– Наверное, вы получили большое удовольствие, участвуя во всем этом.

– То был пик моей карьеры, в особенности на начальной стадии. Я работал с чрезвычайно талантливыми людьми. – Потом он вздохнул и покачал головой. – Подумать только, что этого могло и не произойти.

Я подождала немного, рассчитывая, что он сам все объяснит, а потом не выдержала и спросила:

– Но я не слышала, чтобы у вас возникли какие-то проблемы…

– Ну, естественно. Мы старались все держать в секрете. Тем не менее пришлось поставить в известность полицию – странно, что вы об этом не знаете. Нам угрожали взрывом.

– Неужели?

– Да. Вероятно, к лучшему, что вы ничего не узнали. Один из наших спонсоров был категорически против огласки, и мы опасались, что он может выйти из игры. Нам пришлось вести с ним очень сложные переговоры, чтобы удержать. Тревога оказалась ложной, но спонсор – он являлся создателем большей части экспозиции – настоял на усовершенствовании системы безопасности.

– Ну, это никогда не бывает лишним.

– Да, но удовольствие стоит больших денег. В конечном счете он сам частично оплатил дополнительные расходы.

Очень любопытно, но вряд ли имеет отношение к моим поискам.

– Я провожу расследование, связанное с несколькими подростками, – сказала я. – Некоторые из них посетили ваш музей. Это единственное, что их связывает между собой, поэтому меня заинтересовали люди, которые работали на вашей выставке.

Директор заметно оживился.

– Звучит зловеще.

– Да. К сожалению, на данном этапе я больше ничего не могу вам рассказать.

– Очень жаль, поскольку я мог бы сузить круг подозреваемых. На выставке работали сотни людей.

– Насколько я понимаю, далеко не все являлись служащими музея.

– Лишь немногие. Мы нанимаем по контракту людей для уборки и обслуживания. А персонал, отвечающий за безопасность, набирает другая компания. Конечно, у нас есть собственные камеры, установлена система видеонаблюдения, включающая синий экран…

– Синий экран?

– Да. Я думал, все знают, что это такое. Он привлекал внимания не меньше, чем сама выставка. – Увидев мой растерянный взгляд, он спросил: – У вас есть дети?

– Трое.

– Хм-м-м. А я думал, что все дети Лос-Анджелеса побывали на нашей выставке.

– Отец приводил моих детей сюда на экскурсию, однако они ничего не говорили о синем экране.

Они с восторгом рассказывали о движущихся животных и рыцарях, но про синий экран разговоров не было.

– Идея состоит в том, чтобы система безопасности стала частью выставки и не отвлекала от изучения экспонатов. Зрелище получилось впечатляющим. У нас была видеосистема высокого качества, гораздо лучше, чем обычные камеры. И всех посетителей записывали, когда они входили на выставку. Там же установили флюороскоп, позволяющий видеть содержимое рюкзаков и сумок, но посетители сами управляли машинами и проверяли свои вещи.

Конечно, обученный персонал внимательно наблюдал за происходящим, но посетителям казалось, что они сами помогают осуществлять меры безопасности. Они становились участниками замечательного действа. Однако гвоздем всей программы был синий экран. Речь идет о спецэффектах, которые используются для того, чтобы человек оказался на заранее отснятом фоне. В нашем случае мы всячески поддерживали зрителей, желавших подурачиться перед камерами, а потом, когда очередь продвигалась вперед, они видели себя в самом неожиданном окружении. Например, в первобытных топях или в средневековом лесу, рядом с кабаном, выскакивающим из-за дерева. Всем это ужасно нравилось, а мы получали качественное изображение всех посетителей выставки, не становясь похожими на Большого Брата[37]. Превосходный замысел. Спонсорам пришлось серьезно потрудиться.

Мне все это показалось чрезмерным, но я не стала делиться с директором своим мнением.

– Значит, людей записывали. Естественно, они об этом знали.

– Да. На самом деле все это делалось для развлечения посетителей. Кроме того, они могли купить фрагменты с собственным изображением. Таким образом нам удалось вернуть существенную часть затрат.

