– Прости меня, – ответил он, гладя меня по волосам и крепко прижимая к груди. – Я не знал. Ни за что, никогда я сознательно не вовлек бы тебя в такое. – Он дрожал.
Я отстранилась и прижала палец к его губам.
– Суди лишь о самих поступках, а не о том, что делают с ними жизненные обстоятельства. Я правильно запомнила?
– Да. Как всегда. – Он слабо улыбнулся. – Мой первый советник никогда не забывает того, чем можно опровергнуть мои собственные слова.
– Мы не едем дальше? Я могу.
– Мы едем, но не могу я. Мне нужно немного передохнуть. – Дрожь Кейрона была вызвана не только волнениями этого вечера. Его кожа была сухой и горячей, этот жар не имел ничего общего с магией, по напряжению во всем его теле я поняла, что лишь сила воли поддерживала его все это время.
– Что ты сделал с собой? – спросила я, проводя ладонью по его изможденному лицу.
– Ничего такого, чему не могли бы помочь год сна и вечность с тобой. Но, к моему великому сожалению, – держась за мою руку, он опустился на сырую землю под ивами, – сон на первом месте. – Его глаза слипались, пока он говорил. – Всего часик, не больше двух, и мы поедем… – Так и не выпустив моей руки, словно она была его последней надеждой, он провалился в сон.
Я долго сидела и смотрела на него спящего, понимая, что этот вечер навсегда перевернул мою жизнь. Кейрон был на волосок от гибели. Я убила человека, чтобы спасти его. Полная мрачных размышлений о том, что еще нам придется сделать для его спасения, я накрыла нас обоих плащом и тоже заснула.
Луна, словно огромный желтый фонарь, низко висела над горами на западе. Я проснулась, Кейрон спал мертвым сном, перекинув через меня левую, покрытую шрамами руку.
– Проснись, – позвала я, тряся его за плечо. – Ты сказал, два часа, не больше.
Он спрятал лицо в складки моей одежды и глухо застонал.
– Но это же так чудесно.
– На нашей кровати будет еще лучше, и, может быть, ты вымоешься. Я безумно счастлива видеть тебя, но от тебя несет конюшней.
Его жар немного утих. Он потянулся.
– Я был единственным пассажиром в повозке Линча, не считая цыплят, овец и свиней, которые ездили в ней до меня. Но в моем положении выбирать не приходилось.
Я сняла с седла сумку с едой. Это его вдохновило. Для начала он осушил две фляги воды. Потом прикончил половину лепешки, кусок сыра и три яблока и не особенно протестовал, когда я отдала ему свою долю.
– Человек, который готовил засаду, – шериф. Он знал о тебе.
Кейрон потер шею и расправил плечи.
– Я был уверен, что ушел от них… безжалостных… не прощающих.
– Все хорошо. Ты в безопасности. Все позади.
Мы не стали возвращаться на главную дорогу, а поехали в Монтевиаль более длинным и безлюдным путем. По дороге я рассказала Кейрону историю Танаджера, а он поведал мне свою.
– Я отправился в Ксерем нанять стражников для охраны раскопок. Это была баснословная находка, возрастом не менее семисот лет, глубоко в земле, спрятанная от осквернителей могил, правда, теперь все это снова потеряно. Я уже возвращался обратно на раскоп, когда снова началось землетрясение. Хотя я использовал все мои таланты, чтобы отыскать Ринальдо и Дамона, мне почти сразу пришлось отказаться от поиска – я не ощущал присутствия их жизней и не мог даже надеяться откопать завал.
Но уехать оттуда, не пытаясь помочь, я не мог. В отличие от гор под завалами в городе образовывались пустоты, в которых люди могли жить некоторое время. Всего, что я мог, было недостаточно. Каждые несколько часов мне приходилось копать голыми руками, и я все время слышал крики и стоны людей. Но мне каким-то образом удавалось сделать больше, чем я мог в обычное время. Так же как и другим.
На фоне его жуткого рассказа красота раннего утра казалась нелепой. Соколы взмывали в небо, зависая над полями. Кейрон смотрел перед собой на заросшую травой тропу, потеряв нить рассказа.
