– Кто это? – пролепетала я, чувствуя, что волосы на затылке начинают медленно шевелиться. – Кто?
– Я, любовь моя, я, или ты не узнала?
– Кто?
– Богдан, – ответил невидимый собеседник и отсоединился. Трясущейся рукой я положила трубку и уставилась в прозрачное окошко на аппарате, там горели цифры 764-89-35. Не зная, как поступить я пошарила глазами по комнате и наткнулась на Егора Правдина, врача из клиники Богдана.
– Егорушка, можно тебя на минутку?
– Бегу со всех ног, – улыбнулся Егор и плюхнулся на диван.
Его сто двадцать килограммов мигом провалились в подушки, мои сорок восемь покатились к ним. Уцепившись за подлокотник, я поинтересовалась:
– Ты помнишь номер мобильного Богдана?
– Конечно, сколько раз звонил.
– Можешь назвать?
– Пожалуйста, – не удивился собеседник, – 764-89-35.
Я чуть не упала на шикарный ковер, устилавший гостиную.
– Как?!
– 764-89-35, – повторил Егор, – что тебя так удивило? Номер как номер.
– Не знаешь случайно, где мобильник?
– Чей, Богдана?
Я кивнула. Егор потер лопатообразной рукой затылок.
– Глупость, конечно, но Надя попросила, я решил с ней не спорить… В гроб положили, вместе с часами, сигаретами, очками и зажигалкой. Естественно, я понимаю идиотизм этого поступка, но Надежда приказала, вот я и не захотел ей травму наносить, в конце концов не такая уж это великая ценность.
Я тупо смотрела на бутылку с коньяком, стоявшую на столике.
– Налить? – неправильно истолковал мой взгляд Правдин.
– Да, пожалуй.
Егор наплескал в фужер коричневую жидкость, я глотнула и почувствовала, как в желудок рванулся горячий ручеек.
Минут через десять, успокоившись, я взяла трубку и вышла в ванную. Закрыла дверь на щеколду, села на биде и набрала номер 764-89-35.
– Абонент отключен или временно недоступен, – ответил приятный женский голос.
Я уставилась на трубку. А ты чего хотела? Чего ждала от этого звонка? Думала услышать голос Богдана? Интересно, что за идиот шутит подобным образом? Хорошо, что телефон не схватила Надя, так и инфаркт заработать недолго…
Вечером, дома, я легла на диван и взяла газету. В соседней комнате бурно выясняли отношения Лиза и Кирюшка.
– Тебе больше досталось, – ныла девочка.
– Нет, поровну, – отозвался Кирюшка.
– Как же, гляди, на твоей тарелке шесть, а у меня пять.
– Я мужчина, – заявил Кирюшка.
– Ха, – выкрикнула Лиза.
Послышались сочные шлепки, потом грохот, визг… Я отложила «Собеседник» и заглянула в гостиную. Там вовсю шли военные действия.
– Эй, эй, прекратите немедленно, из-за чего драка?
– Вот, – завопила Лизавета, – посмотри. Кате больной подарил коробочку конфет «Моцарт», жутко дорогие. Она велела нам их съесть.
– Так прямо и велела! – ухмыльнулась я.
– Ну предложила, – сбавила тон Лиза, – а в упаковке одиннадцать штук! Как поступить? Между прочим, Кирюшенька, если бы я делила шоколадку, то, естественно взяла бы себе пять, а не шесть бомбошек.
– Так чего злиться? – заржал мальчик. – Ты и получила пять, все, как хотела!
– Приличный, хорошо воспитанный человек возьмет себе меньше, – заявила Лиза.
– Вот и подай мне пример, – ответил Кирюшка.
– Кирилл, – строго заявила я, – мужчина обязан уступать женщине.
– Фиг вам, – мигом отозвался подросток, – между прочим, Лизка меня почти на год старше, значит, она взрослая, а я ребенок. Вот пусть она мне и уступает!
Те, у кого дома имеются дети-погодки, въехавшие в пубертатный возраст, хорошо меня поймут. Встать на чью-нибудь сторону опасно для здоровья, потому я предложила компромиссный вариант.
– Давайте одну конфету мне, у вас останется десять, очень удобно.
– Но я вовсе не собирался тебя угощать, – заявил Кирюшка.
– Лучше мы лишнюю конфету пополам разделим, – добавила Лиза.
– Фигушки!
– Жадина!
– Жиртрестина.
Слушая, как они ругаются, я побрела к себе в комнату. Да уж, воспитатель из меня никакой, и детям сей факт великолепно известен.
