Нина вздохнула:
– Дай бог памяти, в дом этот въехала году в 1983м, родители тут квартиру получили. Мне было четыре года…
– А сейчас вам сколько? – весьма невежливо брякнула я.
– Двадцать один, – спокойно пояснила Нина.
Надо же! Самое меньшее я дала бы ей тридцатник. Эк ее разнесло в столь юном возрасте! И потом, что за дурацкая прическа, если не ошибаюсь, в парикмахерских, тех самых, где клиентов стригут по пятьдесят рублей, этот фасон называется незатейливо: «химия на крупные палочки», но, к сожалению, через неделю после процедуры волосы повисают, словно кусок прошлогоднего сена на заборе… Во всем мире давным-давно придумали щадящие завивки, в результате которых вы становитесь обладательницей роскошных, переливающихся локонов, но российские женщины предпочитают «химию».
– А Надьке три исполнилось, – продолжала Ниночка, – мы потом вместе в садик ходили и в один класс попали, несмотря на год разницы.
Учились подружки плохо. После восьмого класса отправились получать специальное образование.
– Мы на медсестер выучились, – простодушно выкладывала свою незатейливую биографию Нина.
– Так вы медичка? – недоверчиво спросила я, покосившись на грязь.
– Да, – кивнула девушка, – в поликлинике работаю, на улице Топильского.
– А Надя тоже там служила?
Девушка немного замялась, а потом невесть почему стала вдруг рассказывать о том, как нелегок труд медсестры.
– К вечеру ноги гудят, прямо отваливаются, спина ноет, никаких сил не остается. Ночью вздремнуть совершенно невозможно – то одна из палаты орет, то другая. Капризные все, противные. Это им не так, то им не подходит. Нет бы полежали тихонько, потерпели, так нет – воют на разные голоса: «Сестра, уколи обезболивающее». А где я его возьму? Медсестры люди подневольные, что доктора прикажут, то и делают. Впрочем, врачи у нас нормальные, вот если бы не больные, то и работа вроде ничего.
Я вздохнула. Один раз, еще учась в консерватории, я сидела в туалете, запершись в кабинке, а к умывальнику подошли две преподавательницы. Одна, читавшая курс истории музыки, со вздохом сказала:
– Такие люди вокруг приятные, музыканты, композиторы, вот если бы не студенты, жизнь была бы прекрасна…
– Надя с вами работала? – прервала я стоны Ниночки.
– Нет, она ушла – очень тяжело…
– Где она трудилась?
– Ну, – замялась девушка.
– Дома сидела?
– Нет, конечно, кушать-то надо и одеться хочется, а денег никто не даст, родители у ней померли…
– Где она работала? Назовите место!
Нина принялась растерянно вертеть в руках грязную чайную ложечку.
– Ой, что это я, кофейку хотите? У меня и конфеты есть, и булочки с корицей…
Она подскочила и бросилась к плите, приговаривая:
– Давайте, давайте, горяченького, со сладеньким.
– Сядь, – велела я, – прекрати дергаться. Булки я не ем и тебе очень не советую увлекаться, лучше салат из овощей и отварное мясо без хлеба. Картошку, еще йогурт с нулевой жирностью, из снятого молока…
Нина сморщилась.
– Я люблю сливочный, он вкуснее…
Я посмотрела на валики жира, выпирающие из-под ее красного платья, и вздохнула. В конце концов, в мои обязанности не входит чтение лекций по диетическому питанию.
– Немедленно отвечай, где работала Надя, прекрати ходить вокруг да около!
Девушка села на табуретку и прошептала:
– Ну, теперь ей ничего не будет, раз померла. Она торговала желудком беременной ослицы.
– Чем? – оторопела я. – Ну-ка повтори!
– Желудком беременной ослицы, – покорно высказалась еще раз Ниночка.
Я разинула рот. Чего только не бывает в наше время! Про гербалайф, тайские таблетки с глистами, желчные камни крупного рогатого скота я читала в «Из рук в руки», но про ослов!
– Где же она его брала?
– Кого?
– Ну, желудок ослицы…
– В гастрономе покупала, на Ленинградском шоссе.
– А зачем его продают? Ну, для какой цели? Едят сей продукт или к больным местам прикладывают?
Ниночка тяжело вздохнула.
– Ну, слушайте, видимо, делать нечего, придется правду рассказать.
