– Это музыкальная шкатулка, – рассказывала Марья Семеновна. – Музыкальные диски хранились в доме казака Онуфрия Янова, впоследствии расказаченного, и купца Прокофия Жвакина, впоследствии раскупеченного. Музыкальные ящики Янова и Жвакина были сломаны во время революции, и диски негде было прослушать. Дети делали из них мишени для луков, и большинство дисков погибло. Уцелел один, завалявшийся на чердаке и содержавший вальс «Амурские волны». Музыкальный ящик случайно был найден в хозяйстве трактирщика Прушкина, впоследствии растрактиренного. Его починил кустарь Зобов, впоследствии раскустаренный. Ящик долго хранился у комиссара Штейнмана, впоследствии комиссованного, а в 1937 году раскомиссаренного окончательно. Создатель нашего музея Борис Павлович Феклыгин, местный учитель, впоследствии разучившийся, обнаружил диск и совместил его с ящиком, потому что диск без ящика и ящик без диска не представляли никакого интереса. Сейчас вы услышите эту дивную музыку.

Она поставила диск на ящик, накрутила ручку, пружина стала раскручиваться, диск завращался, задевая прорезями за шипы, и хрипловатые колокольчики заиграли вальс «Амурские волны». Аша выглянула в окно. Воды Энки, а может, какие-то другие воды уже поднялись до окна провинциального музея. Вода проступала сквозь крашеные доски пола. По воде бежали мелкие амурские волны: амур означает любовь, и вода как бы слегка трепетала от любви к заполняемому ею городу.

– Благодарю за внимание, – сказала Марья Семеновна, поправляя очки. – Теперь мы продолжим нашу экскурсию по городу, надо только взять лодку.

Она быстро надула с помощью насоса небольшую резиновую лодку, открыла окно, причем вода хлынула в дом; директриса забралась в плавсредство и помогла разместиться там губернатору с Ашей.

– Внизу, под нами, вы видите улицу Семеновскую и дом купца Кузина, пожертвовавшего три тысячи на создание городской библиотеки, – говорила Марья Семеновна, деловито гребя, лавируя меж постепенно скрывавшимися домами и возвышавшимися над водой храмами. – Вот эта удивительная церковь Николая Угодника казалась мне в детстве очень высокой, как бы длинношеей, и я называла ее «балерина». А вот эта удивительная церковь Параскевы Пятницы казалась мне кругловатой и приземистой, и я называла ее «бабушка». У нас был очень хороший город. Приносим вам свои извинения за то, что вы знакомитесь с ним в ситуации временных неудобств.

Вода прибывала неудержимо. Лодка поднималась выше и выше. Скоро над водой торчали уже только кресты колоколен. Вдалеке виднелся скалистый обрывистый берег – здесь начинался юг, горы.

– Благодарю вас за посещение нашего города, – сказала Марья Семеновна, причалив к скале. – Наша экскурсия окончена. Всего доброго.

Губернатор и Аша вылезли на скалу и хотели помочь Марье Семеновне, но она решительно отказалась.

– Я не могу оставить музей, – сказала она. – Надеюсь, экскурсия вам понравилась. Там между гор есть тропинка, она вас вывезет к жилью. До свидания. Не забывайте наш город.

Она взялась за весла и отчалила куда-то по розово-серой гладкой воде.

3

В горах Кавказа жили вечно воевавшие гордые горные жители, и именно у них в последнее время находили приют немногочисленные правозащитники, бежавшие из Москвы и других городов. Естественно было бы предположить, что они переместятся к ЖДам, но правозащитники, в отличие от губернатора Бороздина или наивного сельского борца Вовы Сиротина, были ребята умные и знали, что ЖДам они не нужны абсолютно. В лучшем случае их поблагодарят и дадут грамоту. За рубежом они тоже больше никому не были нужны, а горцы их еще кормили – за то, что они делали горцам посильный пиар в глазах мирового сообщества.

