А еще Ленинид хорошо усвоил истину: скандал – двигатель популярности. Теперь имя папеньки не сходит со страниц прессы, он ухитряется каждый день давать журналистам повод хвататься за перо. Согласитесь, это искусство, овладеть им дано не каждому. Вот писательница Арина Виолова никак не научится подобному трюку, за что нещадно ругаема Федором, начальником пиар-отдела издательства «Марко». Ленинид же мастер в данном виде спорта, он и простой поход в магазин за продуктами способен превратить в шоу. Отчего папашка, имея жену, сам носится за харчами? Да нет у него больше супруги! Наша бывшая соседка Наташка, некогда обратившая внимание на только-только «откинувшегося» с зоны рукастого мужика, способного вмиг сделать шкаф в коридоре, потеряла право называться официальной супругой.

Развод Ленинид тоже превратил в спектакль. Только ленивый журналист не описал процедуру, во время которой бывший муж рыдал крокодиловыми слезами, рассказывая о своей поруганной любви. А после процесса пронырливый папашка приобрел статус «свободного секс-символа» – именно так называют актера Тараканова в желтой прессе. Мне остается лишь недоумевать, отчего роль красавца-соблазнителя отведена не слишком привлекательному мужчине среднего возраста. Есть еще одна загадка: ну по какой причине одно упоминание фамилии папеньки в титрах «делает кассу»? Что такого находят в нем зрительницы? Почему восторженно визжат, увидев на экране простецкую физиономию с наглым взором?

– Знакомься, доча, – радостно блестя глазами, продолжил орать папенька.

– С кем? – уточнила я.

– Это Нинок, – продолжил Ленинид и выдернул из-за своей спины симпатичную девушку лет двадцати по виду.

Длинные, прямые светло-русые волосы спускались на плечи гостьи, нежную кожу личика густо покрывали веснушки, чуть раскосые голубые глаза были окружены густыми ресницами, пухлые губки приветливо улыбались. Незнакомка не была красавицей, но выглядела симпатичной, милой, и она не казалась испуганной или сконфуженной. Одна беда – у девушки была совершенно бесформенная фигура: никакого намека на плавные изгибы, подушкообразная грудь перетекала в объемистый живот. Если уж совсем честно, то Нинок походила на пинг-понговый шарик, у которого по недоразумению выросли тоненькие-тоненькие ручки-ножки и большая голова.

– Мы с Нинком на днях идем в ЗАГС, – затараторил Ленинид и начал втаскивать в прихожую здоровенные баулы, перетянутые кожаными ремнями. – Ты, доча, купи себе приличную одежду, а то замарашкой кажешься.

– По-моему, и так вполне достойно выгляжу, – пожала я плечами. – С какой стати ты озаботился моим внешним видом?

Папашка с явным усилием втолкнул в переднюю очередной здоровенный кофр и недовольно заявил:

– В ЗАГС нагрянет куча народа, стыда не оберусь. Я – известный актер, богатый, уважаемый человек, а дочь… Мало того, что она кропает низкосортные дюдики, так еще и смотрится оборванкой.

На секунду я онемела. Напомнить вконец обнаглевшему папашке, что первую роль он получил – абсолютно случайно, так сказать! – в моем сериале? Если бы не, как выразился Ленинид, «низкосортные дюдики», сколачивать ему шкафы и буфеты до гробовой доски! Пока я давилась невысказанным негодованием, папашка докончил выступление:

– Сделай одолжение, подбери платье. Белое!

– Розовое, – пискнула Нинок, – белое одену я. Подружкам положено цветное.

– Умница! – пришел в восторг папашка. – Действительно! Вилка, немедленно беги за вечерним нарядом цвета юной зари.

Я заморгала. «Вечерний наряд цвета юной зари» – это явно цитата из очередной роли. И тут до меня, как до жирафа, начал доходить смысл сказанного.

– Минуточку! А зачем вы собираетесь идти в ЗАГС, да еще в белом платье и в компании подружек?

Нинок захихикала, а папенька начал издавать звуки, которые могли бы получиться у лошади, пожелай она похрюкать. Представляете кобылу, которая издает вопли довольного поросенка? Тогда вам понятно, на кого походил сейчас Ленинид.

– Дура же ты, Вилка, – наконец сумел произнести папашка. – Свадьба у нас!

