– Выслушай меня, – процедил он, – внимательно. Девчонке никто не собирается делать плохо. Убивать, отрезать пальцы и уши, насиловать… Уволь, я не любитель подобных мероприятий…

– Как тебя зовут? – поинтересовалась я.

Мужик секундно глянул на меня немигающим взором и сообщил:

– Монте-Кристо.

Я глубоко вздохнула. Было глупо думать, что он представится, как жених в загсе. Хотя небось у мерзавца кипа фальшивых документов, удостоверяющих личность.

– Что ты хочешь от меня?

– Полмиллиона, – спокойно отозвался Монте-Кристо.

– Чего? – спросила я.

– Да уж не пробок от пивных бутылок, долларов, естественно!

Я попыталась сохранить спокойствие и делано рассмеялась.

– Уважаемый Монте-Кристо, насколько я понимаю, вы промышляете киднепингом, не стану осуждать сей способ зарабатывания денег, хотя любой бизнес должен приносить доход, иначе зачем им заниматься? Но в данном случае вы сработали зря. Конечно, отец Кристины – бизнесмен, издатель, владелец газеты, но полмиллиона долларов у него нет. Что же касается меня, то…

– Кончай мочалку жевать, – заявил Монте-Кристо, – мы все про вас знаем, даже то, из какой тарелки твой муженек любит суп хлебать…

– Из какой? – изумилась я.

– Из белой с синими полосками и золотым ободком, – выплюнул Монте-Кристо мне в лицо, – поэтому отдавай деньги, получай девку – и все, кончай базар…

– Какие деньги!!!

– Те, что взяла у Лены Федуловой.

– Кто, я?

– Ты, ты. Полмиллиона гринов, которые Ленка хранила, испарились, как сон.

– Но почему ты решил, что доллары взяла я?

– Больше некому, – рявкнул парень, – имей в виду, лучше не шути с нами. Отдай, и разбежались. Знаю, что у тебя просто в зобу дыханье сперло, когда пачки увидела. По-человечески я это очень хорошо понимаю, ну не удержалась, с кем не бывает… Никто тебя наказывать не собирается, просто верни бабки, и делу конец.

– Я ничего не брала!

– Ой ли!

– Клянусь жизнью!!!

Монте-Кристо хлопнул рукой по рулю, «жигуль» резко гуднул. В рядом стоящей иномарке вновь вспыхнул свет и приоткрылась дверца. Стали видны бледное личико Кристи и рука, сжимавшая чудовищно большой пистолет, приставленный к виску девочки. Жуткие видения тут же исчезли, потом в иномарке вновь воцарилась темнота.

– Так чьей жизнью ты клянешься, – спросил Монте-Кристо, – ее?

У меня наступил полный паралич, я почти онемела, вместо членораздельной речи выдавила из себя какое-то мычание.

– Значит, слушай, – удовлетворенно заявил негодяй. – Мы все знаем. Ленка хранила деньги, полмиллиона в баксах, не свои. Ей их просто вручили для дальнейшей передачи. Ты сперла всю сумму.

Я только качала головой и пыталась сказать:

– Нет-нет.

– Да, моя дорогая, – ласково шелестел Монте-Кристо. – Говорю же, мы все знаем, тебя видели с долларами, перестань корчить дурочку.

Я почувствовала, что сейчас упаду в обморок. В машине стоял тяжелый запах дорогого сигарного табака, от Монте-Кристо несло ароматом какого-то мужского парфюма, да еще на зеркальце болталась «елочка», источавшая неимоверное зловоние, суррогат запаха зреющих кокосов.

– Слушай внимательно, – продолжал Монте-Кристо, – даем тебе сроку десять дней. Вот и думай, что лучше, отдать нам денежки или…

– Или что… – прохрипела я, чувствуя, как к голове подбирается боль, – или что…

– Молодец, – одобрил Монте-Кристо, – всегда следует представлять последствия своих поступков. Ежели ты решишь, что денежки лучше не отдавать, тогда…

Словно актер МХАТа, он выдержал паузу. В наступившей тишине было слышно, как из моей груди вырывается прерывистое дыхание.

– Тогда, дорогая, – спокойно закончил мерзавец, – ты выбрала всем судьбу. Кристину оставим в живых, отправим на Ближний Восток, в публичный дом. Хотя, по мне, лучше умереть, чем обслуживать потных извращенцев, Тамару придется убить, впрочем, Олега и Семена тоже. Делается это просто, раз – и нет. У нас имеется чудесный снайпер, прошел Чечню. Полный отморозок, но попадает в десятикопеечную монету. Кто там у тебя еще есть? Собака? Кошка? Вот живи потом и радуйся. Сама умолять станешь денежки взять. Поняла, дорогуша?

