Илья Деревянко
Технология зла
Все имена, фамилии, прозвища действующих лиц, равно как и названия улиц, станций метро, населенных пунктов, увеселительных заведений, фирм и т. д. – вымышлены. Любые совпадения случайны.
1
Майор ФСБ Корсаков Дмитрий Олегович,
28 лет, русский, беспартийный, неженатый
Очнувшись после вязкого, не запомнившегося кошмара, я болезненно охнул, бережно ощупал гудящую, как трансформаторная будка, голову и тяжело уселся на постели, обводя комнату заплывшими, налитыми кровью глазами. Предметы вокруг казались знакомыми. Более-менее очухавшись, я понял, что нахожусь у себя дома, и вздохнул с облегчением. (Могло оказаться хуже.) И, тем не менее, надо же было так надраться!!! А, главное, где?! С кем?! Я поднапряг память. Бесполезно! Какие-то смутные, расплывчатые образины. Н-да уж, «весело»!!! Сделав над собой героическое усилие, я поднялся на ватные ноги, прошел в ванную, почистил зубы, принял контрастный душ, вволю напился кваса из холодильника, вернулся обратно в комнату, уселся в кресло у окна и закурил сигарету. Мозги наконец прояснились, и я с натугой припомнил вчерашние события. После службы я случайно встретил капитана Васильева, которому в прошлом году спас жизнь. Тот пригласил меня в бар: «По рюмочке, Дима! Чисто символически!» – и… пошло-поехало!
Тост за одно, за другое, за третье… Потом, исчерпав темы, пили уже просто так, под хрестоматийное «Ну, вздрогнули». Причем мешали без разбору водку, вино, текилу… В итоге к половине двенадцатого ночи мы «довздрагивались» до полного изумления, и я лишь чудом сохранил остатки здравого смысла. А посему наотрез отказался воспользоваться услугами двух сомнительных девиц, давно ошивавшихся около стойки (подпоят клофелином чего доброго!) и, невзирая на уговоры Николая, отправился домой общественным транспортом. Благо ехать было не очень далеко. Вконец раскисшего Васильева я силком запихнул в такси, не забыв предупредить шофера, что записал его номер. Ну, слава Богу! Вспомнил, хоть и взмок при этом от напряжения.
Самочувствие вместе с тем оставалось паршивым. Ослабевшее тело напоминало громадный студень. Голова по-прежнему гудела, в горле першило. Внезапно я мелко закашлялся, с отвращением скомкал в пепельнице недокуренную сигарету и, кое-как отдышавшись, высунулся по пояс в открытое окно. Во дворе, ввиду раннего часа, было пустынно. Тишина, сочная зелень деревьев, мирно воркующие голуби, лениво взирающий на них толстый кот… Порыв прохладного ветра приятно освежил горящее лицо. Подышав полной грудью минут десять, я почувствовал себя гораздо лучше, сходил на кухню, приготовил крепкий чай без сахара, с удовольствием выпил две кружки подряд, решительно отогнал предательскую мыслишку «опохмелиться», в следующий момент, длинно, требовательно зазвонил телефон…
* * *
С полковником Рябовым мы встретились не в Конторе, а на одной из центральных площадей города. В машине вместе с ним сидели судмедэксперт Ильин и какой-то широкоплечий лейтенант за рулем.
– Хорош! – поморщился начальник отдела, глянув на мою опухшую физиономию. Я приготовился к суровому разносу (Владимир Анатольевич не любил пьяниц), но ничего не произошло. В настоящий момент шефа занимали вопросы куда более существенные.
– Сегодня ночью на даче поголовно вырезана семья Олега Жукова, – указав мне на свободное место в салоне, сообщил он. – Трупы обнаружил на рассвете тамошний участковый.
– Каким образом? – поинтересовался я.
– Не знаю, – мрачно ответил Рябов. – На месте уточним. Но, говорят, бедняга сразу грохнулся в обморок, а начальству докладывал, едва ворочая языком. Жуткое, похоже, зрелище!
Кирилл Альбертович Ильин буркнул нечто невразумительное, а водитель, не дожидаясь команды, прибавил газа, и черная бронированная «Волга» стремительно понеслась по улицам. Гаишники, видя спецномера, цепляться не пытались.
Дача заместителя Рябова майора Жукова находилась в поселке Холмистый, в двадцати километрах от Н-ска и представляла собой добротный деревянный дом из пяти комнат с мансардой. Редкое милицейское оцепление с трудом сдерживало толпу любопытных. В глубине чистенького, ухоженного сада понуро сидел на скамейке худощавый паренек с погонами младшего лейтенанта. Очевидно, тот самый участковый.
