– Все верят! – откликнулось племя. – Мы готовы победить их! Камышовых Котов намного больше, чем Лесных Людей. Мы сражались с ними две весны назад и прогнали их с позором – и сейчас тоже победим. Уши и руки наших врагов станут игрушками детей и прославят доблесть воинов!
– Хорошо. Если мы не хотим лишних жертв, то теперь женщины и дети не должны далеко отходить от стойбища. Его будут постоянно охранять мужчины из двух родов, пока остальные охотятся. Самые храбрые воины завтра смогут собраться, и Родрах поведет их за собой туда, где видел в последний раз Лесных Людей, – сказал вождь и сел на камень.
Племя единодушно загудело. Нападения соседей в те времена не были редкостью и проходили почти каждую весну. Они были настолько привычны, что не пугали даже женщин и детей. Пока племя сильно и едино и в нем много воинов, никто не сможет уничтожить его.
Камышовые Коты не были исключением. Время от времени молодые неженатые воины и часть женатых, которые хотели захватить добычу, собирались группами по три и более ладоней и отправлялись, иногда спускаясь на плотах, далеко вниз по реке. Они отсутствовали порой по нескольку недель и даже месяцев, но потом воины возвращались с добычей и пленницами, хотя каждый раз примерно треть их гибла от копий, камней и стрел.
Добыча не всегда была большой. Порой Камышовые Коты вообще возвращались без нее, это зависело от того, сумели ли воины застать соседние племена врасплох, когда большинство его взрослых мужчин было на охоте. Ес-ли же они были в становище и готовы к сражению, то, как правило, нападавшим приходилось с боем отступать.
Жена вождя снова что-то зашептала ему на ухо, и тот отмахнулся от нее, как от осы. Но она продолжала что-то нашептывать мужу, то и дело показывая то на Гырку, то на Уюка.
Наконец Медвежий Клык кивнул, видимо, соглашаясь с ней, и снова встал со своего каменного кресла.
– С Лесными Людьми все решено, и хватит об этом! – заявил он, властным движением руки восстанавливая тишину. – На этом совете нам нужно решить еще один важный вопрос. Один из членов племени поднял оружие на другого и ранил его. Это грубое нарушение закона Камышовых Котов, и нарушивший его должен приговариваться к смерти либо к изгнанию.
– Кто нарушил закон? – загудели голоса. – Кто ранен?
– Ранен Уюк, сын Уа-Аяха и Гырки, а закон нарушил Агам, сын Рынны и Яргле. Выйди сюда, Агам, и ты выйди, Уюк.
Агам, опустив голову, шагнул в круг племени к костру, чувствуя устремленные на него взгляды всех собравшихся.
– Да он же подросток, ему еще две весны до обряда посвящения в мужчины! – раздалось удивленное и сочувственное восклицание какой-то женщины.
– Его отец умер не на охоте, а у костра! – прошипел кто-то из родственников Гырки.
– Яргле был храбрым воином, он в одиночку убивал зубра! – крикнула Рынна. – Он умер у костра, потому что сломал ногу, вы все это помните!
Многие действительно это помнили, но не решались выступить против вождя и мстительного Уа-Аяха, который хотел изгнания Агама.
Гырка дернула Уюка за руку и вытащила его в круг. Тот икнул и покачнулся от обжорства, держась за живот.
– Помогите, люди добрые! Бедный мой мальчик, он едва жив после ранения! – запричитала злая толстуха. – Род мой едва не пресекся сегодня, когда Агам поднял оружие на моего сына, серьезно ранив его. Только Дух Реки, которому я приношу в жертву оленьи кости, не допустил его гибели.
Уюк снова икнул и глупо улыбнулся. Жирному недорослю было неловко стоять в центре круга перед всем племенем, когда его каждую минуту дергала за руку мать.
– А ну не улыбайся, осел! Плачь! – зашипела она на него и, размазывая по лицу слезы, толкнула Уюка локтем в живот. – Покажи им свою рану!
Она подтолкнула Уюка к вождю, повернув его раненым плечом. Царапина была пустяковой, хоть Гырка и велела сыну не вытирать засохшую кровь и даже специально раздавила на ране несколько красных ягод. Но мужчины племени, неплохо разбиравшиеся в ранениях, посмеиваясь, переглядывались, понимая, что от такой царапины не умер бы даже грудной младенец, не говоря уже о мальчике шестнадцати весен, который вскоре должен пройти обряд посвящения в воины.