Мировое сообщество, правду сказать, особенно не интересовалось горцами. Но они были частью исламского мира, с которым остальной мир до сих пор вяло воевал, и в этом качестве могли иногда послужить информационным поводом. У них был свой сайт «Горцы. Ру», полный кавказских легенд и шахидских баллад, где говорилось о том, как сладко взорвать себя. Баллады были богато проиллюстрированы. Все они походили на стихи из дембельских альбомов, и гурии изображались примерно так же.

Каждый день ровно в четыре часа пополудни полевой командир Саид, которого давно никто не ловил, потому что у русских не было на это сил, а остальным не было до него дела, выходил в эфир, публично молился Аллаху, а потом начинал рассказывать о том, как плохи неверные.

– Неверные не моют ног, а мы моем ноги пять раз в день, – говорил он веско. – Неверные носят вонючее нижнее белье, а мы не носим никакого нижнего белья. Неверные едят нечистую, грязную свиню, фу. А мы не едим свиню, мы прэзираем свиню. Свиня не моется ни разу в день, а мы моемся до пяти раз в день. Свиня – нечистое, неверное животное. Неверный – такая же свиня.. Неверного надо резать, как свиню.

После этого Саид непосредственно в кадре резал очередного неверного, творил благодарственную молитву и исчезал. Его место заступал правозащитник или правозащитница. Правозащитница рассказывала о борьбе гордого народа горцев за свою независимость. Борьба увенчалась полным успехом, потому что гордый горный народ был теперь на фиг никому не нужен и сидел в своих горах в полном одиночестве. Даже резать неверных становилось все трудней, потому что похищать их на улицах больших городов было рискованно, а добровольно ехать в горы неверные не хотели. Правда, действовал небольшой экскурсионный бизнес «Война в горах» – ознакомление с местной культурой, горловое пение, посещение развалин древнего монастыря, дегустация вина, похищение, выдача после выкупа (выкуп оговаривался заранее и входил в стоимость тура), но Саид часто не удерживался и резал заложника, а это серьезно ударяло по бизнесу.

С тех пор как в мире перестали сходить с ума из-за нефти, воинственный восток тихо превращался в историко-культурный заповедник, посещаемый специалистами и любителями старины. Периодические взрывы были неудачны, бомбы готовили кое-как, иногда оставался жив даже сам шахид, но книга его, написанная после неудавшегося теракта, уже не становилась бестселлером. Воевать в России горцам было неинтересно. ЖД надеялись на их союзничество и даже обещали принять их в ЖД, но горцы не торопились заслужить эту честь. ЖДов они терпеть не могли, а Россия была слишком большая, и потому они ограничились захватом предгорий и некоторой части Кубани. Именно этот район – по умолчанию до сих пор русский – предполагалось отдать ЖДам после официального замирения. ЖД, конечно, не хотели, но выбор у них был, правду сказать, небольшой. От страны отделилась Москва, она теперь жила своей жизнью, война иссякала сама собой, земля делала свое дело, медленно зарастая, заболачиваясь, скрывая следы исчерпавшей себя цивилизации.

В тот день, когда губернатор и Аша шли через горы в республику на берегу Каспия, чтобы там пересидеть осень и тихо родить, горским бизнесменам не удалось поймать заложника, и потому резали правозащитника. Среди горного пейзажа, на узкой тропе сидел полевой командир Саид и омывал себе ноги из специального кувшинчика. После обряда, сопровождаемого краткой проповедью о пользе мытья ног, он предоставил слово правозащитнице.

Это была пожилая правозащитница, немного знавшая нравы горных народов, а потому примерно понимавшая, что сейчас произойдет. Между тем она надеялась, что если будет говорить хорошо, то ее, может быть, не зарежут, а ограничатся, ну я не знаю, бараном. Баран ведь тоже не моет ног. Правозащитница уставилась в камеру и дрожащим голосом стала рассказывать о том, как она любит народы гордого Кавказа. Она рассказывала о том, как они боролись за свою свободу, как в качестве послов мира входили в зал «Норд-Оста» и в школу Беслана, как раздавали заложникам кока-колу и шоколад, а зал украшали поддельной взрывчаткой, как со слезами на глазах умоляли тогдашнего президента прекратить войну, а в промежутках между обращениями не забывали пять раз в день мыть ноги. Это послы мира, повторяла правозащитница, настоящие голуби мира…