Завидев Рябова, он вскочил на ноги, указал рукой над дом, хотел что-то сказать, но вдруг согнулся в приступе безудержной рвоты.
– Оставайся здесь и приходи в чувство. После поговорим, – бросил ему полковник и первым толкнул незапертую дверь. В ноздри шибанул густой запах скотобойни. Все три трупа находились в ближайшей от входа комнате. А зрелище действительно было жуткое, если не сказать кошмарное! Раздетый догола, глава семьи, со вспоротым животом, обожженными гениталиями и страшно изуродованным лицом висел на стене, прибитый к ней за руки и за ноги рельсовыми костылями. Его жена, с отрезанными грудями, была нанизана на железную кочергу, как на вертел (от влагалища до горла), а восьмилетняя дочь в прямом смысле разодрана на части! Голова посреди комнаты, туловище рядом с отцом, руки в крайнем левом углу, ноги – в крайнем правом. Пол покрывал липкий слой крови. Под потолком жужжали жирные зеленые мухи. Даже меня, вдоволь навидавшегося всяких мерзостей, чуть не стошнило. Начальник отдела заметно побледнел, а водитель под благовидным предлогом поспешил обратно к машине. Один лишь пожилой судмедэксперт остался спокоен, как удав.
– Идите-ка, ребятки, подышите свежим воздухом, – натянув резиновые перчатки, предложил он. – Я тут разберусь немного в обстановке, а потом поделюсь с вами своими соображениями…
Не заставляя себя упрашивать, мы с полковником выскочили во двор, но просто так «дышать» не стали. Рябов занялся полубесчувственным участковым, а я отправился беседовать с местными жителями. Спустя три часа я, шеф и эксперт вновь сошлись на лавочке в саду. Тела к тому времени увезли в морг, а участкового полковник отправил домой, отлеживаться.
– Докладывай, Дима! – распорядился Рябов.
– Опрошено восемнадцать человек, то есть все обитатели окрестных домов, – устало сообщил я. – Из них никто ничего не видел, ничего не слышал. В том числе те, кто по каким-либо причинам не спал этой ночью. По единодушному заверению соседей, из дома Жуковых не доносилось ни звука. А узнали они о случившемся, когда мент… Пардон! Младший лейтенант Ершов заорал на рассвете как резаный. Люди прибежали на шум, а он в обмороке валяется. В доме же сами знаете! Каким лешим его туда занесло, до сих пор не пойму и…
– Участковому позвонили, – прервал меня полковник. – Около четырех утра. Надо думать, с мобильника. Стационарные телефоны есть только в доме Ершова и на почте. В тот час, разумеется, закрытой. Звонил незнакомый мужчина, сказал дословно следующее: «Прогуляйся в дом одиннадцать на улице Зеленая. Фээсбэшник Жуков серьезно заболел и нуждается в твоей помощи». Парень подумал: глупая шутка, но все-таки решил проверить. (Кстати, он не знал, что покойный Олег сотрудник ФСБ.) Долго стучал в дверь, затем непроизвольно нажал на ручку, а замок-то не заперт. Тогда Ершов по-настоящему встревожился, зашел внутрь, включил свет и увидел то, что видели мы. Голос звонившего он описывает как тихий, бледномодулированный и какой-то неживой. Исходя из вышеизложенного, считаю: семья Жуковых выбрана не случайно. Убийство явно демонстративное! То ли месть, то ли устрашение. Совершено достаточно профессионально. Недаром соседи ничего не слышали! И еще, убийцы (или убийца) очень хорошо подготовились, преследования не опасались и хотели, чтобы мы как можно скорее узнали о произошедшем. Отсюда столь наглый звонок участковому. Да, чуть не забыл! Звонивший назвал его по имени, Василием. Теперь ваши соображения, Кирилл Альбертович!
– Вы даже не представляете, насколько правы, говоря о профессионализме, – почесав небритую щеку, проворчал Ильин. – Нужны, конечно, лабораторные анализы, однако… судя по ряду типичных признаков… В общем, прежде чем растерзать, жертв привели в беспомощное состояние сильнодействующим психотропным препаратом растительного происхождения. Скорее всего, – тут Кирилл Альбертович выдал заумный латинский термин, – яд родом из Северной Африки, – пояснил он. – Используется колдунами одного из племен при принесении человеческих жертвоприношений. Обработанный такой отравой, человек все видит, слышит, чувствует, но не может ни шевельнуться, ни издать ни звука!