– Человек? Вы превратили ее в крысу в наказание?!

– Нет, что ты, она всегда была крысой. «Свой человек» – в смысле, ей можно доверять.

Оберон уселся за стол, локтем сдвинул в сторону бумаги. Полетела вниз подставка для перьев в виде мага с посохом; Оберон поймал ее на лету. Поставил на край столешницы. Крыса перехватила статуэтку за талию и поволокла в глубь завала, оставляя за собой мелкие чернильные следы.

Я огляделась.

Похоже, в королевском кабинете несколько дней не прибирался никто, кроме Доры. А крысе не под силу было расставить по местам сдвинутые лавки, поднять опрокинутый стул, сменить портьеру, опаленную снизу огнем упавшего канделябра. Моя мама при виде такого «порядка» упала бы в обморок.

Посреди комнаты стояла на трех деревянных ногах уже знакомая мне доска, покрытая меловой пылью. На ней много раз что-то писали – и стирали небрежно, так что буквы и чертежи, проглядывая друг через друга, образовывали красивый бессмысленный узор.

– Итак, Лена, я готов перед тобой отчитаться, – Оберон вытащил из-под груды бумаг тугой свиток, развернул, и я увидела красивую географическую карту – черный рисунок на желтоватой бумаге. – Королевство растет с каждым днем. Кроме столицы, основаны десять больших городов и несчетное множество деревень и поселков. Земли плодородны. В лесах полно дичи и леших. В горах гнездятся драконы, в реках безобразничают русалки, монетный двор чеканит монету, купцы везут богатые товары из-за моря. Все, как обычно, все, как должно.

Я разглядывала карту, и мне казалось, что нарисованные тушью корабли покачиваются на кружевных волнах, кивают парусами.

– Все, да не все. Разве заморские принцы не знают, что у вас пять принцесс на выданье?

Оберон потер переносицу:

– Лена. Ты когда-нибудь задумывалась об устройстве нашего мира?

– Ну вот же, – я показала на карту. – Моря, берега, реки… У вас земля круглая?

Король ухмыльнулся:

– Вообрази, что ты стоишь в темной комнате. Или нет… Что ты летишь в темной пустоте. Если ты зажжешь огонь – высветится круг. Ты увидишь ближайшие предметы. Чем ярче горит твоя свечка, тем больше их будет. Моря, берега, реки. А за пределами освещенного круга – мрак, и ты не знаешь, что там. Где сейчас наш старый мир? Тот, что мы с тобой вместе покинули? Мы прошли через неоткрытые земли и никогда не сможем вернуться. Освещенные пятна летят сквозь темноту, ежесекундно отдаляясь на тысячи лет, на миллионы полетов стрелы…

– Это что, – спросила я шепотом, – как в космосе?

– Не знаю, – сказал король после паузы. – Я это представляю именно так: пузырьки света, плавающие во мраке. Королевство – искра, способная преодолеть темноту и зажечь новый свет. А когда он разгорится – снова уйти в темноту. Вот наш мир, Лена, для него не составлено карт, не придумано глобусов. Большое море – огромное темное пространство, никто не знает, что лежит за ним. Может быть, ничего не лежит. И нет никаких заморских принцев.

– А заморские купцы есть?

Оберон пренебрежительно махнул рукой.

– Они плавают вдоль побережья. Берут лес и шерсть в устье Ланса и везут вот сюда, в Смильну, – Оберон ткнул пальцем в изображение тупомордого чудовища на карте. – Здесь продают, как товар из-за моря… А шелк, ковры и шкуры бебриков везут обратно в столицу. Так и торгуют.

– Шкуры бебриков? – переспросила я машинально.

– Контрабандой. Наша таможня не успевает проверить все трюмы. Но, честно говоря, жителям Смильны все равно приходится отстреливать бебриков десятками – они плотоядны, вытаптывают посевы, крадут скот, а размножаются со страшной скоростью, делясь надвое и натрое…

Я внимательнее присмотрелась к тупомордому чудовищу на рисунке. Его шкура была клетчатая, как занавески у нас на кухне.

– И они несъедобны, – сказал король, будто извиняясь.

Дора, крыса-уборщица, выбралась из завала. С трудом поставила на место опрокинутую чернильницу. Метелкой, связанной из трех облезлых перьев, принялась мести стол. Полетела пыль.