– Не брала я ничего, – заплакала я, – честное слово, ну поверь, ошибка вышла.

Монте-Кристо поморщился:

– Давай без фальши… Актриса из тебя фиговая. Еще скажи спасибо, что мы приличные люди, даем десять дней на раскачку. Другие бы и разговаривать не стали, пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, никакая Петровка не поможет. Все это ерунда насчет круглосуточной охраны… Тебя, да вообще всех, как тараканов, передавить можно, усекла?

Я тупо кивнула, ощущая, как голову начинает стягивать тугой обруч.

– Молодец, – одобрил Монте-Кристо, – значит, ровно через десять дней, в праздник, стоишь тут, возле памятника, с денежками…

– В какой праздник? – невольно удивилась я.

Монте-Кристо широко улыбнулся:

– Десятого ноября День милиции, радостный момент для всех ментов, небось у вас дома стол накроют, ну там водочка, шампанское… Ежели в одиннадцать тридцать вечера деньги не окажутся у меня в руках, то…

– Что? – шепнула я. – Что?

– Ничего, – пожал плечами негодяй. – Тебя не тронем, муки совести хуже телесных страданий.

Проговорив последнюю фразу, он вытащил мобильный и бросил в трубку:

– Вперед.

Иномарка, стоявшая рядом, мигом заурчала мотором и исчезла за поворотом. Монте-Кристо нажал кнопочку на передней панели, раздался резкий щелчок.

– Ступай себе, – велел мерзавец. – Но имей в виду! За тобой следят, стукнешь муженьку – прирежем беременную, убежишь за границу с денежками – пристрелим девчонку.

– У меня нет денег, – тихо повторила я, наваливаясь всем телом на дверцу, – понимаю, что ты не веришь, но их нет! Монте-Кристо хрюкнул:

– Я вовсе не настаиваю на том, чтобы ты вернула именно те купюры, что сперла. Продай что-нибудь и принеси полмиллиона!

– Даже если я останусь голой и босой на улице, не наскребу этой суммы!

– Ладно, – слегка повысил безукоризненно ровный тон мерзавец, – ты мне надоела. Счетчик включен, срок пошел, десятого ноября в 23.30, толковать больше не о чем!

В ту же секунду он со всей силы толкнул меня. Дверца неожиданно распахнулась, я вывалилась наружу, прямо на грязную, покрытую октябрьской слякотью дорогу, стукнувшись спиной о бордюрный камень, а головой о железный заборчик.

«Жигули», взвизгнув колесами, резко стартовали и встроились в поток машин, который, несмотря на поздний час, несся по Ленинградскому проспекту. Комья грязи полетели в мою сторону. Я сидела в луже, заляпанная жирной, черной жижей. Потом кое-как поднялась на ноги, добрела до будки «Русские блины» и, плюхнувшись на красный пластмассовый стульчик возле круглого столика, попыталась привести мысли в порядок. Мужчина, который с аппетитом ел горячий блинчик, покосился на меня, потом встал и, бросив недоеденный блин в помойку, быстрым шагом ушел. Из палатки высунулась девчонка в красном фартуке и такой же косынке.

– Иди отсюда, – злобно сказала она, – всех покупателей распугаешь, бомжа чертова!

Я покорно встала, дошла до памятника и присела на гранитный цоколь в основании монумента. Чуть поодаль, на подстеленной картонке, спала баба в отвратительно воняющем пуховике. Из прорех куртки в разные стороны торчали клочки то ли синтепона, то ли ваты. Честно говоря, я выглядела не лучше.

Неожиданно пошел мелкий противный дождь. Я вытащила из кармана упаковку бумажных носовых платков и принялась вытирать лицо и руки. По мере того, как кусочки бумаги делались черными, в мыслях светлело.

Меня воспитывали в так называемой неблагополучной семье. Папенька, желая купить очередную бутылку, спер кошелек и попал на зону. Честно говоря, после того, как его посадили, нам с Раисой стало только лучше, потому что папулька нажирался каждый день, как… Впрочем, достойного сравнения я подобрать не могу. Ни один из представителей животного мира не способен был нажраться до такой степени, как мой папахен. Раиса, слава богу, употребляла только два раза в месяц, зато ее никогда не было дома, мачеха постоянно работала, стараясь добыть денег…