Но жена вождя, переглянувшись с сестрой, опять зашептала что-то мужу, и тот важно сказал:
– Да, рана серьезная, Уюк мог лишиться руки. Ее нужно прижечь. Возьмите кто-нибудь горящий уголь!
– Прижечь? Не хочу! – завопил парень, вырываясь из рук матери и, сопровождаемый смехом, убежал в пещеру. Уа-Аях нахмурился, недовольный, что его сын показал перед всеми свою трусость. Настоящий воин не должен бояться смерти и боли, если он хочет оставить после себя славную память.
– Где же шаман? Почему он еще не пришел, если обещал защитить тебя? – прошептала Рынна сыну.
– Агам не знает, почему его нет. Шаман сказал ему, что придет на совет, – ответил мальчик.
Медвежий Клык повернулся к нему:
– Агам, сын Рынны, что ты скажешь в свою защиту? Это правда, что ты угрожал Уюку острогой и хотел убить его?
– Это неправда. Агам не хотел убивать Уюка, просто в руках у Агама была острога. Уюк лжет.
– Сын Уа-Аяха не может лгать, скорее лжешь ты, щенок! – повысил голос отец Уюка. – Я требую изгнания Агама! Он не должен жить вместе с Камышовыми Котами, пусть ищет себе другое племя.
Медвежий Клык задумался, он все еще колебался, чувствуя, что вина Агама не так уж серьезна, но боялся вызвать недовольство могущественного рода Уа-Аяха и своей собственной жены. Стоит ли этот мальчишка, чтобы уменьшилась его власть? Лучше позволить племени изгнать его, все равно Агам умрет от голода зимой.
– Пощадите моего сына! Не изгоняйте его! – закричала Рынна, бросаясь на колени перед вождем, но братья Яргле, подчиняясь знаку Медвежьего Клыка, оттащили ее.
– Кто хочет выступить в защиту Агама? – спросил вождь. – Если кому-нибудь есть что сказать, пускай говорит сейчас!
Но все племя молчало, вдруг…
– Агам не виноват! Агам не бил Уюка острогой, а только нечаянно поцарапал сучком! – раздался звенящий девичий голос.
Агам поднял глаза и увидел Росу, выглядывающую из-за спины своего отца.
– Замолчи, девчонка! – закричала Гырка. – Никто не поверит твоим словам. Я требую изгнания Агама из племени. Сегодня он едва не убил моего сына, а завтра убьет еще нескольких детей. Мы должны изгнать его, пока не поздно.
Мальчик видел, что Роса, сочувственно относившаяся к нему, еще хотела что-то добавить, но ее отец, опасавшийся вражды рода Уа-Аяха, схватил дочку за руку и утащил ее, гневно шепча что-то.
– Если Агам не будет изгнан, то мы убьем его сами! – крикнул кто-то из взрослых братьев Уюка, подстрекаемый матерью, и угрожающе занес копье.
Жена вождя снова прошептала что-то мужу. Тот отмахнулся, потом встал на камень и громко сказал, обращаясь ко всему племени:
– Медвежий Клык решил! Агам должен завтра утром уйти и больше никогда не возвращаться. Если он вернется, его убьют.
– Агама хотел защитить колдун! Сегодня Агам был у колдуна! – вне себя от горя крикнула Рынна.
Вождь насторожился. Ему бы не хотелось портить отношений с могущественным шаманом.
– Если колдун хотел защитить Агама, то где Торах? – спросил он. – Почему его нет на совете? Быть может, Рынна говорит неправду, чтобы защитить сына?
В этот момент послышался крик, и в свете костра показался один из отсутствовавших на совете охотников. Следом за ним еще два воина несли что-то завернутое в шкуру.
– Беда, вождь, беда! – крикнул он. – Торах убит. Мы нашли его в лесу на полпути сюда. Голова у него была раздроблена палицей, а в сердце торчала стрела.
Воины внесли шкуру в круг костра, и все увидели, что из нее торчит рука колдуна. Кто-то из женщин завизжал.
– Около тела мы нашли вот это! – сказал охотник и протянул вождю кусок оленьей кости с вырезанными на ней фигурками.
Агам понял, что это та кость, на которой он сам сделал рисунок несколько часов назад. Вождь знал, что только сын Рынны из всего племени умеет резать по кости. Он шагнул к мальчику.