– У кого? – тупо спросила я, оглядывая его спутницу.

– У кота с барбосом! – рявкнул Ленинид. – Проснись, доча! Папа женится! Где радость? Чего надулась?

– На ком? – продолжила я расспросы.

– Ох и тяжело с тобой… – покачал головой папашка. – Вроде молодая, а мозг уже того, погиб… Ладно, объясняю с самого начала. Доча, это Ниночка. Моя жена. Будущая.

– И давно вы знакомы? – не успокаивалась я.

– Уж не один месяц, – сообщила Ниночка и зарделась.

– Значит, бегом платье заказывать! – потер руки Ленинид. – Мы только что заявление подали, в ближайшее время под венец.

– Раньше людям полагался месяц на помолвку… – растерянно пробормотала я, тщетно пытаясь изобразить на своем лице бурную радость.

– И сейчас так, – закивал Ленинид.

– Тогда зачем торопиться? За тридцать дней успею продумать костюм подружки.

– Ты не поняла? – насупился папашка. – Свадьба-то уже на носу.

– Быстро хорошо лишь блох ловить, – ляпнула я.

– Ребеночек должен родиться в законном браке, – тихо-тихо сказала Ниночка и опустила наивно большие глаза в пол.

– Она беременная! – ахнула я.

– Разве не видно? – изумился папенька. – Вон живот какой!

– А я думала… – начала я и осеклась.

Ниночка подняла взор.

– Посчитали меня уродской толстухой? Ну, спасибо!

– Нет, конечно, – принялась я исправлять свою ошибку, – просто… решила… предположила… посчитала…

– Что у меня водянка? – склонила набок голову Ниночка.

– Право… нет… э… что вы… э… слегка… нездоровы… и…

– Что у меня слоновья болезнь? – с отчаянием в голосе поинтересовалась Ниночка.

– Нет! – рявкнула я. – Не могла и заподозрить, что Ленинид надумает обзавестись ребенком, потому как… э… э…

– Страдает импотенцией? – предположила Ниночка.

Я тяжело вздохнула. Похоже, с новой маменькой мне будет трудно найти общий язык.

– Мы так и будем стоять в дверях? – нежно пропела Ниночка. – Я очень устала и хочу пить.

И тут – в который уж раз за сегодняшний день! – ожил звонок.

– Дзынь, дзынь…

Я радостно рванулась к двери. Слава богу, кто-то пришел! Главное сейчас – разбавить нашу родственную группу посторонними людьми, может, тогда не случится громкого скандала, который уже готов взорваться, словно бутылка с водой, куда хулиганистые дети запихнули карбид.

– Здравствуйте, здравствуйте, – щебетала я, распахивая створку, – очень рада…

На крыльце оказалось пусто. Я удивилась: а где люди? И почему звонок безостановочно тренькает? Как такое может быть? Я же великолепно вижу, что никто не нажимает на пупочку…

– Ты уверен, что ей можно разрешить жить без постоянного присмотра? – с легкой тревогой спросила Ниночка.

– Она не опасная, – ответил папенька, – заклинивает ее иногда, это уж есть, писатели они ваще все с левой резьбой. Эй, Вилка, ты почему телефон не берешь?

Я оторвалась от созерцания пустых ступенек.

– Телефон?

– Ну да, – кивнул папенька. – Ишь разрывается!

– Телефон! – осенило меня. – Это не дверь!

– В принципе, правильно, – с явной жалостью в голосе закивала будущая мачеха. – Нельзя не согласиться с данным высказыванием: телефон – это не дверь. Аппарат с кнопочками и трубкой предназначен для разговора людей, находящихся на значительном удалении друг от друга. Боюсь сейчас поразить вас шокирующей информацией, но с его помощью легко пообщаться даже с человеком, который живет в Америке…

Я схватила трубку, лежащую на комоде.

– Алло.

В ухо полетели рыдания:

– Она… он… вернулся… Роберто… папа… мама…

– Милка! Это ты?

– Я, – неожиданно четко ответила подруга.

– Что случилось?

– Он вернулся.

– Кто?

– Роберто-о-о… – закричала подруга. – Стоит на пороге… с топором, всех убивает, стреляет… А-а-а-а!

Крик захлебнулся, из трубки тревожно заныли гудки. Я схватила ключи от джипа и ринулась к навесу, под которым стояла машина.