В нашей семье очень много народа. Моя лучшая подруга Катя, ее сыновья, Сережка и Кирюшка, жена Сергея Юлечка, потом я, Евлампия Романова и Лизавета Разумова. Каким образом мы оказались все в одной, правда огромной квартире, отдельная история. Я не буду ее здесь пересказывать[1]. Вместе с нами проживает и большое количество животных: мопсы Муля и Ада, стаффордширская терьериха Рейчел, «дворянин» Рамик, кошки Клаус, Семирамида и Пингва. Странная кличка последней объясняется просто. Мы с Лизаветой купили этого котенка на Птичке. Животное имело бело-черный окрас, и Лиза радостно нарекла киску Пингвином. Через некоторое время выяснилось, что это не кот, а кошка, вот и пришлось звать ее Пингвой. Кроме того, у нас есть жаба Гертруда и несколько хомяков.
Поэтому, сами понимаете, тишины и покоя в нашем доме не дождаться. К тому же Катюша – хирург, дома ее никогда нет. Юлечка работает в ежедневной газете, а Сережа трудится в рекламном агентстве. Долгое время обеды варила я, но сейчас у меня есть дело по душе, и корабль домашнего хозяйства медленно, но верно идет ко дну.
Решив не обращать внимания на вопли, которые носились под потолком квартиры, я вновь развернула «Собеседник» и попыталась увлечься чтением. Не тут-то было. «Дзинь-дзинь», – ожил дверной замок. Ну вот, прибежала Юля, сейчас закричит:
– Безобразие, опять нет хлеба!
По коридору зашлепали тапки, послышался высокий голосок:
– Безобразие, опять нет хлеба!
Я уткнулась в газету. «Дзинь». Это Сережка, который скорей всего начнет возмущаться, увидев на столе пельмени.
– Отвратительно, – донеслось из кухни, – пельмени «Дарья». Сегодня явилась рекламодательница, весьма милая и представилась: «Дарья». Вы не поверите, меня всего скрючило и переколбасило. Мяса хочу, котлет!
– Могу пожарить «Богатырские», – бодро откликнулась Лиза.
– О, увольте! Хочу домашних.
– Хотеть не вредно, – заявил Кирюшка и понесся опять ко входной двери. Насколько я понимаю, пришла Катя. Но в прихожей стояла тишина, потом Кирюшка всунул голову в спальню.
– Слышь, Лампа, выгляни.
Возле вешалки стоял Ваня Комолов.
– Лампа, спаси!
– Что случилось?
– Самолет через три часа!
– Улетаешь? – ласково спросила я. – Куда?
– В Германию, с оркестром, – сообщил Ванька, прижимая к груди футляр со скрипкой.
– Счастливой дороги, – вежливо пожелала я, не понимая, в чем дело.
– Лампа, – затарахтел Ванька, – пошли. Я договорился с Королевыми, но сегодня Петька ногу сломал, где их теперь оставить?
Я вздохнула. Понятно. Ванюшке надо пристроить на время гастролей собачку или кошку, впрочем, домашних животных скорей всего двое… Все наши знакомые тащат нам на передержку своих любимцев.
– Ладно, неси, кто у тебя?
– Люся и Капа, – сообщил Комолов, – ща приведу, в машине сидят. Ну спасибо, удружила, а то прямо хоть в петлю лезь!
Он умчался вниз. Я села на стул в коридоре. Скорей всего кошки, Люся и Капа, тихие, милые создания, забьются в диван и баиньки. Всех дел-то – покормить их утром и вечером. Дверь распахнулась. Ванька, отдуваясь, втащил чемодан.
– Вот, Капа!
– Где? – изумилась я. – В кофре?
– Ну ты даешь, – хохотнул Ванька, посторонился и велел: – Входи, входи, не стесняйся.
В прихожую вдвинулась девушка, очень худенькая, с ярко-мелированной головой и в обтягивающих джинсах.
– Очень приятно, – растерянно сказала я, пожала протянутую мне хрупкую, неожиданно морщинистую для молодой девицы ладошку, вгляделась внимательно в лицо Капы и чуть не скончалась.
Из-под разноцветных кудряшек выглядывало личико семидесятилетней дамы.
– Люся кто? – ляпнула я. – Полковник в отставке?
Ванька укоризненно посмотрел на меня:
– У тебя офигительное чувство юмора! Люся вот!
Быстрым движением Комолов потянул стальной сверкающий поводок, на лестничной клетке раздалось шуршание, потом цокот, затем в проеме двери появилось нечто, больше всего похожее на гигантскую ящерицу. Огромное, серо-зеленое, с крохотными глазками и гребнем на спине. Маленькие лапы спокойно несли мясистое туловище, подбородок монстра дрожал, ноздри странно подергивались. Животное казалось бесконечным, оно входило и входило. Вслед за туловищем тянулся хвост.