– Значит, – спросила я тихо, – в этом мире вообще нет принцев, кроме Александра, вашего сына?

Оберон молчал.

– Значит, вы обещали принцессам принцев, заранее зная, что обещание невыполнимо?

Дора ненароком смела со стола большой кусок мела. Грянувшись об пол, мел разлетелся на много осколков. Крыса бросила метлу и схватилась лапами за голову.

– Разве я самоубийца? – тихо спросил Оберон. – Надежда была, и довольно твердая. Вот, например, если бы жители островов оказались не людоедами, а приличными людьми, и власть у них не выгрызалась зубами, а давалась по праву наследования, наши принцессы давно были бы замужем.

Я оживилась:

– Может быть, выдать принцесс за людоедов?

– Заманчиво, – серьезно кивнул Оберон, – но Обещание от этого не исполнится.

– А… принцессы могут вообще-то выбирать? Если вы приведете какой-то из них принца, она обязана выйти за него, даже если он горбатый?

– Если горбатый – можно отказаться. Но если у него прыщ на носу, или он ревнив, или склочен, принцесса тем не менее должна идти к нему в жены, иначе сразу лишится звания сестры-хранительницы.

– А если принц, к примеру, вдовец?

– Не имеет значения. Принцесса обязана за него выйти.

В голове у меня закрутились цветные картинки. В тот момент они даже не казались мне страшными, наоборот: на секунду я поверила, что нашла выход. Это же проще простого…

Я глупо улыбнулась. Мысли, без спросу забравшиеся ко мне в черепушку, были смешные и гадкие одновременно. Хорошо бы Оберон не догадался, о чем я подумала.

Но главное – надежда есть. Маленькая, но есть.

– Ваше величество, а если принцессы сами, по доброй воле, вернут вам ваше Обещание?

Оберон внимательно меня разглядывал. Понял он или нет, что за идея меня посетила?

– Они не вернут, – сказал он наконец. – Знаешь, как только в округе разнесся слух о сестрах-хранительницах, к нам толпами повалили разнообразные женихи. Но ни одна из пяти принцесс не променяла будущего принца на семейное счастье здесь и сейчас.

– Понятненько, – я закусила губу. – А вы с ними разговаривать не пытались?

– С женихами?

– С принцессами!

– О чем?

– О том, что нехорошо так себя вести!

– Я дал им обещание. Как мне объяснить, что ждать его исполнения нехорошо?

– Можно, я с ними поговорю? – спросила я небрежно.

Ах, как мне было страшно, что он откажет!

– Не стоит, Лена, – сказал король, и мое сердце ухнуло в пятки. – Хотя… Как хочешь.

Я перевела дыхание. Надежда окрепла.

– Ваше величество, а если у меня получится уговорить не всех принцесс, а только некоторых? Или даже одну?

Король испытующе на меня посмотрел. Поднялся, прошелся перед доской взад-вперед, под подошвами у него похрустывали осколки мела, но он не обращал внимания.

Остановился. Широким рукавом смахнул с доски пыль и остатки чертежей. Поднял с пола самый большой меловой осколок.

– Смотри. Вот пять принцесс – Алисия, Ортензия, Филумена, Стелла и Розина.

Постукивая мелком, он быстро нарисовал на доске пять фигурок в треугольных платьях.

– Вот Обещание…

Он обвел фигурки пунктирной линией, заключая их в круг.

– Любая из принцесс вольна выйти замуж за кого угодно, – Оберон пририсовал к одной из фигурок стрелку, выводящую за рамки круга. – При этом прочие могут последовать ее примеру, а могут ждать принца до первого седого волоса. Но как только – если! – какой-нибудь принц назовет одну из наших девушек своей невестой… – он пририсовал рядом с верхней фигуркой человечка в короне, – остальные обязаны будут ждать своей очереди. То есть Обещание становится непроницаемым, вот таким… – и Оберон навел поверх пунктирного круга толстую непрерывную линию. – Понятно?

– Как это все сложно, – протянула я с грустью.

– Ничего сложного. Принцессы прекрасно знают, что, пока на горизонте не появится первый принц, они совершенно свободны. Но что-то пока не спешат этой свободой воспользоваться…