталось ждать, чтобы все выяснилось.

– Первый свидетель обвинения, – объявил Траслов, – Том Глассмен.

Том Глассмен выступил вперед, принес присягу и дал показания, что он, помощник окружного прокурора, вечером двадцать третьего числа приехал в квартиру Эдит де Во, что в этой квартире на полу лежала женщина и на голове у нее были раны, а рядом лежала дубинка и на этой дубинке были пятна крови.

– Вот фотография, – сказал Траслов. – Узнаете ли вы на ней ту молодую женщину, которую видели тогда лежащей на полу?

– Да.

– Потом мы опять предъявим эту фотографию, – пояснил Траслов. – Сейчас она нам служит только для опознания.

Он задал несколько предварительных вопросов, потом предложил Перри Мейсону:

– Можете начинать перекрестный допрос.

– Были ли отпечатки пальцев на той дубинке, которую вы обнаружили возле тела женщины? – спросил Мейсон. – Или их не было?

– Отпечаток был.

– Вы его сфотографировали?

– Да.

– Вы взяли отпечатки пальцев обвиняемого?

– Да.

– Был ли тот отпечаток оставлен обвиняемым?

– Нет.

– Был ли это отпечаток Сэма Лекстера, Фрэнка Оуфли или кого-то из слуг дома Лекстеров?

– Нет.

– Вы пытались опознать этот отпечаток?

– Естественно.

– И вы не смогли этого сделать?

– Совершенно верно.

– Раньше, в тот же вечер, вы были у Лекстеров, не так ли?

– Да, был.

– Вы там обнаружили тело Чарльза Эштона, привратника?

– Да.

– Тело лежало на постели в комнате Эштона?

– Да.

– Эштон был мертв, так? И смерть произошла в результате удушения веревкой, наброшенной ему на шею и крепко стянутой?

– Совершенно верно.

– И на кровати были видны кошачьи следы?

– Да, сэр.

– Попытались ли вы установить, оставлены эти следы до или после смерти Чарльза Эштона?

– Да.

– Когда же они были оставлены – до или после?

На лице Траслова появилось выражение удивления.

– После, – ответил Том Глассмен.

– Я думал, – сказал Траслов с нервным смешком, – у нас тут чуть ли не драка будет, но теперь вижу, что все в порядке. Строго говоря, это не совсем перекрестный допрос, но у меня, конечно, нет возражений.

– Я хочу собрать все факты, – сказал Перри Мейсон. Он повернулся к свидетелю: – Когда вы приехали в дом Лекстеров, Сэмюэля Лекстера там не было?

– Не было.

– Он появился позже?

– Совершенно верно.

– Его машина была повреждена, а правая рука ранена?

– Правильно.

– Но Фрэнк Оуфли был дома?

– Да, сэр.

– Где он находился, когда вы подъехали?

– Я не знаю, где он был тогда, потому что мы подъехали к гаражу, чтобы осмотреть машины. Но когда мы подъехали к основной террасе, на которой расположен дом, мы увидели, что какой-то человек копается в земле возле угла дома. Мы осветили его фонариками, и это оказался мистер Оуфли.

– Я закончил перекрестный допрос, – объявил Мейсон.

– Думаю, мы окончательно установим «Корпус Деликти»[2], Ваша Честь. – Траслов выглядел несколько сбитым с толку.

Мейсон откинулся на стуле с видом человека, которого совершенно не интересует дальнейшая процедура. Он не задавал вопросов, когда Траслов вызвал патологоанатома, а потом допросил свидетелей, которые опознали убитую и подтвердили, что они убеждены: предъявленная Трасловом дубинка – часть костыля Эштона или, по крайней мере, отпилена от точно такого же костыля. Траслов вызвал Бэбсона, краснодеревщика, который определенно опознал кусок костыля по нескольким царапинам и показал, что Эштон просил его проделать в костыле отверстие и обить замшей. Потом, через других свидетелей, Траслов выяснил ценность колтсдорфских бриллиантов и тот факт, что Питер Лекстер очень любил их и никогда с ними не расставался.

– Вызовите Сэмюэля Лекстера, – объявил наконец Траслов.

Свидетельское место занял Сэм Лекстер.

– Ваше имя Сэмюэль Лекстер, вы проживаете в резиденции Лекстеров?

– Совершенно верно.

– Вы внук покойного Питера Лекстера? Вы жили в загородном доме несколько месяцев до того, как он сгорел, а после того переехали в городской дом?

– Да, это так.

– Вы были знакомы с Эдит де Во?

– Да, сэр.

– Вы видели ее тело в морге?

– Да, сэр.

– Это тело было то же самое, которое сфотографировано на снимке номер один?

– Да.

– И это была Эдит де Во?

– Совершенно верно.

– Где вы были вечером двадцать третьего числа от девяти до одиннадцати?

– Я отказываюсь отвечать.

– Вы не можете отказаться отвечать, – улыбнулся Траслов, – иначе вы или виновны, или не уважаете Суд. Версия насчет какой-то таинственной женщины тут не пройдет, Лекстер. Вы находитесь в Суде – и вы обязаны отвечать.

Вперед пробился Нат Шастер.

– С позволения Суда, – сказал он, – это выглядит как попытка оклеветать данного свидетеля путем посторонних вопросов. Он не обвиняется в убийстве, а потому никакой разницы не составляет, где он был, поскольку его не было на месте преступления.

– Вы представляете интересы мистера Лекстера? – спросил судья.