– А на территории выставки находились другие сотрудники службы безопасности?

– Да, двое перемещались по экспозиции, и еще двое следили за показаниями камер слежения.

– А где хранятся записи?

– Не у нас. Выставка закрылась более двух лет назад. С тех пор многое изменилось. Однако о судьбе записей синего экрана мне неизвестно.

– А у кого они могут находиться, если их не уничтожили?

– У компании, отвечавшей за безопасность выставки. – После коротких колебаний он добавил: – Или у спонсора.

Спонсор. Не спонсор мистер такой-то и такой-то. Просто спонсор.

– А вам известно имя спонсора?

Он вновь немного помедлил, перед тем как ответить.

– Он не любит быть на виду.

«Круто», – подумала я, но вслух сказала:

– Не сомневаюсь, что он правильно вас поймет, если вы сообщите нам его имя, учитывая серьезность ситуации, которую мы расследуем.

– Я не смогу об этом судить до тех пор, пока не буду знать о сути «ситуации».

«Рука руку моет», – подумала я.

– Я могу лишь сказать, что речь идет о проявлениях педофилии, возможно связанных между собой.

Проще было бы сказать о серийной педофилии, но он все равно ахнул.

– Ну, тогда все достаточно серьезно.

– Так и есть. – Я протянула ему свой блокнот, открытый на чистой странице. Быть может, если ему не придется произносить имя вслух, он не будет считать, что кого-то предает. – Я буду вам весьма признательна, если вы напишете имя спонсора.

Он взял блокнот и ручку, которая была прикреплена сбоку. С торжественным видом нажал на кнопку и написал фамилию спонсора. Затем вставил ручку на место, закрыл блокнот и протянул мне.

Я не стала открывать блокнот, чтобы узнать, что он написал. Мне не хотелось демонстрировать свое удивление, если спонсор окажется знаменитостью.

– Мне также потребуется название компании, в которой вы нанимали охранников. И той, что производила уборку. – Я вновь протянула ему блокнот.

– Конечно, – кивнул он, делая быстрые записи. – Чем еще я могу вам помочь?

– Я буду вам благодарна, если вы покажете мне списки ваших людей, которые работали во время выставки.

Выражение его лица заметно изменилось. Казалось, он хотел сказать: все самое интересное закончилось. Чтобы узнать у него еще что-нибудь полезное, мне придется прийти в другой раз. Однако впервые за все время у меня появилась ниточка.

Уилбур Дюран. Знаменитый специалист по спецэффектам, выполнивший немало успешных работ в Голливуде, особенно в фильмах ужасов. Я занялась поиском информации о нем, что заставило меня отложить дополнительные беседы с семьями похищенных мальчиков, от которых мне не хотелось отрываться.

Но оторваться пришлось, поскольку выбора у меня не было: за пять дней до истечения двухмесячного срока нам сообщили об исчезновении двенадцатилетнего мальчика. Однако на сей раз похититель отошел от прежней схемы: ребенок оказался черным, хотя кожа у него была светлой. Все остальное совпадало; он был миловидным, и в последний раз его видели в компании старшего брата. Патрульный полицейский, принявший первый звонок, узнал, что между братьями вышла ссора, и сразу сообщил об этом мне. Перед уходом домой я переговорила с родителями. Довольно быстро удалось выяснить причину ссоры: биологическим отцом исчезнувшего ребенка был второй муж матери и отчим старшего сына, который ужасно к нему ревновал, превратив жизнь всей семьи в ад. По словам матери исчезнувшего мальчика, ее мать – его бабушка – видела ссорящихся ребят незадолго до исчезновения младшего.

Все сходилось – оставалась лишь небольшая проблема с цветом кожи.

Мать сразу же ужасно возмутилась, когда я по телефону сказала, что хочу поговорить с ее старшим сыном.

– Только не он, – сказала она мне. – Он такой хороший мальчик, в большей степени отец, чем брат нашему младшенькому. Да, у них возникают проблемы, но они любят друг друга, я знаю.