– Приблизительно через неделю под камнями не осталось живых, ни одного, кто не пересек бы Черту, и я решил, что могу отправиться домой. Но я познакомился с костоправом по имени Коннор. Мы несколько раз работали вместе на завалах, и он догадался, что происходит нечто странное. Он спросил, учился ли я на лекаря, я ответил, что учился, хотя несколько иначе, чем он. Он сказал, если я продолжу работать с ним, он не станет задавать вопросов.
Кейрон посмотрел на меня с такой тоской, что мое сердце едва не разорвалось.
– Он был удивителен, Сейри. Ни разу я не встречал никого подобного ему. Целыми днями он работал без сна, спасая всех, кого мы приносили ему: дворян, нищих, крестьян и солдат. Ни разу он не вышел из себя, не потерял терпения и не выказал ничего, кроме доброты и уважения, словно каждый его пациент был самой важной в мире персоной. И он был лучше любого лекаря или костоправа, которых я когда-либо видел. Я помогал ему всем, чем мог, и когда он сталкивался с чем-нибудь, чего не мог исправить, он спрашивал меня, могу ли я сделать больше, чем он. Если я видел, что могу, он находил для меня укромное место и следил, чтобы меня не тревожили…
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени.
Он кивнул.
– Маленькая девочка. Всего лет пяти. Красивый ребенок. Мы нашли ее слишком поздно. Со всеми талантами Коннора и моими мы не смогли сделать ничего, чтобы исправить случившееся. – Он говорил так, словно ужасная сцена стояла у него перед глазами. – Отец девочки сошел с ума. Его жена и еще пятеро детей тоже погибли при землетрясении, и эта девочка была всем, что у него осталось. Когда Коннор сказал ему, что она умерла, тот выхватил нож и всадил ему в сердце. Все произошло так быстро, – лицо Кейрона стало воплощением горя, – и, как в случае с Автором и его дочкой, это произошло тогда, когда у меня ничего не осталось для него. Умирая, он успел прошептать, что надеется наконец своими глазами увидеть, что я делаю. Ах, Сейри, если бы я мог его спасти. Я с большим трудом заставил себя вспомнить о собственных принципах.
– Потому что он был необычным человеком и другом в трудные времена.
– Больше того. Убийцей был тот человек, которого я оживил.
Мы долго ехали в молчании. Разве обычными словами можно облегчить такое горе? Но Кейрон снова вернулся к этой истории, мотнув головой, словно отбрасывая прочь мысли.
– Это было около двух недель назад. Я понимал, что не смогу и дальше работать не узнанным. Кто-нибудь увидит или догадается, я очень устал, заболел и стал опасен тем людям, которых должен был спасать, у меня двоилось в глазах и мерещились несуществующие вещи. И без Коннора мне было гораздо сложнее. Через пару Дней после того, как я похоронил его, мне начало казаться, что за мной следят. И с тех пор я бегу. Мне все время казалось, что меня выследили, что вот-вот появится шериф. Наконец я узнал об этой повозке, едущей в сторону Лейрана, и решил, что смогу добраться до Тредингхолла. Буду там в безопасности. Но я понимал, что дальше без помощи не смогу…
– …и ты позвал меня.
– Непростительная глупость. Я должен был понимать, что они снова выследят меня. Но силы мои были на исходе, а мысли – полны тобой. Едва ли я смог бы говорить с кем-нибудь еще с такого расстояния. После этого я уже был не в силах и травинку сорвать. И все еще не в силах. Вчера меня вела вперед только уверенность в том, что ты будешь ждать. Но вторгаться в твой разум, захватывать твои мысли – это нарушает все мои принципы…
– А если я скажу, что так и следовало поступить? Если я позволю тебе в любой момент обращаться ко мне подобным способом? – Эта мысль не покидала меня с того мига, когда я услышала его в библиотеке. – Прошлым вечером мне было необходимо предупредить тебя. Я хотела, чтобы ты услышал. Ты знаешь, я доверяю тебе и с радостью допущу до самых сокровенных уголков моей души. Я не боюсь…
– Боги, Сейри…
До дома мы добрались без происшествий, так и не получив подтверждений, что преследователи Кейрона смогли установить его личность. Он был уверен, что его лица никто не разглядел. Он беспокоился, что узнают меня, но я считала, там было достаточно темно, а мое лицо скрывала тень от шляпы. На всякий случай я сожгла одежду, в которой мы были.