Надюша недолго проработала медсестрой, вскоре шприц, клизма и капризные пациентки ей надоели, и девушка ушла. Где она только потом не трудилась: продавала билеты в кинотеатре, торговала на рынке косметикой и колготками, бегала по домам от фирмы, производящей витамины, и пекла блинчики в павильоне «Русские блины»… Но никакой радости ни одна из работ не приносила. Да и фиг с ней, с радостью, были бы деньги, но их-то как раз и не платили. На рынке хозяин давал по пятьдесят рублей в день, в блинах выходило около тысячи в месяц, а за витамины вообще шел процент, и, протаскавшись весь день по крутым лестницам, можно было вернуться домой с пустыми руками.
Жизнь казалась Надюше беспросветной, и она часто жаловалась более удачливой Ниночке:
– Господи, вон в газетах пишут, богатые старики обожают молоденьких! Где найти такого дедушку? Уж я бы его ублажала со всех сторон! Денег хочу, ничего другого не надо! Денег! Долларов! Я, Нинка, за баксы на все согласная!
Ниночка вздыхала и предлагала подруге:
– Ну, хочешь, возьми у меня двести рублей, просто так, без отдачи!
Надежда закатывала глаза.
– И что на такую сумму можно сделать? В Макдоналдс пойти? Нет, Нинок, мне тысячи нужны. Ей-богу, если бы могла, пошла бы в проститутки, только меня с души воротит при виде грязных парней…
– А дедушку ищешь, – хихикала подруга.
– Так небось они импотенты, – пояснила Надя.
Зимой Надежда, стоявшая на морозе за прилавком с колготками, заработала воспаление придатков. Сначала, как все женщины, она хотела перетерпеть и не ходить к гинекологу, но потом боль скрутила так, что пришлось переться в женскую консультацию.
Естественно, у кабинета сидела очередь, штук шесть беременных женщин и две не слишком молодые тетки. Одна из будущих мамаш стала громко жаловаться на многочисленные болячки. Надюшу чуть не затошнило от отвращения, но другие бабы с животами мигом подхватили тему и начали рассказывать о своих недугах. Только одна, с огромным пузом, молчала. Когда остальные стали восклицать: «Лишь бы на ребенке не отразилось», сидевшая до сих пор тихо беременная резко сказала:
– Естественно, отразится: сами подумайте, могут с гнилого дерева сладкие яблочки упасть? Весь ваш токсикоз, повышенное давление и запор младенцу боком выйдут. Родится больной.
– Делать-то чего? – растерянно спросила самая молоденькая.
– Мне тоже плохо было, зато потом люди надоумили, что нужно отваривать по маленькому кусочку желудка беременной ослицы и пить воду. Мясо съедать на ночь. Три-четыре процедуры, и все. Я, например, про все недуги позабыла, и мой малыш, в отличие от ваших, родится здоровым.
– А где его берут, желудок этот? – робко поинтересовалась молоденькая.
– Мне из Средней Азии присылают, самый лучший, вот только что поезд встретила, десять порций получила. Дорогой только, зараза, одна доза сто баксов, но ради здоровья сына я на все согласна. Хотя мне уже этот желудок и ни к чему, рожать не сегодня-завтра, да и не болит ничего. Но все равно купила, в морозильник суну, а потом подругам раздам, когда беременеть надумают!
Воцарилось молчание. Потом рыжая девушка, сидевшая у самого кабинета, попросила:
– Если вам ни к чему, продайте мне, а? Вот триста долларов. Трех порций достаточно?
– Конечно, много даже, и одной хватит!
– А мне одну можно? – подала голос брюнетка из угла. – Только сто баксов с собой.
– Сейчас мужу позвоню, – оживилась третья, – он мне оставшееся купит.
– Почему это все тебе? – окрысилась блондинка с золотым зубом. – Я тоже хочу здорового ребенка!
Торговка зашуршала пакетами, вытащила наружу нечто, страшно напоминавшее по виду коровий рубец, и получила от покупательниц в общей сложности тысячу долларов. Надюша только вздохнула, увидав, как беременная прячет зеленые бумажки.
Гинеколог осмотрел Надежду и велел сдать кровь на анализ. Каково же было ее удивление, когда на следующее утро в очереди к кабинету, где брали кровь, она опять увидела двух баб, тех самых, что вчера сидели к гинекологу… И опять одна, жалуясь на отвратительное самочувствие, «завела» всех на разговор о болячках, а другая принялась торговать ослиным желудком. Но самое удивительное было не это, бойкие бабы были уже не беременными, от их огромных животов ничего не осталось, и обе нацепили на стройные бедра узенькие джинсики-стрейч.
